Имя Джулиана Ассанжа прогремело в мировой прессе ещё в середине 2000-х годов, а после 2010 года оно стало известным на весь мир, символом новой журналистики, сопротивления системе и попытки рассказать людям неприятную, болезненную и, порой, даже опасную правду о неформальной, теневой стороне мировой политики.

Он и его сайт «Wikileaks» навсегда вошли в анналы истории журналистики. Они сумели спровоцировать несколько международных дипломатических кризисов, вскрыть грязь и мерзость войн в Ираке и Афганистане, пролить свет на крупнейшую кампанию по слежке в истории, влезть в предвыборную кампанию США и оказаться на острие политических баталий в нескольких странах мира.

В конце концов, преследование сразу нескольких спецслужб ведущих мировых государств загнали зарвавшегося, дерзкого и слегка эксцентричного журналиста в подполье. В 2012 году, скрываясь от лондонской полиции, он нашёл убежище в посольстве Эквадора в Великобритании.

На протяжении долгих 7 лет Ассанж оставался узником посольства, которому постепенно обрубили большую часть связи с внешним миром: Интернет, друзья, родственники и даже домашнего кота грозились забрать. И вот Эквадор выдаёт уже ставшего легендарным основателя «Wikileaks». Событие вызвало смешанные чувства.

Вроде как всё произошло весьма неожиданно, но с другой стороны, все знали, что когда-нибудь это случится, особенно после смены власти в Эквадоре в прошлом году. Выдача Ассанжа британцам вызвала бурные обсуждения случившегося в самом Эквадоре и вызвала разногласия в правящей партии, вбив клин в отношениях действующего президента и бывшего главы государства.

Что же такого произошло, что вынудило Эквадор уступить и выдать Ассанжа, и как это связано с международной политикой? Давайте разбираться. Начать необходимо с обзора внутренней политической ситуации в Эквадоре.

На момент 2012 года при власти в этой латиноамериканской стране находился президент Рафаэль Корреа – убеждённый антиимпериалист, сторонник идей боливарианской революции и так называемого «социализма XXI века».

Выросший в небогатой городской семье отца-наркокурьера, которого арестовали, когда Рафаэлю было 3 года, будущий президент сформировался во время бурных 1990-х годов во время учебы в Университете  Иллинойса под влиянием всемирно известного экономиста Джозефа Стиглица.

Последняя фаза идеологической эволюции Корреа пришлась на конец 1990-х, когда в Эквадоре разгорелся острый экономический кризис, вынудивший тогдашнего президента Хорхе Хамиля Мауада отказаться от национальной валюты в пользу американского доллара и объявить дефолт. Это вызвало гнев коренного населения и профсоюзов, а также многих эквадорских экономистов, в числе которого был и будущий президента Рафаэль Корреа.

Когда Корреа вошёл в мир большой политики, он уже сформировался как сторонник социалистических идей, концепций единства Латинской Америки и противостояния с США, в которых видел врага, пытающегося захватить контроль над ресурсами его страны.

Именно проамериканская политика бывших президентов Хорхе Мауада, Густаво Нобоа и Лусио Гутьерреса поселили в нём эту уверенность. Кстати, позже, Корреа инициировал преследование всех троих по обвинениям в коррупции и отмывании денег. В 2014 году на 12 лет посадили Мауада. Нобоа сбежал в Доминикану, а Гутьерреса арестовали после попытки военного переворота в 2010 году.

Экс-президент Эквадора Рафаэль Корреа (слева) и действующий президент Ленин Морено.
ФОТО: Getty Images

Сам Корреа пришёл к власти на волне так называемой «Гражданской революции» 2007 года как представитель внесистемных сил, выступивший против надоедливого людям истеблишмента и неолиберальной модели развития государства, которую винили в проблемах бедности, социального расслоения общества и экспроприации земель коренного населения.

Как и в Венесуэле при Уго Чавесе, Корреа начал вкладывать кучу денег в развитие инфраструктуры, образования, медицины. Минусом правления Корреа стали его авторитарные замашки, из-за которых значительная часть социальных движений и профсоюзов, поддержавших его, оказались отстранены от принятия политических решений. Со временем, именно они станут выступать против правительства.

Тем не менее, экономика Эквадора во времена Рафаэля Корреа действительно оздоровилась, а благосостояние людей заметно улучшилось, при этом упал уровень бедности и социального неравенства. Более того, были расширены права коренного населения и усилено давление на транснациональные корпорации, что, собственно, и привело к конфликтам с Канадой и США.

В своей, преимущественно антиамериканской социалистической политике Рафаэль Корреа нашёл и единомышленников: президента Венесуэлы Николаса Мадуро и президента Боливии Эво Моралеса. Вместе, они мечтали свести к нулю влияние США на континенте.

И тут неожиданно подвернулся удобный случай громко о себе заявить и подразнить США – дать убежище их злейшему врагу, коим к 2012 году стал Джулиан Ассанж. Такое решение было принято скорее по политическим мотивам, чем в защиту прав человека и свободы слова. Ведь самого Корреа нередко обвиняли в сильном давлении на оппозицию и журналистов, и даже в похищении оппозиционера. Он принял решение приютить Ассанжа, видя в этом элемент своего противостояния с США.

А теперь прокрутим время немного вперёд. Май 2017 года. Президент Эквадора Рафаэль Корреа уходит с должности, уступая место новому главе государства, своему приятелю и давнему соратнику с весьма красноречивым именем. Речь идёт о прикованном к инвалидной коляске Ленине Морено, выходце из бедной амазонской семьи учителя, который был фанатом Владимира Ленина и Вольтера.

До своего избрания Морено был вице-президентом при Рафаэле Корреа. Именно последний вывел Ленина Морено в большую политику и научил всем прелестям политической жизни Эквадора. Неудивительно, что именно он стал приемником Рафаэля Корреа, выбранным для продолжения политики своего «ментора». Однако, как это часть бывает в жизни, всё произошло совершенно не так, как планировалось.

Ещё в 2014 году, когда начали падать цены на нефть, между Морено и Корреа начала просматриваться пропасть в отношениях и взглядах на будущее Эквадора. Рафаэль Корреа не считал, что ослабление экономики в результате падения цен на нефть, свидетельствует о провале его экономического курса. Он был убеждён, что в значительной степени кризис спровоцирован той самой долларизацией экономики, которую проводили его предшественники.

Со своей стороны, Ленин Морено всё больше отдалялся от своего учителя. В 2013 году его срок вице-президентства завершился, и на второй заход его уже не взяли. Тогда стало окончательно понятно, что Морено ушёл в свободное политическое плавание и будет баллотироваться в президенты.

С приходом к власти в 2017 году, Морено резко отошёл от партийного курса, развернув политику Эквадора на 180 градусов, дистанцировавшись от боливарианского интернационала. Вопреки мнению многих его соратников, радовавшихся поражению неолиберала и капиталиста Гильермо Лассо и победе «своего» кандидата, Морено не продолжил политику Рафаэля Корреа.

Самому экс-президенту пришлось покинуть ряды партии в начале 2018 года, затем против него началось уголовное расследование по обвинению в коррупции. Новую партию Корреа создать не разрешают до сих пор.

Лидеры стран блока ALBA. Слева направо: вице-президент Кубы Хосе Рамон Мачадо, президент Никарагуа Даниэль Ортега, президент Венесуэлы Уго Чавес, президент Боливии Эво Моралес и президент Гондураса Мануэль Зелая, 2009 год. ФОТО: ABN

Тем временем, новый президент Ленин Морено ускорил процесс демонтажа старой социалистической боливарианской системы, сформированной Рафаэлем Корреа. Он не поддержал своих традиционных союзников – Венесуэлу и Никарагуа – после начала кризиса в этих странах. Кроме того, Морено вывел страну из ALBA – организации, созданной Уго Чавесом и Фиделем Кастро, служившей идеологической платформой «социализма XXI века».

Затем президент Эквадора объявил о прекращении финансирования венесуэльского телеканала «Telesur», на который из казны ежегодно уходило около $ 2 млн. Эквадор заявил ещё и о намерении покинуть региональный блок UNASUR, из которого до этого вышли 6 латиноамериканских государств, в которых власть перешла к правым силам.

Наконец, Морено нарушил одно из, так сказать, «кредо» латиноамериканских социалистов, и сделал то, чего никто не делал 16 лет – взял кредит у МВФ в размере $ 4,2 млрд.

Все эти действия сопровождались критикой «папередников», в частности Рафаэля Корреа  и его экономической политики. В ответ, последний обвинил Морено в «предательстве» идеалов и ценностей партии, а также в том, что он «продался» Соединённым Штатам.

Несмотря на разногласия между Морено и Корреа по поводу экономики, до сих пор вопрос такого внезапного и резкого разворота политики нового «левого» президента вправо остаётся загадкой.

По некоторым данным, Морено был обижен, что его не взяли на второй срок вице-президентом, и это обыкновенная месть, которая завела страну в кризис и зависимость от внешних кредиторов. Другие считают, что Ленин Морено никогда не был искренним «социалистом» и приверженцем боливарианских идей. Третьи же прямо обвиняют Морено в том, что он просто договорился с США, которые перетащили его на свою сторону.

Собственно, тот же Рафаэль Корреа утверждает, что ему известно о тайных договорённостях между США и администрацией Морено, которых они достигли в 2018 году в ходе визита вице-президента США Майкла Пенса в Эквадор. Эти соглашения якобы включают в себя следующие пункты:

• Отказаться от поддержки Венесуэлы и Кубы;
• Оставить в покое дело «Chevron» (американскую компанию обвиняли в загрязнении нефтью земель коренных жителей Эквадора);
• Выдать Джулиана Ассанжа.

Дело Ассанжа стало кульминацией изменений во внешней политике Эквадора. Эти шаги окончательно порвали отношения Ленина Морено с его учителем и другом Рафаэлем Корреа. Что же получил Эквадор за выполнение всех трёх пунктов Пенса? Для того, чтобы это понять, нужно просто посмотреть, что происходило в переговорах США и Эквадора на протяжении последних полугода.

Ещё в прошлом году, когда Пенс приезжал в Эквадор, Штаты требовали от страны отказаться от кредитных денег Китая, который строит там огромную ГЭС, впустить американские нефтяные компании на рынок, закрыть глаза на не очень благовидную деятельность компаний в Амазонии и выдать Джулиана Ассанжа. Последний вопрос был особенно чувствителен для президента Морено. Изначально, он не собирался сдавать основателя «Wikileaks», осознавая политические последствия такого шага в восприятии населения.

Осенью 2018 года Эквадор приостановил переговоры с Китаем по нескольким инфраструктурным проектам. К концу 2018 года все проблемные дела относительно американских нефтяных компаний были закрыты или отложены с глаз долой. Однако выдавать Ассанжа официальный Кито всё-таки не пожелал, пытаясь договориться об альтернативном исходе, так, чтобы и собственное лицо сохранить.

Джулин Ассанж после своего ареста, апрель 2019.

В декабре 2018 года начались переговоры Эквадора с Россией о возможной передаче Ассанжа в Москву. Для этого ему даже выдали российское гражданство и приготовились забрать из посольства с дипломатическим иммунитетом на руках.

Неожиданно, в январе 2019 года ситуация меняется. Штаты отказались списывать долги Эквадору и повлиять на решение МВФ выдать стране кредит в размере $ 4,2 млрд. А в следующем месяце произошёл основной удар: анонимы выложили в сеть документы, обличающие коррупцию в высших эшелонах власти в Эквадоре, включая семью президента Ленина Морено.

В течение февраля-марта 2019 года рейтинг президента рухнул с 60% до 17%. Против него начали анти-коррупционное расследование, а парламент призвал лишить Морено иммунитета.

И вот тут происходит та самая смена политики: сперва, в начале марта правительство Морено обвиняет Ассанжа и его «Wikileaks» в обнародовании скандальных материалов, а затем и выдворяет из посольства самого журналиста, позволяя британской полиции арестовать его. Словно вишенка на торте, МВФ принимает решение выделить кредит Эквадору.

Были ли между США и Эквадором тайные договорённости? С высокой долей вероятности можно утверждать, что да. Разворот правительства Ленина Морено в сторону правого консерватизма и постепенное возвращение неолиберальной экономической политики это подтверждают. К тому же, Морено выполнил все требования Майкла Пенса, озвученные в 2018 году. Джулиан Ассанж стал в этих схемах просто разменной монетой.

Дело Ассанжа вызвало бурю негодования в Эквадоре. Вдобавок к проблемам из-за коррупционных скандалов, администрация Морено оказалась под шквалом критики со стороны населения и оппозиции. Именно после решения Эквадора выдать Ассанжа бывший президент Рафаэль Корреа назвал своего друга «самым большим предателем в латиноамериканской истории».

Политический кризис в Эквадоре вряд ли завершится положительно для Морено. Если его не вынудят подать в отставку, победить на новых выборах он уже не сможет. Более того, правящая партия, к которой он всё ещё принадлежит, расколота на два лагеря. Соратники Корреа мечтают вернуться во власть и прекратить политику сближения с США. А сторонники нынешнего президента стремительно скатываются вправо, постепенно теряя связь с идеологическими основами самой партии.

Таким образом, по иронии судьбы, даже когда он уже особой ценности не имел, да и руководство «Wikileaks» давно не осуществлял, Джулиан Ассанж всё равно умудрился стать причиной ещё одного мощного политического землетрясения, на этот раз в самом Эквадоре.

Оказавшись в эпицентре многослойного противостояния между Китаем и США, США и Венесуэлой, левыми и правыми в Латинской Америке, Корреа и Морено в Эквадоре, Ассанж с головой погрузился в этот мир «глобальной политики» и закулисных договорённостей.

Став его жертвой, он тем не менее утаскивает с собой на дно и тех, кто его сдал, оставляя Эквадор в состоянии кризиса элит и очередной фазы противостояния между «новыми социалистами» и правыми консерваторами.

Сообщение Любовь и ненависть: почему Эквадор сдал Джулиана Ассанжа? появились сначала на ХВИЛЯ.

Михаил Бабич, посол РФ в Беларуси поехал домой. 30 апреля Владимир Путин заменил его на своего давнего знакомого Дмитрия Мезенцева. Событие одновременно неожиданное и ожидаемое, поскольку официальный Минск активно работал по выдавливанию Бабича из страны.

Можно ли в таком случае говорить о победе Лукашенко? Лишь отчасти, поскольку, в Беларусь был направлен более опытный и гибкий политик, чья специализация напрямую связана с происходящими в Минске процессами.

8 месяцев Бабича

Михаил Бабич проработал в Беларуси менее 9 месяцев — это рекорд для российский дипломатии. При этом, стоит напомнить, что на момент назначения, в августе 2018 года, российские СМИ запустили тезис о том, что с новым послом будет «сворачиваться» независимость Беларуси. Дескать, вот он, генерал-губернатор Северо-Западного Края. Тему подхватила и часть украинских медиа.

Действительно, Михаил Бабич, который за свою недолгую работу в правительстве Чечни после второй войны получил прозвище «мясник», выделялся на фоне предшественников опытом работы и полномочиями специального представителя президента РФ по развитию торгово-экономического сотрудничества.

Назначение нового посла происходило на фоне очередного обострения белорусско-российских отношений. Официальный Минск постепенно ослаблял влияние Москвы в экономике, шли процессы и в идеологической сфере. При этом в Беларуси не отказывались от «интеграционной риторики», но достаточно жёстко реагировали на усиление про-российских организаций, в том числе с использованием силовых методов.

В стране были осуждены авторы «Регнум.ру», проходили суды над священниками РПЦ по, к слову, весьма «пикантным» статьям, начиная от сутенёрства, заканчивая сбытом фальшивых денег. Проходили кадровые чистки и в самой властной вертикали. По их эффективности можно было спорить долго, поскольку Лукашенко не желает менять авторитарный стиль правления, а это уменьшает возможности привлечения на госслужбу действительно эффективных и самостоятельных исполнителей. Тем не менее, процессы шли и их динамика настораживала Кремль.

В 2018 году началось давление, целью которого было вернуть ускользающие рычаги влияния на Беларусь, а, в идеале, получить новые. В таком свете назначение Бабича должно было обеспечить поддержку «на местах» политике РФ по усилению своего присутствия в белорусской экономике и политике.

Второй задачей стало определение причин провалов в создании мощных про-российских организаций и развернуть сеть менее масштабных инициатив, которые в нужный момент можно преобразовать в единое политическое движение.

Уже бывший посол РФ в Беларуси Михаил Бабич

Новый посол активно ездил по регионам страны, встречался с представителями местной власти, бизнесом, общественными активистами. Достаточно сказать, что на его счету 11 визитов в областные и крупные индустриальные центры. Для сравнения: за тот же период президент Беларуси А. Лукашенко посетил регионы 12 раз. Цифры сравнимые.

Активен Бабич был и во встречах с представителями властных элит и даже некоторыми активистами оппозиции, такими как движение «Говори правду«, лидеры которого не отрицали присутствие «денег из России» на своём старте, называя их, правда, «деньгами беларусов, которые вынуждены жить в РФ«. Это как, например, активность семьи Януковича сегодня в Украине назвать не российским влиянием, а активностью украинцев, вынужденно переехавших в Россию.

Такая активность, естественно, не нравилась официальному Минску и вызывала резкую реакцию. Достаточно сказать, что, например, спикер белорусского МИД несколько раз называл посла России «счетоводом«, а самому Бабичу советовали не путать подходы посла в независимом государстве с деятельностью «губернатора«.

Давление шло по нарастающей. Более того, активность Бабича на гуманитарном поле, возможно, стала одной из причин зачистки территории Беларуси от части граждан РФ. Люди, с видом на жительство, но имеющие административную судимость лишались права проживать в стране и высылались за её пределы.

Административка, чтобы вы понимали, это даже переход улицы на красный свет светофора. Забавно, но аналогичный приём в отношении пресс-секретаря оппозиционной партии ОГП закончился тем, что государство «дало задний ход». Точно так же «давало заднего» в отношении украинцев, которые решались обжаловать решение о депортации. А вот россияне, не замеченные в рядах демократической оппозиции, массово просились на выход. Доходило до трагедий — за несколько первых недель 2019 года было три суицида жертв такого преследования.

На этом фоне продолжались безрезультатные переговоры Путина и Лукашенко, периодически происходили новые выпады в отношении российской политики и посла РФ в Беларуси. Россию публично обвиняли в распространении фейков, в стране была принята концепция информационной безопасности, внимательное прочтение которой не оставляет сомнений о направленности государственной политики.

Кстати, весьма разумный документ, который был составлен с привлечением «внешних» экспертов, в том числе из симпатизирующих оппозиции аналитических центров. Увы, но например, в Украине Минстець аналогичный документ так и не выработал за всё время своего существования.

При этом на фоне всех выпадов и негативного отношения к Бабичу, официальный Минск не мог пойти на высылку российского посла. Беларусь, проводя политику «лозунги в обмен на деньги» не может себе позволить первой поднять ставки и начать дипломатический конфликт. Логика действий достаточно проста и апробирована: провоцировать Россию на определённые шаги и уже потом самим предпринимать «зеркальные» меры, говоря что Беларусь вынуждена лишь отвечать.

Таким образом за последние 15 лет были отправлены «в архив», как минимум с десяток интеграционных инициатив, включая валюту Союзного государства либо создание СП в стратегических отраслях белорусской экономики.

Аналогичного подхода стоило ожидать и в отношении Бабича, о чём, кстати, я говорил в недавнем видео. Беларусь начала планомерно «выдавливать» российского посла, делая его «нерукопожимаемым» в стране, персоной, контакты с которой могут быть опасны для чиновника.

С Бабичем регулярно вступали в перепалки представители МИД Беларуси, доходило до достаточно громких заявлений об ухудшении отношений между странами, виной которому был, естественно, посол РФ. Вот слова спикера белорусского внешнеполитического ведомства:

«Знаете, что имеет значение в данной ситуации? В течение долгого времени ряд внешних сил безуспешно пытались разрушить тесные и дружественные отношения двух братских народов. Так вот: то, что не удалось этим внешним силам на протяжении нескольких последних десятилетий, успешно и эффективно удаётся господину Бабичу буквально за несколько месяцев».

Апрельское обострение

Наступил апрель 2019 года и ситуация начала развиваться стремительно. На первый взгляд, не связанные между собой события стали общим фоном, который, возможно, подтолкнул Путина к таким кадровым решениям.

Сперва, в Беларуси назначаются внеочередные выборы парламента. Лукашенко посчитал, что до президентских выборов 2020 РФ не сможет создать мощное политическое движение, а вот развернуть структуры для участия в выборах в парламент может получиться.

Через несколько дней РФ заявляет о запрете продажи нефти и нефтепродуктов Украине. В это же время по нефтепроводу Дружба начинает поступать нефть, загрязнённая хлорорганикой. Конфликт приобретает новые оттенки и выходит на новый уровень, давая, среди прочего, дополнительные козыри Беларуси, поскольку проблема качества сырья стала проблемой целого региона — Минск не стал отбирать все объёмы грязной нефти себе а просто отправил их дальше — европейским потребителям.

Затем, перед праздниками, Лукашенко летит в Пекин на второй форум «Пояс и Путь», где проводит встречу с Си Цзиньпином. Примечательно, что руководитель КНР, который практически никогда не комментирует внутриполитические процессы в странах-партнёрах, на этот раз отошёл от традиции и пожелал удачи Лукашенко на президентских выборах 2020 года, выразив уверенность в том, что «народ сделает правильный выбор».

Днём позже в Пекин прилетел и Путин, который так же провёл встречу с китайским руководством. Потом прошли его переговоры с Лукашенко, после которых белорусский президент на день раньше срока покинул форум. При этом КНР устами своей государственной компании ZTE шлёт сигнал о дальнейшей поддержке Беларуси. Компания заявляет, что несмотря на общие убытки в $ 1 млрд, она будет реализовывать проект по созданию собственных производственных мощностей в Беларуси.

28 апреля «Белнефтехим» и Гомельтранснефть «Дружба» подтверждают, что РФ начала подавать «чистую» нефть в трубопровод и сырьё уже прошло узел «Унеча» (граница с Беларусью), но, буквально двумя часами позже, заявили о приостановке прокачки «по техническим причинам».

29 апреля. КГБ Беларуси задержало Андрея Втюрина — заместителя председателя Совета Безопасности, который с 1995 по 2017 год работал в Службе безопасности президента и прошёл путь от «телохранителя» до руководителя службы.

Одновременно с ним был задержан руководитель «Белтелекома» Сергей Сивоедов. Силовики не комментируют задержание. Журналисты говорят о коррупционной составляющей уголовного дела. Но при этом, по крайней мере про Втюрина, ходят настойчивые слухи о возможном сливе с его стороны информации российским силовикам.

А уже в обед 30 апреля поступила информация о возможной отставке Бабича. Распоряжение президента РФ Владимира Путина было опубликовано вечером того же дня. Вместо него назначен Дмитрий Мезенцев — представитель «старой гвардии», который даже внешне смахивает на Лукашенко. Новый назначенец Кремля, кстати не имеет статуса специального представителя президента РФ.

На первый взгляд, Минск одержал победу. Но, если присмотреться к личности Мезенцева, становится очевидно, что это более умный и искусный дипломат, чем Бабич.

Кто же он, Дмитрий Мезенцев?

По образованию железнодорожник. Начинал работать в мэрии Санкт-Петербурга в одно время с Путиным. Тут ничего примечательного, но с 1998 года в биографии нового посла в Минске появляются интересные детали.

• В 1998 году защитил диссертацию на тему «Психология влияния средств массовой информации на формирование политических установок личности». Отмечу, что это произошло ещё ДО того, как тема стала мэйнстримом в среде российских аналитиков.
• в 1999 году был одним из основателей Центра Стратегический Разработок — ThinkTank, созданный для анализа решений власти по развитию страны.
• В 2000 году ЦСР был ключевой аналитической группой, разрабатывавшей транзит власти от Ельцина к Путину. Их разработки — информационная война против блока «Отечество-Вся Россия» Лужкова и Примакова, которая привела к неучастию ОВР в избирательной гонке.
• В 2001-03 разработки ЦСР были использованы для реализации политики получения контроля над СМИ в России.
• в 2002-2006, в разгар войны с независимой прессой и ТВ Мезенцев занимает пост заместителя председателя комиссии Совета Федерации по информационной политике.
• В 2006 начинает работать в деловом совете ШОС, избран председателем Совета. В 2009 переизбирается ещё на один срок. На это время припадает неудачная попытка Украины и Катара получить приглашение на членство в этой организации и газовая война Туркменистана и РФ которая сопровождалась взрывом газопровода, ведущего к российской ГТС. После 2010 года Туркменистан как самостоятельный игрок ушёл с европейского рынка газа.
• В 2016 году вновь работает в Совете Федерации. Куда был направлен от Сахалинской области. Примечательно, что ЦСР и Мезенцев в 2004-06-м вели работу по «вычищению» людей Ходорковского из местной власти на Сахалине после разгрома Юкоса.
• В том же 2016 стал руководителем общества российско-китайской дружбы.

Новый посол РФ в Беларуси Дмитрий Мезенцев
ФОТО: Тимур Ханов

Таким образом, Россия, с одной стороны, убрала явно токсичного Бабича, который своей излишней активностью раздражал официальный Минск. С другой, Дмитрий Мезенцев — далеко не подарок, и, судя по его биографии, более умный и хитрый политический игрок.

В Беларуси в 2019 и 2020 годах будут досрочные парламентские, а потом президентские выборы. На этом фоне Москва отправляет в Минск послом человека, который специализируется на моделировании электорального поведения граждан.

Контуры политики Мезенцева в Беларуси: мягкая сила и создание сетей

Естественно, Мезенцев будет проводить более осторожную политику. Но, тем не менее, он будет продолжать пытаться создать сеть про-российских организаций с возможностью последующей трансформации их в политическое движение. При этом, будет использовать опыт  Бабича, который своей излишней активностью вызвал резкую реакцию официального Минска.

На первом этапе Мезенцев заявит, что хочет улучшить отношения, изменить тон диалога и сосредоточиться на «гуманитарных» вопросах. Это НПО, аналитические группы и, естественно, контакты с чиновниками и даже с белорусской оппозицией.

Но, повторю, новый посол действовать будет более тонко, не будет лезть на рожон. Его основная задача — решить проблему, которая оказалась не по зубам всем его предшественникам — создать круг людей, ресурс для политической игры России в Беларуси.

Да, как ни парадоксально это звучит, но для Кремля белорусская внутренняя политика является слабым местом. В отличие от, например, Украины 2013 года, в стране сложно представить про-российскую политическую партию либо общенациональную неправительственную организацию.

Попытки создать таковые (как формальные, так и неформальные) заканчивались посадками, которые формально были связаны с эпизодами коррупции либо экономическими преступлениями. Причём они затрагивали даже ближайшее окружение Лукашенко.

К примеру, друг Лукашенко и его соратник с 1994 года Коноплёв, пытался создать группу взаимодействия с Единой Россией. Сел за то, что «не донёс о тяжком преступлении». Япринцевы — олигархи прошли через суд по обвинению в уклонении от налогов. Они были инициаторами привода в Беларусь Сулеймана Керимова — российского олигарха, ставшего личным врагом Лукашенко.

Это с про-европейской оппозицией Лукашенко ведёт политику торговли головами: садит лидера (чаще всего по «не политическим статьям»), но структура остаётся. Потом ЕС и США долго думают признавать ли такого человека политическим узником и начинают долгий торг за его освобождение. Цена Беларуси — ослабление части санкций либо допуск на рынок для белорусских товаров.

Вопросов для дискуссии много, поэтому про-европейских демократов Лукашенко не давит до конца — головы для торговли нужды будут. А вот с про-российскими организациями сложнее — там идёт уничтожение структур как таковых.

Иногда обвинения выглядели анекдотично. Например, Михаил Маринич был осуждён за… кражу «оргтехники у посольства США», хотя само посольство отрицало факт кражи. Отсидел два года, был отпущен по амнистии. Но его организация «Деловая Инициатива» (наиболее успешный проект с про-российской ориентацией) к тому времени перестала существовать от слова совсем.

Поэтому, на фоне электоральных кампаний в Беларуси задачами Мезенцева видятся: определить потенциальных, если не союзников, то полезных игроков для усиления своего политического влияния. А так же контакты с беларускими СМИ, в первую очередь электронными. Сеть региональных сайтов, созданных при Бабиче, скорее всего существенно поредеет в ближайшие месяцы — власти в Беларуси проведут зачистку.

Мезенцев на этом фоне не будет бить в лоб. Проще иметь влияние на ресурсы с долгой историей, самой разной направленности (в том числе якобы «демократические») и через них постепенно вносить нужные темники. Так сказать, бить не по площадям, а по одной-двум темам, но мощно, выводя информацию на уровень резонансной и острой темы для всего общества.

Чего ожидать в ближайшее время? Думаю, что к парламентским выборам 2019 года Беларусь выйдет достаточно спокойно. РФ не будет пытаться искусственно обозначить своё присутствие. Мезенцев за это время проведёт ревизию «наследства Бабича» и, возможно, попробует сыграть с 2-3 кандидатами в различных регионах страны. Это будут, скорее всего, бывшие чиновники либо представители НПО, которые крутятся возле властных структур. Учитывая динамику визитов предшественника, думаю, что регионами пробы пера могут стать Брест и Брестская область, Гомель и город Витебск.

Проблему президентских выборов РФ не будет решать силами посла. Если в Москве примут решение давить на Лукашенко — это будет происходить извне, а внутри страны просто, в приказном порядке, будут мобилизованы десятки мелких организаций, которые были созданы за последние годы. Цель — не выставить мощного альтернативного кандидата, а сыграть на уменьшение поддержки Лукашенко, чтобы делегитимизировать его возможную победу и создать задел для будущих политических комбинаций.

Вторая опасность: Мезенцев — китаевед

Мезенцев, является одним из ведущих российских китаеведов, имеющим собственные контакты в верхушке КНР. Назначение такого человека в Минск может свидетельствовать о том, что идея белорусских элит найти противовес российскому влиянию в виде Поднебесной начала реализовываться.

Поэтому новый посол, с одной стороны, будет внимательно отслеживать белорусско-китайские контакты, развитие отношений. С другой, чего нельзя исключить, как человек, имеющий информацию о процессах, проходящих в Беларуси, будет собирать данные, нужная подача которых способна затормозить реализацию совместных проектов по оси Минск-Пекин.

Это, в перспективе ближайших нескольких лет, возможно, станет даже большей опасностью для окружения Лукашенко, чем возможности России влиять на ход электоральных кампаний. Руководство Беларуси имеет ограниченный резерв специалистов, способных работать на китайском направлении. Поэтому возможное противодействие со стороны такого тяжеловеса как Мезенцев будет серьёзным вызовом.

Что же получила Беларусь?

Возникает вопрос: а что же выиграла в таком случае Беларусь? Время. Передача дел, ревизия Мезенцевым «наследия Бабича», займут от 2 до 3 месяцев. После этого новый посол будет вносить коррективы в политику поддержки местных про-российских групп, определять свои приоритеты. На это уйдёт ещё от 3 до 4 месяцев.

Таким образом, Беларусь получает относительно спокойную парламентскую кампанию. А на разворачивание сети влияния перед президентскими выборами у российского посла останется менее 10 месяцев. Если выборы будут назначены раньше июня — срок уменьшится до 7-8 месяцев. И это вместо 15-17, которые есть сейчас.

А вот официальный Минск наоборот получает те самые месяцы, чтобы с одной стороны оценить гуманитарную активность РФ и применить свои контрмеры, которые, могут уменьшить ресурсный потенциал про-кремлёвских организаций, но при этом их нельзя будет  назвать «антироссийской политикой».

И всё это будет проходить на фоне продолжающегося противостояния в экономике и гуманитарной сфере. Одним словом, ближайшие года два в Беларуси будут более чем насыщенными.

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» вYoutube, страницу «Хвилі» в Facebook

Сообщение Путин сменил посла в Беларуси. Победа Лукашенко или новые вызовы? появились сначала на ХВИЛЯ.

Перемога Володимира Зеленського вже є юридичним фактом – ЦВК оприлюднила  офіційний протокол виборів. Новообраний гарант Конституції, згідно зі своїми повноваженнями, буде контактувати з керівництвом інших держав, насамперед сусідніх.

Президента України, звісно, прийматимуть з дотриманням протоколу. Однак важливо те, що залишається «поза кадром», — перша реакція на результати українських виборів та очікування від нової влади – те, що створює загальний фон, принаймні протягом перших місяців каденції Зеленського.

Стажери Українського Інституту Майбутнього проаналізували реакцію ЗМІ та еліт Білорусі, Польщі, Словаччини, Угорщини, Румунії та Молдови на обрання нового президента України. Пропонуємо вам короткий дайджест, який допоможе зрозуміти, чого очікують від Володимира Зеленського в сусідніх державах.

Перша реакція Білорусі: всі хороші, дивимось шоу

(автор: Віра Монашова)

Президент Білорусі Олександр Лукашенко привітав Володимира Зеленського з перемогою вже наступного ранку 22 квітня після другого туру, задовго до того, як ЦВК України закінчила підрахунок 100% протоколів. Офіційні інформаційні агенції наводять таку цитату білоруського лідера:

 «Із задоволеннями відмічаю, що фундаментом відносин між нашими країнами традиційно слугують загартовані спільною історією братерські зв’язки білорусів та українців. Підтверджую: Білорусь завжди була і буде для України передбачуваним партнером, надійним сусідом і добрим другом».

Цікаво те, що дещо раніше Лукашенко впевнено говорив про перемогу Порошенка. Після другого туру заявив про доцільність перенесення виборів, якщо «немає з кого вибирати». Тижнем пізніше зробив комплімент вже Зеленському, порівнюючи того з Рональдом Рейганом.

Державні ЗМІ достатньо обережно висвітлювали українські вибори, не намагаючись демонструвати своє ставлення ані до Порошенка, ані до Зеленського.

Недержавні медіа (у тому числі опозиційні) спробували після голосування давати позитив як про одного, так і про другого кандидата. Як і в Україні, симпатії журналістів поділилися:  частина вітала обрання Зеленського, частина говорила про загрози (хоча такого рівня істерії, як в Україні, і не було близько).

Опозиційні політичні партії втрималися від офіційних заяв на користь одного з кандидатів. У тому числі це стосується й привітань Зеленського з перемогою.

З іншого боку, не можна залишити поза увагою сприйняття самого виборчого процесу. Велика кількість білорусів спостерігала за боротьбою як за реаліті-шоу. Достатньо згадати, що в декількох спортивних барах Мінська організували трансляцію дебатів з НСК «Олімпійський».

Перша реакція Польщі — занепокоєння

(автор: Іван Дуднік)

У кінці травня Польща очікує на проведення виборів до Європарламенту, а восени – до Сейму. Тому польський інформаційний простір, а разом із ним і життя, і без українських виборів були наповнені численними резонансними темами і дискусіями. Та, не дивлячись на це, усі польські ЗМІ, а також і влада, приділили надзвичайно багато уваги президентській кампанії в Україні.

Польський президент Анджей Дуда привітав Володимира Зеленського за декілька годин після оприлюднення результатів екзит-полів та запросив його до Польщі як новообраного президента України. За словами польського лідера, вибір Зеленського є вираженням очікувань українців на прискорення у реформуванні держави та забезпечення стабільності.

Крім Анджея Дуди привітав Володимира Зеленського, хоч і більш стримано, політичний опонент Дуди, голова Європейської Ради Дональд Туск. Отримав новий український президент привітання і від лідера головної опозиційної партії «Громадянська Платформа» Гжегожа Схетини»: «Україна може розраховувати на нашу підтримку її суверенітету, територіальної цілісності та політики зближення».

Інформаційне середовище Польщі визнало демократичність і прозорість українських виборів. Подекуди польські ЗМІ навіть дивувались тому, що Україна спромоглась провести вибори за європейськими стандартами. Проте загалом польські газети відреагували на перемогу Зеленського помітно насторожено, навіть попри високий інтерес до його персони.

Найвагомішим приводом для такої реакції стала невизначеність самого Володимира Зеленського відносно Польщі та євроінтеграційного курсу попереднього президента. Поляки просто не знають, якої політики потрібно очікувати від нового обранця. Чи не в кожному коментарі, статті та сюжеті висловлюються побоювання щодо можливого загравання Зеленського із РФ.

Ще перед проведенням другого туру виборів на сторінках авторитетного польського видання «Rzeczpospolita» в авторському коментарі під назвою «Виборчий хаос в Україні»  йдеться про те, що фаворит виборів «люто не хоче розкривати, що і як він має намір робити». Володимир Зеленський розцінюється як проросійський кандидат. Проте, якщо раніше проросійські президенти пом’якшували польсько-українські конфлікти на національно-історичному ґрунті, то наразі це не видається можливим. Чому? Тому що правила українського політичного життя були порушені, і Схід уже не може диктувати Києву свою ідеологічну волю.

В наступному, опублікованому вже після виборів, коментарі «Rzeczpospolita» під промовистою назвою «Володимир Зеленський: таємниця загорнута в таємницю» ставиться під сумнів здатність Зеленського виправдати очікування виборців, що призведе до продовження політичної кризи в Україні. Знову ж згадується уникання Зеленським відповідей на питання щодо зовнішньополітичного курсу України за його каденції.

Інші популярні видання також з обережністю поставились до обрання Володимира Зеленського. Видання «Wprost» у статті «Володимир Зеленський: як комік без політичного досвіду став президентом України?» також описує невизначеність зовнішньополітичного вектору Зеленського, а поряд із цим і політичну некомпетентність нового українського лідера.

Згодом видання опублікувало авторський коментар під назвою «Звіт з Києва. Вибором Володимира Зеленського найбільше задоволені в Ізраїлі?», в якому описується походження нового президента, і наголошується на тому, що «окрім Ізраїлю Україна є єдиною країною, в якій і прем’єр-міністр, і президент – євреї». У матеріалі йдеться про те, що єврейське коріння Зеленського, хоча це малоймовірно, може стати одним з факторів дестабілізації внутрішньополітичної ситуації в Україні. Хоча коментар і не має жодного дискримінаційного характеру, на думку спадає нещодавній конфлікт між Польщею та Ізраїлем через скандальну заяву ізраїльського прем’єра Біньяміна Нетаньяху. Цей фактор явно розкручують у польських ЗМІ у контексті власних проблем з Ізраїлем.

На сторінках провладного ресурсу «TVP» у коментарях під назвами «Слуга народу чи олігарха? Українці обирали наосліп» та «Перемога Зеленського є символічною перемогою пост-політики» Зеленський постає новачком у «не парламентсько-президентській, а в олігархічній республіці», який буде слабким президентом під впливом олігарха Коломойського.  На думку авторів, Зеленський «не є політиком, який зможе приймати важкі рішення». Водночас, в «TVP» глибоко проаналізували внутрішньополітичну ситуацію в Україні, яка дозволила Зеленському перемогти.

Подібними тезами оперують і у головному опозиційному до чинної влади польському виданні «Gazeta Wyborcza». У статтi «Володимир Зеленський – це також виклик і для ЄС з Польщею»  Зеленський – «невідомий кандидат», який «підтримується одним з найбагатших олігархів». Проте автор статті вбачає у новому українському президентові й «можливість для перезапуску польсько-українських відносин, які погіршились через національно-історичну політику Варшави та Києва». Президент Польщі «повинен повернутись на шлях співпраці і примирення» з новим українським лідером. Крім того, саме від Польщі в особі її президента Володимир Зеленський повинен отримати сигнал: якщо Україна зверне з євроінтеграційного шляху, вона перетвориться на занепалу буферну зону між Сходом та Заходом.

В іншій статті із назвою «Чи продовжить Зеленський проєвропейський курс попередника?» повторюється занепокоєність поляків щодо невизначеності Володимира Зеленського, а також постає питання про «відновлення відносин з Польщею». Знову ж таки, на думку авторів, Польща і країни ЄС повинні підтримати Україну і продемонструвати, що вони зацікавлені у встановленні контактів з новим президентом.

Таким чином, маємо загалом єдину позицію польської влади, опозиції та ЗМІ щодо обрання Володимира Зеленського президентом України. Сформулювати її можна кількома тезами.

• По-перше, поляки одноголосно визнають прозорість та високий рівень проведення виборів в Україні.
• По-друге, Польща розуміє основні передумови та причини вибору українських громадян.
• По-третє, наш західний сусід занепокоєний зовнішньополітичною та внутрішньополітичною невизначеністю Володимира Зеленського: куди зверне новий президент у виборі між Росією та ЄС?
• По-четверте, наразі польська сторона налаштована на залагоджування національно-історичного конфлікту і має бажання до посилення співпраці з новим українським президентом.

Словаччина реагує стримано та шукає паралелі з Чапутовою

(автор — Валерія Півень)

Словацькі ЗМІ намагаються об’єктивно оцінити результати виборів в Україні. Більшість з них вітає новообраного Президента з новою посадою, висловлюють надію на  його проєвропейський вектор політики та на те, що майбутній Президент не підведе українців, які його обрали. Крім того, журналісти словацьких видань намагаються проаналізувати феномен Зеленського та знайти відповідь на питання: як людині без політичного досвіду вдалось отримати найвищий рейтинг за усю історії виборів в Україні?

У виданні svet.sme.sk зазначено, що успіх першого туру Зеленського супроводжувався «дивними дебатами на Олімпійському стадіоні, взаємними аналізами на наркотики і звинуваченнями у тому, хто є олігархом, і за ким вони стоять». Переможцем цього поєдинку, за версією видання, став Зеленський, однак, він є незвіданою постаттю, на думку журналістів.

Також, видання Dennikn.sk припустило, що результат виборів в Україні є наслідком політичної кризи. За словами журналіста, щоб зрозуміти, наскільки глибокою є криза в Україні, просто треба подивитися  на результат другого туру президентських виборів. Якщо актор може виграти вибори з рекордним показником 73% голосів, це є ознакою того, що умови, в яких перебуває українська політика, серйозно змінилися.

Також у статті сказано, що Зеленський не зазначив чітких позицій та планів перед виборами, а тому його заяви виглядали досить тривожними. Автор також говорить, що словаки мають зрозуміти український народ, адже у Словаччині менше ніж місяць тому обрали нового Президента Зузану Чапутову, яка «також боролася з держаною мафією».

Інше видання, Рluska.sk, навіть провело порівняння двох нових Президентів України та Словаччини. Словацький політолог Георгій Месежніков стверджує, що Зеленський не схожий на Чапутову, адже ще до виборів переважна більшість словаків навіть не чули про неї, в той час як Зеленського знала уся країна. Також, політолог пише, що пані Чапутова мала досвід роботи у громадському секторі, захищаючи права громадян у конфліктах з державними органами, натомість Зеленський був лише актором та продюсером. Але політичний аналітик Джон Баранек бачить зв’язок між новообраними главами держав. За його словами, українці та словаки висловили невдоволення системою, що існує. І вибори в обох країнах це чітко віддзеркалюють.

Крім того, Міністерство закордонних справ Словаччини привітало Україну із завершенням другого туру президентських виборів та зазначило, що сподівається на співпрацю з новим Президентом України Володимиром Зеленським. На офіційному сайті МЗС країни повідомляється:

«Словацька Республіка готова продовжувати підтримувати інтеграційні прагнення України та допомогти їй у процесах реформ у непростий для України період, з довгостроковою та послідовною підтримкою суверенітету та територіальної цілісності України в її міжнародно визнаних кордонах.»

Угорщина бачить надію на вихід з конфлікту

(автор: Тетяна Корнійчук)

Влада Угорщини неодноразово висловлювала надію на те, що двосторонні відносини з Україною можуть покращитись лише зі зміною влади. Після першого туру президентських виборів вони підтвердили свій намір.

10 квітня держсекретар Міністерства закордонних справ Угорщини Жолт Немет знову повернувся до обговорення мовного питання у Страсбурзі:

«Україна повинна призупинити дебати щодо свого мовного законопроекту і прийняти закон, який відповідає європейським нормам і не обмежує права національних меншин».

Проте, він додав, що «виходячи з результатів першого туру президентських виборів в Україні, є підстави сподіватися, що країна може піти новим шляхом відносно своїх міжнародних зв’язків, врегулювати свої геополітичні конфлікти й вести свою внутрішньополітичну діяльність, поважаючи права меншин.»

Після оголошення результатів другого туру Угорщина одразу ж висловила свою прихильність новобраному Президенту України. 23 квітня Прем’єр-міністр Угорщини Віктор Орбан привітав Володимира Зеленського. Він зазначив, що угорський уряд продовжуватиме працювати у напрямку подальшого розвитку угорсько-українських відносин. Орбан розраховує на співпрацю Зеленського в цьому процесі і з нетерпінням чекає зустрічі з ним.  Прем’єр-міністр побажав новообраному Президентові України успіхів у його роботі.

Наступного дня, 24 квітня до привітань Орбана приєднався Президент Угорщини Янош Адер. У своєму листі він привітав Зеленського особливо за «перемогу з великим відривом» і додав, що для Угорщини надзвичайно важливо, щоб її найбільша сусідня країна була стабільною, демократичною та успішною.

«Угорський народ завжди активно підтримував цілі українського народу побудувати незалежну країну на основі європейських цінностей і гармонійного співіснування народів і етнічних меншин», — сказав Адер в листі.

Він висловив сподівання, що президентство Зеленського відкриє нову главу у відносинах двох країн, а етнічні угорські та українські меншини, які живуть у цих двох країнах, «будуватимуть мости» у цих відносинах. Президент Угорщини додав, що готовий співпрацювати з новообраним президентом і тим самим сприяти поліпшенню цих зв’язків.

Румунія — впевненість та позитив

(автор: Віктор Козленко)

Президент Румунії Клаус Йоханніс привітав новообраного президента з перемогою наступного ж дня після проведення другого туру виборів. Йоханніс у своєму повідомленні висловив впевненість у покращенні двосторонніх відносин між Україною та Румунією за нового президента, що, за його словами, сприятиме посиленню територіальної цілісності та безпеки України та допоможе в «модернізації» країни відповідно до Угоди про асоціацію з ЄС «задля користі всіх українських громадян, включно з тими, що належать до румунської меншини».

Румунські засоби масової інформації періодично та незаангажовано висвітлювали хід президентської кампанії в Україні, об’єктивно писали про думки українського суспільства стосовно позитивних та негативних сторін основних кандидатів на перемогу у виборах.

Так, щодо чинного президента України Петра Порошенка писали, що в нього великий політичний досвід, але українське суспільство звинувачує його у повільних темпах впровадження обіцяних реформ,  особливо, що стосується боротьби з корупцією.

А про новообраного Володимира Зеленського повідомляли, що він – комедійний актор, відомий за роллю президента в серіалі «Слуга народу», який не має жодного досвіду в політиці та якого звинувачують в тому, що він – пов`язаний з олігархом Ігорем Коломойським. Проте у позитивному аспекті щодо Зеленського ЗМІ наводили його цитати стосовно бачення майбутнього країни, його заперечення того, що він – «маріонетка Коломойського», навели описані ним перші 10 кроків на посту президента.

Перемогу Зеленського ЗМІ сприйняли цілком позитивно, проте остерігаються його популістської риторики та наголосили на тому, що йому ще треба підтвердити свої слова діями, адже на нього чекатимуть складні виклики.

Молдова: на тлі власних проблем кожен очікує свого

(автор: Яр Батог)

Проєвропейська опозиція (блок ACUM) позитивно поставилася до перемоги Володимира Зеленського на виборах. Наприклад, член партії «Платформа гідність і правда» Станіслав Павловський написав, що українці надали молдованам урок політичної зрілості. А депутат партії «Дія і солідарність» Думітру Алайба привітав жителів Молдови з тим, що в Україні на виборах програв союзник Влада Плахотнюка (натяк на Петра Порошенка).

Президент Ігор Додон привітав Зеленського з перемогою і висловив сподівання на скору зустріч. Позитивне ставлення Додона до перемоги Зеленського зумовлене, в першу чергу, тим, що з Петром Порошенком у нього відносини так і не склалися – Україна співпрацювала в першу чергу з урядом Молдови, а жодної зустрічі Порошенка чи Гройсмана з Додоном за 2 роки так і не відбулося.

Представники керівної Демократичної партії (Влад Плахотнюк, Андріан Канду та Павло Філіп) поки не відреагували на перемогу Зеленського. По молдовському сегменту інтернету ходить інформація, що Влад Плахотнюк хотів зустрітися із Зеленським після першого туру, але у нього не вийшло. За однією версією дозвіл на приліт не дала СБУ, за іншою штаб самого Зеленського вирішив, що зустріч з молдовським олігархом може лише нашкодити. Однак що точно сталося – досі невідомо.

Загалом, уряд Молдови позитивно сприйняв вибори в Україні, всі чекають нового етапу співпраці з офіційним Києвом.  

Сообщение Зеленський — президент: реакція сусідів появились сначала на ХВИЛЯ.

25-26 апреля в казахской столице Нур-Султане прошёл 12-й раунд мирных переговоров по ситуации  в Сирии при участии Турции, Ирана и России. Я давно не писал ничего о сирийских процессах, а сама страна как-то быстро сошла с заголовков международных и украинских СМИ, уступив дорогу другим животворящим темам.

Судя по тенденциям последних годов, о Сирии не вспоминают до тех пор, пока там не начнётся масштабная война, или же не распылят где-нибудь отравляющие вещества. А когда это происходит, вся предыдущая информация, предшествовавшая событиям, по какой-то неведомой причине обнуляется, тихо давая дорогу искреннему удивлению и шоку, впоследствии сопровождаемыми вопросами типа «Как же так произошло?», «Как такое возможно?» и «Вот, никогда такого не было, и тут опять».

В итоге, объяснять случившееся начинают не выводя вполне себе закономерные и ожидаемые причинно-следственные связи, а через примитивно-эмоциональное естество конфликта.

Последний раунд переговоров в Казахстане – прекрасный повод снова напомнить о ситуации в Сирии, рассказать о последних изменениях (а их там немало) и подготовить аудиторию к тому, что вероятно произойдёт в ближайшие полгода, дабы потом поднять эту статью, когда грянет час «X».

К тому же, несмотря на временное затишье, Сирия остаётся ключевой темой ближневосточных процессов и важной ареной международного противостояния, в особенности накануне выборов в США и на фоне обострения региональной повестки. Итак, поехали.

Для начала, очерчу основные темы, стоявшие на повестке дня переговоров в Казахстане. Сразу отмечу, что в списке как формальные вопросы, включённые в регламент заседаний и рабочих групп, так и неофициальные, о которых говорили не публично, а в кулуарах:

1. Имплементация режима прекращения огня;
2. Мониторинг ситуации вокруг «буферной зоны» в соответствии с сентябрьскими Сочинскими соглашениями 2018 года;
3. Ситуация на подконтрольных курдам территориях северо-востока Сирии;
4. Борьба с терроризмом и экстремизмом;
5. Гуманитарный кризис;
6. Обмен пленными;
7. Работа Сирийской конституционной комиссии;
8. «Топливный кризис» в Сирии;
9. Противостояние политике США;
10. Восстановление региональной торговли.

Ещё на этапе формирования повестки дня между участниками конференции возникли разногласия, подчёркивавшие сложность переговоров и пропасть в восприятии сторонами сути конфликта. Сирия и Иран настаивали на том, чтобы обсудить ситуацию вокруг провинции Идлиб и неработающей «буферной зоны», а уже потом переходить к другим темам, тогда как Турция и аффиллированная с ней часть сирийской оппозиционной делегации считали нужным поговорить о курдских регионах на северо-востоке. Со своей стороны, Россия пыталась найти компромисс, предлагая начать с вопроса запуска работы Сирийской конституционной комиссии (СКК).

После нескольких дней сложных переговоров накануне конференции, стороны наконец-то нашли общую тему, с которой согласны были начать абсолютно все: деятельность США в Сирии и регионе. Все согласились, что этот вопрос будет первым, а посему 12-й раунд мирных переговоров в Нур-Султане стал самым «антиамериканским» из всех, которые я помню.

Участники живо обсуждали американский фактор в Сирии и охотно делились впечатлениями о «деструктивной» роли США в конфликте. А на выходе этот вопрос даже занял почётное место в финальном коммюнике по итогам конференции – уже во втором пункте:

«В этой связи осудили решение администрации США о признании суверенитета Израиля над оккупированными сирийскими Голанскими высотами, которое является грубым нарушением международного права, в частности резолюции №497 СБ ООН, и создаёт угрозу миру и безопасности на Ближнем Востоке».

Вопрос Голанских высот, аннексию которых Израилем Соединённые Штаты официально признали 25 марта этого года, действительно объединил всех участников конференции. Примечательно, что даже представители сирийской оппозиции жёстко осудили решение Штатов, и присоединились к остальным участникам переговоров в их едином порыве осудить решение администрации Дональда Трампа.

Пожалуй, впервые за много лет, я увидел нечто, объединившее враждующих между собой сирийцев, которые даже на прямые переговоры не соглашаются, не говоря уже о более близких контактах. Представьте, что представители Украины и боевиков «ДНР» и «ЛНР» внезапно солидаризовались бы по какому-то вопросу на переговорах в Минске, и ещё и подписи под этим поставили. Так что, Дональд Трамп действительно сделал невозможное благодаря своему манёвру вокруг Голан, с чем его можно поздравить.

Президент США Дональд Трамп демонстрирует подписанный указ о признании аннексии Голанских высот, 25 марта 2019 года. ФОТО: AP Photo/Susan Walsh

Впрочем, не Голанами едиными. США упоминаются ещё в одном пункте, следующем после вышеприведённого, хотя имён никто не называет. Однако все прекрасно понимают, о чём идёт речь. Вот здесь:

«Отвергли все попытки создать новые реалии «на земле» под предлогом борьбы с терроризмом и выразили решимость противостоять сепаратистским планам, направленным на подрыв суверенитета и территориальной целостности Сирии, а также национальной безопасности соседних стран».

Очевидно, что речь идёт о северо-восточном курдском сирийском анклаве, который де-факто контролируют Соединённые Штаты, имея там 2-тысячный военный контингент, который Трамп обещал вывести из Сирии до конца апреля.

И снова участники конференции оказались по одну сторону баррикад, объединённые функцией союзника курдов, которую играет официальный Вашингтон. Долгосрочное пребывание американских (а с ними и франко-британских) войск не соответствует интересам ни одной из сторон, присутствовавших в Нур-Султане.

Турция видит в этом прямую угрозу безопасности своих границ и собственной территориальной целостности, учитывая продолжающийся конфликт с собственными курдскими сепаратистами на юго-востоке.

Сирия расценивает присутствие США как попытку разделить страну на сферы влияния и оторвать от неё пустынный, но богатый нефтью и газом кусок территории. Россия не может проводить нормальные переговоры с курдами, склоняя их к нормализации отношений с Дамаском, из-за присутствия американцев и европейцев.

Представители сирийской оппозиции не рады усилению роли курдов в сирийском конфликте и установлении курдской администрации на арабских землях Восточной Сирии. В ООН обеспокоены анти-курдскими выступлениями местного населения северо-восточных регионов и ухудшением гуманитарной ситуации в лагерях беженцев, которыми курды не особенно охотно и грамотно занимаются.

Иран имеет собственные проблемы с курдами в своих северо-западных землях, и поддержка США сирийских курдов – это заразительный пример сепаратизма и препятствие на пути реализации множества энергетических проектов Тегерана в Леванте.

На этих двух пунктах и теме противодействия США в регионе единство участников переговоров и ограничилось. Как только стороны перешли к обсуждению остальных вопросов, дух солидарности конференции вмиг улетучился.

Одним из самых раскольнических оказался вопрос работы Сирийской конституционной комиссии. Это специальной орган, созданный в рамках мирного процесса в Нур-Султане в результате консультационных переговоров между Россией, Ираном, Турцией, Сирией и представителями сирийской оппозиции. СКК призвана обсудить основной закон Сирии и выработать пакет поправок к нему, либо написать совершенно новый проект Конституции.

В состав комиссии вошли представители сирийских оппозиционных групп, сирийского правительства и представителей «гражданского общества». Всего 150 человек, по 50 из каждой стороны. Впрочем, финальный список членов СКК так и не был выработан до сегодняшнего дня из-за разногласий в среде участников мирных переговоров.

Во время последнего раунда конференции в Казахстане вопрос работы СКК поднимался особенно остро. Жёсткость дебатов объясняется весьма просто: слишком долго стороны муссируют эту проблему, что подрывает весь мирный процесс.

Заседание участников переговоров по Сирии в Астанинском формате, 23 января 2017 года. ФОТО: Sergei Grits / AP

Стагнация на переговорах снижает эффективность этого формата, умаляет интерес к нему со стороны международного сообщества и бьёт по репутации тех, кто его инициировал: Турции, Ирана и РФ. Этого они допустить не могут, ибо рассчитывают, что именно казахский формат станет той платформой, на которой конфликт в Сирии будет урегулирован политически. А это закрепит доминирующие позиции всех трёх стран в регионе, благодаря чему они сумеют преобладать как минимум в странах Леванта.

На сегодняшний день, основными проблемными моментами, которые не дают полноценно запустить СКК, остаются: определение механизма принятия решений, финальный список членов комиссии, позиция Сирии, условия запуска работы СКК.

На переговорах 25-26 апреля стороны сумели разрешить длительный спор по поводу того, как в комиссии будут приниматься решения. Договорились, что будет достаточно 75% голосов. Это значит, что за конкретное предложение должны будут проголосовать 112 человек из 150. По словам главы российской делегации Александра Лаврентьева, «это означает, что каждая сторона, участвующая там, будет иметь возможность заблокировать любую инициативу, а чтобы выйти на понимание, им придётся договариваться». Однако тут стоит вспомнить незабвенное «дьявол кроется в деталях».

И сирийское правительство, и сирийская оппозиция будут иметь по 50 представителей в СКК. Однако остальные 50 человек – это представители так называемого «гражданского общества». Многое будет зависеть от того, кем конкретно будут эти люди, кто их отберёт, и какую организацию они будут представлять. В этом процессе правительство в Дамаске имеет гораздо больше рычагов влияния.

На предыдущих встречах в Казахстане, Турция и представители сирийской оппозиции настаивали на том, чтобы решения принималось обычным большинством в формате «50% + 1». Однако Сирия, Россия и Иран не соглашались, понимая, что это сделает работу СКК невыносимой, и продвигать нужные им решения будет невероятно сложно. Поэтому, выбранный формат в 75% голосов – это важная победа российской дипломатии и неплохие новости для официального Дамаска.

Впрочем, на этом хорошие новости по работе СКК заканчиваются. Стороны не сумели договориться ни о дате запуска комиссии, ни о финальном списке имён членов СКК, ни даже о приоритетности вопросов, рассматриваемых этим органом. Одним из главных препятствий в этом вопросе является позиция самой Сирии.

За 2 дня до начала переговоров в Казахстане, замглавы МИД РФ Сергей Вершинин с оптимистичной решительностью заверил, что работа СКК будет оформлена уже к лету этого года. Будто бы отвечая ему, на следующий день посол Сирии в России Рияд Хаддад осторожно заявил, что ожидать начала работы комиссии к лету было бы весьма опрометчиво, тем самым намекая, что позиция Дамаска не изменится в ближайшее время.

Для гипер-чувствительной к вопросу национального суверенитета Сирии идея создания комиссии где-нибудь за границей, которая бы написала, как должны жить миллионы сирийцев в следующие десятилетия, всегда казалась возмутительной. А участие в этом процессе ненавистных «предателей» и «марионеток» из сирийских оппозиционных структур и вовсе была оскорблением для сирийского руководства.

Добиться от сирийцев хоть какого-нибудь согласия и минимальной видимости работы над этой идеей сумели лишь русские, и только после массированной кампании давления на Дамаск. Даже сегодня, участие Сирии в переговорах по СКК зиждется по большей части на давлении Москвы и, частично, Тегерана.

Россия, инициировав запуск СКК, надеется совершить политический прорыв в переговорах по ситуации в Сирии, и задать тон последующему урегулированию, что зацементирует позиции Кремля в стране. Однако в восприятии многих сирийцев, это торги за счёт их собственной территории и суверенитета, поэтому они максимально затягивают процесс и демонстрируют тотальный деструктив на заседаниях рабочих групп.

К тому же, официальный Дамаск имеет целый ряд требований, которые он желает подвязать к запуску конституционной комиссии. Например, они часто поднимают тему реконструкции пострадавших от войны районов, и предлагают Европе, Турции, РФ и Ирану выделить под это деньги, и лишь тогда можно говорить о конституционном процессе.

Кроме того, сирийское политическое руководство изъявляло желание связать запуск СКК с выводом иностранных войск с территории страны. В частности, это касалось Турции как одной из ключевых участниц переговоров. Естественно, официальная Анкара отметает эти требования, а устами подконтрольной ей части сирийской оппозиции обвиняет Башара Асада в срыве работы комиссии. Вот, например, свежий комментарий пресс-секретаря сирийской оппозиционной делегации в Казахстане Яхьи Аль-Ариди:

«В частности, режим препятствует формированию конституционной комиссии в соответствии с положениями резолюции Совбеза ООН №2254. В создании этих препятствий, режиму активно помогает Иран».

Конечно, Иран в этой ситуации делал всё совершенно наоборот. Тегерану, как и РФ с Турцией, выгодно держать на плаву формат переговоров в Нур-Султане. Поэтому, иранские дипломаты делали всё, чтобы найти компромисс между сторонами.

Боевики террористической коалиции «Тахрир Аш-Шям» на марше где-то в провинции Идлиб, 1 апреля 2016 года. ФОТО: Twitter

Во время подготовки к последнему раунду переговоров, министр иностранных дел Ирана Мухаммед Джавад Зариф совершил визиты в Турцию, Сирию и Россию, пытаясь склонить стороны к конструктивному диалогу. Судя по результатам встречи в Казахстане, ему это не удалось. В связи с этим, становится понятно, почему в итоговом коммюнике вопрос работы СКК был выражен лишь в одном, безликом и сухом пункте, подчёркивающим незавершённость диалога:

«…ускорить работу по запуску Конституционного комитета как можно быстрее в соответствии с решениями Конгресса сирийского национального диалога в Сочи, решили провести следующий раунд консультаций в Женеве…».

Ещё одним проблемным вопросом на переговорах в Казахстане стала ситуация вокруг провинции Идлиб. Это последний и крупнейший анклав антиправительственных группировок на территории Сирии. После цепочки военных поражений в кампаниях 2016-2018 годов, оставшиеся боевики бежали именно в Идлиб, умножая численность группировок там в несколько раз, из-за чего им становилось так тесно, что за последние 1,5 года между ними произошло несколько масштабных войн.

Хотя Россия, Иран и Турция успешно купировали проблему посредством сентябрьских Сочинских соглашений, локализовав Идлиб, создав вокруг него пояс безопасности в виде «буферной зоны», урегулировать ситуацию не удалось. Сирийцы были и остаются недовольными договорняками, которые, по их мнению, не изменили ситуацию к лучшему, а лишь дали боевикам время передохнуть и перегруппироваться, усилив свою оборону.

После создания «буферного пояса» вдоль административных границ провинции Идлиб ситуация на передовой нисколько не улучшилась. Позиции сирийских войск продолжают обстреливать. В период с 1 по 25 апреля стороны несколько десятков раз обстреляли друг друга вдоль границ «буферной зоны» в провинциях Идлиб, Хама, Латакия и Алеппо.

«Буферный пояс» вокруг провинции Идлиб в соответствии с Сочинскими соглашениями от сентября 2018 года.

По данным ООН, в течение марта 2019 года обстрелы между сторонами конфликта привели к гибели 90 гражданских, включая детей. Фактически, режим прекращения огня, о котором Турция, Иран и Россия договорились в прошлом году во время создания «зон деэскалации» не работает.

Боевики антиправительственных группировок отказались отводить свои силы за «буферную зону» в соответствии с соглашениями в Сочи. Турция не сумела (или не пожелала) на них повлиять. А Россия, сдерживая сирийский генералитет от силового решения вопроса, подмочила свой авторитет в Дамаске из-за закулисных переговоров с турками, не давших никаких результатов.

К тому же, после последней «гражданской войны джихадистов» в провинции Идлиб большую часть территории «буферной зоны» захватили террористы коалиции «Тахрир Аш-Шям», связанной с «Аль-Каидой», из-за чего сохранять перемирие стало просто невозможно. Эта коалиция не является стороной договорённостей, и не включена ни в какие перемирия.

В итоге, к переговорам в Нур-Султане, стороны пришли крайне раздражёнными и разочарованными. Сирийская делегация, не скрывая, продвигала идею военной операции в провинции Идлиб по зачистке как минимум «буферной зоны». Турция угрожала применить силу, если Дамаск пойдёт в наступление, а представители сирийской оппозиции и вовсе заявляли, что покинут мирный процесс, если Идлиб атакуют. Русские пытались найти компромисс, успокаивая всех вокруг, а Иран встал на сторону официального Дамаска.

В результате казахских переговоров по вопросу Идлиба родился один пункт итогового коммюнике довольно туманного содержания. Стороны «приветствовали шаги по выполнению Меморандума от 17 сентября 2018 года» (Сочинские соглашения), высказали никому не нужную «обеспокоенность» в связи с усилением позиций террористов «Аль-Каиды» и договорились «принять конкретные меры по снижению нарушений в Идлибской зоне деэскалации».

Этот пункт стал венцом переговоров, подчёркивая, насколько глубоки расхождения сторон в вопросах Идлиба, и сигнализируя полнейший провал РФ, Турции и Ирана договориться по этому вопросу.

По сути, этот раунд мирных переговоров в Астанинском формате был одной из последних попыток выработать хотя бы какую-нибудь модель решения вопроса неработающих и по факту мёртвых «буферных зон». Результаты переговоров не устроили никого, кроме, возможно, России и Турции, которые были рады запихнуть Идлиб куда подальше «в стол».

Неудивительно, что сирийцы, вернувшись из Нур-Султана, снова начали бряцать оружием и играть мышцами в районе провинции Идлиб, продвигая идею ограниченной военной операции. Уже 30 апреля по Дамаску начала циркулировать информацию о готовящейся наступательной операции сирийской армии на провинцию Идлиб. К границам «буферной зоны» были переброшены элитные подразделения Республиканской гвардии и 4-й механизированной дивизии из центральных регионов страны.

А в ночь с 30 апреля на 1 мая сирийская и российская авиации провели первую за полгода массированную бомбардировку укреплённых позиций боевиков вдоль границ Идлиба и их тыловых баз на юго-западе провинции. На протяжении следующих двух дней переброска сирийских войск с юга на север продолжалась, а проправительственные СМИ вовсю хвалились тем, что вскоре вопрос Идлиба будет решён.

Такой фактический шантаж угрозой применения силы – не новый рычаг давления Асада на своих союзников в Москве. Заручившись поддержкой Ирана, он пытается добиться от РФ «зелёного света» на военную операцию, которая хотя бы нейтрализует угрозу боевиков для крупных населённых пунктов в северной Сирии (в первую очередь, для Алеппо и Хамы) и позволит взять под контроль стратегическую трассу M5, соединяющую Алеппо с другими регионами страны.

Сирия и раньше применяла такую тактику. Несколько раз, у них получалось. В Дамаске надеются, что на фоне стагнации в переговорах, неработающих «буферных зон» и постоянных обстрелов российской базы в Латакии со стороны боевиков, Кремль вся-таки захочет сдвинуть ситуацию с мёртвой точки. И тут стоит отметить, что русские вся прекрасно понимают, однако риск поломать отношения с Турцией, которая выступает категорически против любой операции сирийских войск, слишком велик, и поэтому в Москве предпочитают откладывать этот вопрос до лучших времён.

В восприятии российских элит Турция – невероятно ценный союзник, особенно в свете последних событий в мире. Пока Штаты теряют влияние, Москва усиливает свои позиции за счёт ситуативных альянсов на базе всеобщего противостояния американскому влиянию. В этой схеме Турция занимает одно из ключевых мест, охватывая всю ближневосточную политику РФ. Рисковать этими отношениями, с таким трудом и жертвами (вспомним хотя бы посла РФ Андрея Карлова, убитого в Анкаре в 2016 году) выстраиваемыми в течение последних 4 лет ради кучки экстремистов в Идлибе – крайне неразумно, по мнению Кремля.

Таким образом, вопрос провинции Идлиб снова повис в воздухе, а переговоры в Астанинском формате не сумели выработать приемлемый для всех, хотя бы промежуточный, вариант изменения реалий на местах. Это вынуждает игроков действовать самостоятельно, создавая триггер, который мог бы запустить необратимые процессы, и поставить стороны перед фактом.

Неформально, стороны переговоров в Нур-Султане обсуждали и вопросы, связанные с восстановлением региональной торговли. Сирия всегда была в самом сердце торговых маршрутов, связывающих восточно-средиземноморское побережье, Египет, Турцию, Левант, Месопотамию, с дальнейшим выходом на пустынные земли Аравии. После начала войны в 2011 году, Сирия утратила своё место в региональных геополитических и торгово-экономических конфигурациях.

Это больно ударило по многим государствам, зависящим от торговых путей, пронизывающих Сирию. Речь идёт, в первую очередь, о Ливане, Иордании и Ираке. Именно перспективы возрождения левантийской торговли повлияли на решение той же Иордании прекратить поддержку антиправительственных группировок в Южной Сирии и начать восстановление отношений с Дамаском. Эта же мотивация движет и руководством Ирака с Ливаном.

Поэтому, важным результатом конференции в Нур-Султане стало официальное приглашение Ливана и Ирака к участию в переговорах в качестве полноценных участников диалога. Для многих сторон конфликта понятно, что без вовлечения Багдада и Бейрута, урегулировать конфликт в Сирии будет сложно.

К тому же, и Россия, и Турция, и особенно Иран заинтересованы в восстановлении шоссейной и железнодорожной инфраструктуры региона. Даже сирийская оппозиция не особенно противилась этим идеям. Оно и понятно: если представить, что они когда-нибудь придут к власти, то торговля – это основа послевоенного развития Сирии, как ни крути.

Приглашение Ливана и Ирака также стало одним из последних в цепочке событий по постепенной реинтеграции Сирии в региональное сообщество. На протяжении последних 8 месяцев Дамаск сумел прорвать дипломатическую изоляцию, восстановить отношения с несколькими странами региона и начать возрождение туристической и торговой инфраструктуры.

В конце 2018 года в Сирию, впервые за все годы войны, с официальным визитом прибыл глава другого государства – президент Судана (правда, уже бывший) Омар Аль-Башир. Сразу за ним, будто бы они ждали этого, в Дамаск приехали президент Ирака Баргам Салих и правительственная делегация из Иордании. Сразу несколько министров ливанского правительства также посетили Башара Асада и подписали несколько соглашений в сфере торговли, инвестиций и туризма. А кульминацией стал визит президента Ирана Хассана Роухани в прошлом месяце и восстановление дипломатических отношений с Бахрейном и ОАЭ.

Президент Судана Омар Аль-Башир и президент Сирии Башар Асад в Дамаске, 18 декабря 2018 года. ФОТО: EPA/SANA

На этом фоне в регионе начали говорить о возвращении Сирии в Лигу Арабских Государств, из которой страну исключили в 2011 году. Правда, пока что, из-за сопротивления со стороны Катара и Саудовской Аравии, реализовать этот шаг не удаётся. Однако это впервые за 7 лет конфликта, когда вопрос возвращения Сирии официально поднимается на заседаниях стран-членов ЛАГ.

В последние месяцы в Сирию также начал возвращаться иностранный капитал. Страны региона, понимая важность усиления своих позиций в обескровленной войной экономике страны через инвестиции, пытаются войти на сирийский рынок в разных сферах. Иран и Эмираты – на рынке недвижимости, Россия – в нефтегазовом секторе и портовой инфраструктуре, Бахрейн – в сфере образования и туризма, Иордания – в автодорожной отрасли и т.д. Поэтому, впервые за время работы Астанинского формата, конференция в Казахстане стала ещё и площадкой для обсуждений торговых и экономических вопросов.

Ещё одной темой, по которой действительно были хоть какие-то подвижки, стала гуманитарная. Стороны договорились активизировать работу по обмену пленными, а также открыть дополнительные «гуманитарные коридоры» на границе «буферного пояса» на севере Сирии. На этих направлениях сотрудничество РФ, Турции, Сирии и Ирана действительно давало свои плоды в последние месяцы.

Например, 12 февраля про-турецкие боевики и сирийская армия провели успешный обмен пленными (всего 20 человек) на перекрёстке Зейн Аль-Абидин северо-восточнее Алеппо при посредничестве РФ и Турции. Позже, 21 марта, сирийское правительство выпустило из центральной тюрьмы провинции Хама 46 заключенных, в основном – членов различных антиправительственных группировок. В обмен на это, им позволили вступить в ряды армии, где они будут помогать сохранять общественный порядок и не совершать преступлений. Опять же, сделка совершена при участии Ирана, Турции и РФ. Последний раунд обмена пленными состоялся 23 апреля в провинции Алеппо – обменяли 18 человек.

Неплохо обстоят дела и с «гуманитарными коридорами», через которые люди из провинции Идлиб могут переходить на подконтрольную правительством территорию, покупать еду и медикаменты, получать гуманитарную помощь от ООН и «Красного Креста» или просто остаться жить там, предпочитая покинуть анклав боевиков.

На сегодняшний день вдоль границ с Идлибом усилиями РФ, Турции и Ирана открыто два коридора: один соединяет северную часть провинции Хама с южным Идлибом через город Морек, а второй расположен в городе Абу Дугур на юго-востоке провинции Идлиб. В последнее время работа обоих коридоров осложнена из-за частых обстрелов и перестрелок сторон.

Вопрос функционирования лагерей беженцев на территории Сирии вновь вызвал жаркие дискуссии в Казахстане. Дело в том, что в последнее время обостряется ситуация вокруг проблемы возвращения сирийских беженцев домой. Сирия и Россия активно продвигают на внешней арене идею репатриации беженцев, в особенности из соседних государств.

Однако им противостоят некоторые европейские страны, США и даже ООН, заявляя, что вернуть беженцев сложно и на данный момент нежелательно из-за «неприемлемых условий жизни в Сирии». Конечно, этот вопрос не столько о беженцах, как о борьбе за контроль над проблемой беженцев в Сирии.

Тот, кто будет преобладать в этих вопросах, получить рычаг давления на страны, принимающие у себя сирийских беженцев. США и их союзники не намерены отдавать России контроль над процессом репатриации сирийцев, и пытаются заблокировать его через ООН и другие организации под предлогом того, что условия жизни в Сирии все ещё ужасны, и там очень опасно.

Вид с птичьего полёта на лагерь сирийских беженцев «Аз-Заатари» в Иордании. ФОТО: Wikimedia

К тому же, для таких стран, как Турция, несмотря на желание элит избавиться от бремени в виде сирийских беженцев, они являются социальной подпиткой группировок на севере Сирии. Поэтому, на переговорах в Казахстане стороны снова дебатировали по поводу целесообразности репатриации беженцев и вариантов это сделать. К чему-то конкретному никто не пришёл.

Наконец, большой мрачной тенью над участниками конференции довлела проблема «топливного кризиса», разразившегося в Сирии в феврале этого года. Суть дела состоит в том, что из-за санкций США против Ирана Сирии стало сложнее импортировать топливо. Большая часть нефтегазовых месторождений, ранее покрывавших часть национальных потребностей  Сирии, находятся на неподконтрольной правительству территории на северо-востоке, где хозяйничают курды и США.

Это вынуждает Дамаск покупать у курдов свои же нефть и газ. Однако в конце февраля – начале марта Египет внезапно начал блокировать танкеры с иранской нефтью в районе Суэцкого канала. Это окончательно перекрыло Сирии кислород, и спровоцировало острый дефицит топлива. Многие люди перестали ездить на машинах, у АЗС образовались невиданные ранее (даже в тяжелейшие годы войны) очереди, а по дорогам всё чаще начали ездить на лошадях и упряжках.

Официально, вопрос «топливного кризиса» на переговорах в Нур-Султане не поднимался, однако в кулуарах о нём говорили много и охотно. Интересно то, что даже отдельные представители сирийской оппозиции негативно отзывались о действиях Египта и США, считая, что это скорее бьёт по обычным людям, и никак не улучшает ситуацию в стране.

Россия вела переговоры с Турцией по поводу перспектив поставок топлива через Алеппо, однако нерешённая проблема Идлиба стала главным препятствием для дальнейших торгов. Хотя дискуссии были весьма активными, серьёзных результатов Астанинская площадка по этому вопросу не дала, однако очертила контуры будущего договорняка, который, вероятно, сумеет изменить статус-кво.

Общие выводы

12-й раунд мирных переговоров по Сирии в Астанинском формате завершился со смешанными результатами. С одной стороны, отдельные аспекты конфликта действительно нашли своё отражение в конкретных действиях сторон. С другой стороны, основные военно-политические проблемы, являющиеся главным препятствием для перехода Сирии к послевоенному урегулированию, решены не были.

Можно сказать, что конференция в Казахстане завершилась «ничем» или «как  всегда». Однако, я этого не напишу, потому что она позволяет сделать несколько очень важных выводов о ближайшем будущем Сирии.

Во-первых, отсутствие прогресса по вопросу провинции Идлиб ещё больше обострило позицию официального Дамаска. Активная подготовка сирийской армии к наступательной операции вдоль «буферного пояса» повышает ставки, провоцирует боевиков и вынуждает внешних игроков нервничать в поисках варианта выхода из тупика. Вполне вероятно, что в ближайшее время, по мере обострения ситуации на фронте, Турция, Россия и Иран выработают новое соглашение по Идлибу взамен нерабочего старого Сочинского договора от 17 сентября 2018 года.

Во-вторых, очень заметной стала дальнейшая маргинализация сирийских оппозиционных делегатов. Они выступали реже, менее агрессивно, а иногда говорили вполне конструктивные вещи. Безусловно, их позиция по основным пунктам осталась прежней, однако быстро исчезли какие-то бредовые предварительные условия типа отставки Башара Асада или вывода сирийских войск из городов. Также не было и откровенной риторики в защиту экстремистов в провинции Идлиб.

После отставки 11 марта президента про-турецкого марионеточного оппозиционного Сирийского Национального Совета Джавада Абу Хаттаба риторика оппозиционеров смягчилась и заметно изменилась с категорически-агрессивной на негативно смирившуюся. Оно и понятно: после отставки ярких лидеров так называемой «сирийской революции», усиления тотального контроля Турции над ними и потери большей части влияния на ситуацию в самой Сирии, их переговорная позиция всё слабее.

В-третьих, «топливный кризис», разразившийся в Сирии, несколько поменял параметры игры. Россия и Сирия столкнулись со срочной необходимостью решить проблему, или минимизировать её воздействие на послевоенный период. Ключом к решению вопроса может стать Турция. Потенциальная наступательная операция Анкары на курдские северо-восточные земли с последующим возвращением Дамаску арабской части этого анклава со всеми его месторождениями, решило бы проблему дефицита топлива.

В обмен на операцию против курдов, Турция может согласиться на ограниченную военную операцию сирийской армии в провинции Идлиб, которая зачистит «буферный пояс» от токсичных и неконтролируемых террористов «Аль-Каиды». Это контуры вероятной сделки, для которой переговоры в Казахстане стали первым шагом.

В-четвёртых, стало ясно, что Сирийская конституционная комиссия не начнёт работу в ближайшее время. С высокой долей вероятности, лето 2019 года будет посвящено различным военным операциям и решению других проблем, мешающих запустить конституционный процесс. Лишь после решения проблем Идлиба, курдов и региональной реинтеграции Сирии можно будет говорить о полноценном запуске работы СКК.

В-пятых, гуманитарная ситуация вокруг Сирии обостряется, из-за чего вовлечение региональных игроков становится всё более актуальным и необходимым. Россия пытается консолидировать свой контроль над механизмами репатриации сирийских беженцев, а также возрождения региональной торговли.

В-шестых, расхождения Турции, Ирана и РФ вокруг дальнейшего развития Сирии усугубляются, что вынуждает их обновлять договорённости прошлых годов, деактуализированные появлением новых проблем и вызовов: «топливным кризисом», выборами в Израиле, обострения внутриполитической повестки в Турции, усилением санкций против Ирана, ухудшением отношений Дамаска и курдов и т.д.

Сообщение Новый день, старые проблемы: что сейчас происходит в Сирии? появились сначала на ХВИЛЯ.

Именно эту фразу сотрудники ЦРУ сказали, когда вышли на след Усамы бин Ладена после 11 сентября. Но вместо этого, США свернули не туда, попали в Ирак, и результатом стал Абу Бакр Аль-Багдади, который на этой неделе появился в новом видео.

Приблизительно в то же время, когда человека, позднее ставшего известным как Абу Бакр Аль-Багдади, арестовали 15 лет назад — в начале 2004 года — я был прикомандирован к 4-й пехотной дивизии армии США под командованием генерал-майора Рэя Одиерно. Мы находились на родине Аль-Багдади, в городе Самарра, располагающегося в так называемом «суннитском треугольнике».

Иракское восстание тогда вовсю разгоралось, хотя и находилось на своих начальных этапах. Как и многие прочие американские командующие в то время, генерал Одиерно мало что знал о контр-партизанской войне, необходимости бороться за умы и сердца людей, поэтому он издал указ проверять каждого, кто выглядел подозрительным.

На практике, это означало, что любой иракский мужчина до 65 лет и американские солдаты, которым узколобый министр обороны США Дональд Рамсфельд позволил быть настолько агрессивными, насколько они могли пожелать, стали довольно топорными в своих действиях.

«Обычно, я просто арестовывал и сгонял вместе всех мужчин призывного возраста» — рассказывал мне лейтенант Бен Томлинсон, командир взвода, к которому я был присоединён, после одного ночного рейда в городе.

Однажды, солдаты, с которыми я ездил — из 1-го батальона 8-й пехотной дивизии, ворвались в небольшой хостел в центре города, гостей которого американская разведка назвала про-иранскими сторонниками повстанцев. Не важно, что иракское восстание было суннитским, а иранцы были шиитами. Американские солдаты не знали разницу.

Не найдя в хостеле «плохих парней», они двинулись в соседний дом, в котором, по данным разведки, жил владелец отеля. Он и трое его сыновей были арестованы. Было чуть больше 3 часов ночи. Один молодой человек, едва проснувшийся, уверял, что он студент-медик, а солдаты быстро просмотрели англоязычные книги, лежавшие вокруг его кровати. Несмотря на это, его приложили лицом к полу, и заключили в пластиковые наручники.

Другой молодой человек — по виду, самый младший из них — тяжело дышал и сильно кашлял, очевидно прихватив лихорадку. Ему по лицу впечатали американским сапогом, и он сполз на пол. Женщины, очевидно их мать и сестра, стояли молча в оцепенении.

По дороге назад на базу, я подсел к другому задержанному. Кровь текла из его носа, он явно был сломан, но он не мог вытереть её, поскольку его руки были закованы в наручники за спиной. Он стонал.

Многие задержанные, такие как этот парень, впоследствии оказывались в тюрьме «Абу Грейб» или в специальных инфильтрационных лагерях типа лагеря «Букка». Большинство позже просто отпускали. Из них довольно большая часть возвращались в свои дома в оккупированном Ираке, полны ненависти и злобы по отношению к своим оккупантам.

Насколько я видел своими собственными глазами, неписанным правилом американских войск в Ираке после 2003 года было то, что все иракцы виновны, пока не доказано обратное. Аресты, избиения и даже убийства были необоснованны, часто базировались на весьма зыбких данных разведки, а иракцы не имели средств оправдать себя.

Представьте себе чувство беспомощного гнева, вырывающиеся из-за такого отношения. А теперь умножьте его в тысячу раз, и направьте против Америки, и получите не просто восстание, но возрождение радикального исламизма в регионе, который никогда не был радикализирован, пока сюда не ввалились США с ненужной и обманом оправданной войной.

Среди тысяч неизвестных, отпущенных тогда из лагерей, был и Аль-Багдади, тогда ещё молодой проповедник, известный как Ибрагим Ауад Ибрагим Аль-Бадри. Хотя уже тогда он был убеждённым сторонником идей радикального салафизма, у него не было никакого реального движения, которое можно было возглавить. Однако в исследовании Института Брукингса 2015 года о лагере «Букка» говорится:

«Если арестованные не были джихадистами до своего задержания, то многие становились ими уже на выходе. Среди них свободно распространяли радикальные экстремистские манифесты, прямо на глазах внимательных, но бестолковых американцев».

Действительно, Аль-Багдади могли арестовать просто за то, что он пришёл в гости к своему знакомому, находившемуся в американском списке разыскиваемых лиц. Его выпустили через 10 месяцев из лагеря «Букка», и, как говорится в докладе, он вышел, «имея целую контактную книжку своих сторонников и протеже: они записывали свои номера телефонов на штиблетах с резинками своего нижнего белья».

Сегодня, уже в качестве лидера «Исламского государства», Аль-Багдади все ещё где-то там, на воле, публикует полные ненависти видео, как он сделал и на этой неделе — впервые за последние 5 лет. Несмотря на то, что террористы «ИГ» потеряли свои территории в Ираке и Сирии (их последний анклав в городе Багуз был захвачен в прошлом месяце курдскими отрядами при поддержке США), Аль-Багдади объявил, что они переходят к новой фазе. На видео он сказал:

«На самом деле, борьба за ислам и его население против крестоносцев и их сторонников — это долгая битва».

Очевидно, в Вашингтоне согласны, что втянулись в вялотекущую борьбу. В своём выступлении во вторник, посол по специальным поручениям и координатор антитеррористической политики в Госдепартаменте Натан Сэйлс признал, что «Исламское государство» не было побеждено. Это противоречит предыдущим высказываниям президента США Дональда Трампа о том, что «ИГ» было уничтожено «на 100%».

Вместо этого, по словам Сэйлса, группировка «просто переходит в новую фазу«, становясь «глобальной угрозой«, переняв эту роль преимущественно от «Аль-Каиды».

К слову, в заявлении, обнародованном после публикации этой статьи, Госдепартамент США заявил, что Сэйлс не противоречил словам президента Трампа, признавая, что освобождение от «ИГ» территорий в Ираке и Сирии было большой победой. Они также заявили, что посол не считает ислам угрозой, а лишь «ненавистническую» деятельность Аль-Багдади, которая извращает «религию, которая учит состраданию и милосердию, плюрализму и уважению ко всем«.

Сэйлс сообщил, что идеология «Исламского государства» распространяется по Афганистану, Африке, Южной и Восточной Азии, включая Шри-Ланку. По его словам, американское правительство изучает данные о том, что один из террористов, участвовавших в пасхальных терактах на Шри-Ланке, «мог проходить подготовку с «ИГ» в Сирии«.

В аудио-записи, сделанном после его видео, Аль-Багдади, судя по всему, подтверждает этот тезис:

«Касательно наших братьев на Шри-Ланке, я был полон радости, когда узнал об атаке смертников, которая разворошила логово крестоносцев и стала местью за наших братьев в Багузе».

«Крестоносцы». Звучит знакомо, не правда же? Это, конечно же, типичный элемент риторики Усамы бин Ладена за несколько лет до 11 сентября, и уже после терактов, когда он был в бегах.

Ошибочно воспринимая происходящее, президент Джордж Буш-младший вдохнул жизнь в абсурдный миф, созданный Бин Ладеном — о том, что американцы словно христиане-крестоносцы из прошлых столетий, преввратив его в кричащую, сенсационную реальность, подтвердившую риторику Бин Ладена и сделавшую его героем, что спустя два десятилетия до сих пор подрывает внешнюю политику США, давая импульс «Исламскому государству» — этой «Аль-Каиде 2.0».

Бездарные действия генерала Одиерно в Ираке, которые позднее военный публицист Томас Рикс жёстко раскритикует в своей книге «Fiasco» 2006 года за то, что они вызвали суннитское восстание, были в более широком смысле отражением всей политики Буша относительно борьбы с терроризмом.

«Когда речь заходит о войне с терроризмом, нельзя разделять «Аль-Каиду» и Саддама Хуссейна» — провозглашал Буш в сентябре 2002 года, оправдывая вторжение в Ирак.

Это катастрофически ошибочное утверждение объясняет, почему многое пошло не так в то время. По некоторым данным представителей американских спецслужб, в первые же месяцы после 11 сентября Штаты имели в своих руках всё, что было необходимо для завершения того, что позднее стало самой длинной войной для США.

Это было за несколько лет до того, как Аль-Багдади, или Абу Мусаб Аз-Заркауи — первый лидер «Аль-Каиды в Ираке», были радикализированы и стали боевиками, до того, как в Ираке вообще появилась «Аль-Каида», впоследствии и трансформировавшаяся в «Исламское государство» под руководством Аль-Багдади и его структур.

А на тот момент, в декабре 2001 года, были лишь Усама бин Ладен и Айман Аз-Завахири, оказавшиеся зажатыми в горах между Афганистаном и Пакистаном после 2-месячной военно-воздушной кампании США при поддержке Северного Альянса и других союзников на земле, боровшимися против Талибана.

Офицер ЦРУ Гэри Бернцен, отвечавший за операцию по штурму пещерного комплекса Тора-Бора, позднее сказал мне в интервью (а затем он подтвердил это в своей книге «Jawbreaker» 2005 года), что он был убеждён, что поймал там бин Ладена — об этом свидетельствовали перехваченные радио-сообщения. Он направил в Вашингтон сообщение, оканчивавшееся такой фразой: «Давайте убьём это дитя в зародыше«.

Бернцен намеревался отправить тысячу американских рейнджеров, чтобы сузить кольцо окружения вокруг отступающих террористов «Аль-Каиды». Как он уверял меня в интервью 2016 году, если бы он тогда это сделал, «война завершилась бы довольно быстро».

Впрочем, Буш, Рамсфельд и вице-президент Дик Чейни отклонили его просьбу, заявив, что бин Ладеном займутся пакистанцы (которые вне сомнения помогали ему скрываться на протяжении многих лет). Таким образом, вместо того, чтобы послать войска и разгромить «Аль-Каиду» в Афганистане, администрация Буша начала массово перебрасывать ресурсы и людей в Ирак, где «Аль-Каида» даже не существовала.

И вот мы здесь, сотни тысяч жизней и оторванных конечностей спустя. Бин Ладен, хотя и мёртв, продолжает жить как легенда и пример для подражания, который, судя по всему, уже вовсю использует Аль-Багдади для мобилизации своих сторонников из скрытых удалённых убежищ, хотя и в более сложной форме с учётом новой эры социальных медиа.

Это одно из последних напоминаний о том, к какой стратегической катастрофе привела нас администрация Буша. Впрочем, сегодня Трамп, вероятно, совершает множество подобных ошибок. В тот же вторник пресс-секретарь Белого Дома Сара Сандерс объявила о намерении администрации внести движение «Братья-мусульмане» в список террористических организаций, после аналогичного решения по отношению иранскому Корпусу стражей исламской революции (КСИР).

Это всё те же глупые решения, благодаря которым администрация Буша создала себе проблемы. Ни КСИР, ни «Братья-мусульмане» не имеют никакого отношения к «Исламскому государству». На самом деле, многие последователи Аль-Багдади обвиняли «Братьев-мусульман» в том, что они слишком мирные.

Это возвращает меня к тем самым трагикомическим ночным рейдам, которые я наблюдал в Самарре — родном городе Аль-Багдади. Погрязший в невежестве и предрассудках (по крайней мере, изнутри) подход США к борьбе с повстанцами в Ираке стал, в более широком разрезе, результатом непонимания радикального ислама как такового. Лишь немногие повстанцы были на самом деле радикализированными мусульманами, каким был Аль-Багдади; зачастую, они были обычными суннитами, многие из которых выброшенные из распущенной армии Саддама солдаты, опасавшиеся возрастающему влиянию шиитов.

Буш использовал «Аль-Каиду», чтобы выдумать иракскую угрозу, а позднее подвёл под одну гребёнку «Хезболлу», ХАМАС и «Аль-Каиду», точно так же, как сейчас делает Трамп. На самом деле, эти группировки никогда не имели ничего общего — по крайней мере, до того момента, пока США не решили сделаться их общим врагом.

Преимущественно благодаря ошибкам США, сегодня мы называем это Бесконечной Войной, и конца этому не видно.

Оригинальная статья: «Let’s Kill This Baby in the Crib»

Сообщение Давайте убьём это дитя в зародыше появились сначала на ХВИЛЯ.

Призрак межрелигиозных конфликтов тенью падает на Ближний Восток. Именно в них зачастую видят причину хаоса, конфликтов и экстремизма. Религиозные разногласия определяют то, что многие видят как главную линию раскола на Ближнем Востоке: сунниты против шиитов.

Это словно фундаментальная теория, способная объяснить абсолютно всё. Сунниты, преследуемые шиитами, радикализуются, и вступают в «Аль-Каиду», или записываются в ряды «Исламского государства». А шииты, ведомые чувством униженного меньшинства, желают заполучить влияние, несоразмерное их численности.

Безусловно, давние противоречия между двумя основными направлениями ислама играют свою роль в региональных процессах. Однако большая часть современных конфликтов, принёсших разрушения и запустения значительной части Ближнего Востока, имеют с этими спорами мало общего.Самые кровавые, жесточайшие и наиболее яростные конфликты происходят в мире суннитов.

Межрелигиозные конфликты — это политически удобная сказка, которую используют для прикрытия старомодной борьбы за власть, преследования меньшинств и тоталитарных практик.

Наибольшее число жертв террористов «Исламского государства» — этого самого кровавого и яростного суннитского актора в регионе — составляют именно сунниты, несмотря на анти-шиитскую направленность группировки.

Сражения за Мосул в Ираке и Ракку в Сирии столкнуло лбами одних суннитов против других суннитов. Террористические нападения «ИГ» в Египте, Сомали, Ливии, Нигерии и в других странах почти всегда били по суннитам. Существует лишь несколько примеров массовых убийств шиитов со стороны «Исламского государства».

Арабские восстания, как наиболее значимые политические события в регионе за последнее поколение, обычно включали в себя борьбу суннитов с суннитами: в Тунисе, где она начались, в Египте, где она росла, и в Ливии, где она до сих пор продолжается. Это же применимо и к трагической, кровавой гражданской войне в Алжире в 1990-х годах.

Каждый из этих эпизодов сопровождался насильственными столкновениями и быстро меняющимися альянсами между «Братьями-мусульманами», нео-османистами, салафитами, ваххабитами (как саудовского, так и катарского толка) и джихадистами.

Более умеренные силы — Университет «Аль-Азхар» в Каире, Хашимиты в Иордании и большая часть мирных суннитов — беспомощно наблюдали, надеясь, что их пронесёт, и нервно ожидая своей возможности быть услышанными.

В случае с трагедией в Сирии, раскол между суннитами и алавитами традиционно рассматривается в контексте более широкого суннитско-шиитского противостояния и в качестве основы понимания природы конфликта.

Однако режим Башара Асада не является полностью алавитским. Он был построен на базе договорённостей между алавитами, суннитским средним классом и целой плеядой религиозных меньшинств.

Сложно представить себе, как режим мог выжить без поддержки хотя бы какой-нибудь части мейнстримных суннитских групп, учитывая, что на протяжении большей своей истории он зависел от финансовой и политической поддержки суннитских монархий Персидского Залива. В первую очередь, речь идёт о Саудовской Аравии.

На начальных этапах американского вторжения в Ирак, сирийское правительство поощряло отправку через свою территорию бойцов-суннитов, которые действовали там против американцев и, в том числе, против про-иранских шиитских групп.

То, что Иран и «Хезболла» бросились на помощь Асаду, было продиктовано отнюдь не чувством общей религиозной идентичности, а стратегическим и политическим расчётом. На самом деле, сирийский режим настолько далёк в своей религиозной ориентации от Исламской Республики, насколько это вообще возможно.

По большей части, война в Сирии стала ареной сражений между суннитскими исламистскими группировками с разными убеждениями и покровителями. Они провели больше времени и истратили больше ресурсов на то, чтобы воевать между собой, а не с сирийским режимом.

Делать упор исключительно на суннитско-алавитском противостоянии в войне в Сирии — это не замечать другие очевидные факты. Повстанцы-сунниты нападали в основном на суннитов, а не алавитов. Исламистские группировки осаждали христианские города, оскверняли их символы, уничтожали деревни, убивали их религиозных лидеров и изгоняли из земель, на которых они живут издревле.

Когда Россия спасла режим в Дамаске, попутно убив множество суннитов, лидеры суннитских арабских государств не отвернулись от Путина, а наоборот: пустились в частые паломнические путешествия в Москву с предложениями по торговле, оружию и создания стратегических союзов.

Будучи наиболее густонаселённой суннитской арабской страной и одним из самых уважаемых центров суннитского богословия, Египет сохранил тесные связи с режимом Асада и держится подальше от оппозиции. В Каире угрозу видели не в шиизме или алавизме режима, а в исламизме оппозиции.

Крупнейшая страна в арабском Магрибе — Алжир — действовал точно также. Неудивительно, что, как только война начала стихать, Бахрейн и ОАЭ решили восстановить дипломатические отношения с сирийским режимом. Оба государства озабочены противостоянием с Турцией и Катаром и разделяют опасения по поводу суннитского исламизма. Саудовская Аравия, вероятно, также не сильно далёко ушла.

Сложная история Йемена действительно имеет религиозный контекст, однако было бы ошибочным рассматривать эту гражданскую войну лишь сквозь призму суннитско-шиитского раскола. Действия повстанцев-хуситов преимущественно продиктованы убеждённостью в том, что их идентичность находится под угрозой.

Исламская революция в Иране породила модель для подражания и союзника, который ей следует. Однако корень проблем хуситов — это социальные вопросы: они возмущены утратой своего статуса и запустением их бастионов в северной части страны.

Конфликт трансформировался в саудовско-иранскую прокси-войну не из-за древних религиозных разногласий. Получив ограниченную помощь Ирана, хуситы решили попросить у Тегерана больше, столкнувшись с вторжением Саудовской Аравии. А Иран, увидев в этом неожиданную возможность, согласился.

Конфликт между хуситами и про-саудовской коалицией — лишь один из многих, разрывающих Йемен на части. Когда он завершится, вспыхнет противостояние между южными сепаратистами, «Аль-Каидой», «Исламским государством», салафитами и суннитами, подстёгиваемое соперничеством, амбициями и грызней Саудовской Аравии и ОАЭ.

Последний яркий, и наиболее загадочный, акт насилия — убийство Джамаля Хашкаджи — также является внутренним делом суннитов. Убитый журналист был суннитом. Исполнители убийства были суннитами. Турция, страна, в которой произошло преступление, и которая сыграла ключевую роль в «сливании» информации об этом, преимущественно суннитская.

Фон убийства — это перетягивание каната между разными ветвями суннитского ислама: аскетичными ваххабитами, движением «Братья-мусульмане» и нео-османистами, борющимися за власть. Как можно заметить, из этой всей схемы сложной драмы выпадает Иран — главная шиитская страна региона.

Продолжаем список. Премьер-министр Ливана, задержанный Саудовской Аравией в 2017 году, был суннитом. «Хезболла» увеличила число своих суннитких союзников в парламенте и правительстве после вмешательства в гражданскую войну в Сирии против суннитских боевиков.

Шииты не участвуют в междоусобной борьбе между двумя палестинскими фракциями — ФАТХ и ХАМАС. Шииты не участвуют ни в конфликте между Алжиром и Марокко вокруг Западной Сахары, ни в саудовско-иорданских противоречиях, ни в саудовско-марокканских спорах, ни в саудовско-катарском противостоянии, ни в борьбе за влияние между Саудовской Аравией, Катаром и ОАЭ в регионе Африканского Рога.

Турецкая военная кампания против курдов точно также является внутри-суннитским вопросом. Продолжающийся хаос в Ливии, где не существует очевидной религиозной подоплёки, исходит из этнических, племенных и региональных конфликтов среди суннитов, как и столкновения на западе Ирака и географическое напряжение в Тунисе в отношениях побережья и глубинки.

В сегодняшнем Ираке политическую ситуацию определяет скорее внутри-шиитская конкуренция, нежели межрелигиозные конфликты, и, вероятно, так останется и в будущем. Именно шиитский Иран — не суннитская Турция, или суннитские монархии Залива — стал первым, кто начал поставлять оружие и содействовать курдам-суннитам, когда их начало притеснять «Исламское государство».

Попытки Саудовской Аравии выстроить связи с некоторыми шиитскими силами в Ираке и тесные контакты Ирана с отдельными иракскими политиками-суннитами совершенно не соответствуют бинарному представлению о межрелигиозном расколе, также, как и отказ Пакистана, имеющий крупнейшую в мире суннитскую общину, поддержать Саудовскую Аравию в Йемене.

На фоне недавнего обострения конфликтов в Ливане и Ираке, шиитские районы на юге обоих стран, граничащие с суннитскими провинциями, не подвергались никакому преследованию со стороны своих соседей-суннитов.

Конечно же, суннитско-шиитский раскол действительно существует. Его постоянно используют Саудовская Аравия и Иран для мобилизации своего населения в рамках борьбы за региональное господство. «Аль-Каида» и «Исламское государство» нападают на шиитов в надежде посеять религиозную смуту, из которой они извлекут выгоды. Но это лишь инструменты войны, но не её причины.

В регионе и религии, чьи славные дни были в прошлом, история становится тем средством, которое мобилизует массы. Политические лидеры провоцируют дискуссии для возрождения памяти о благоприятных и величественных временах прошлого. Неспособные апеллировать к высоким ценностям типа свободы и толерантности, они склоняются к разговорам о конфликтах древности, дабы воодушевить людей и добиться лояльности.

Существует объяснение, почему конфликты чаще возникают в среде самих суннитов, а не между суннитами и шиитами. Сунниты знают, что составляя 80% населения региона, они являются неоспоримым большинством, а поэтому едва ли их шиитские братья сумеют поработить их. Шииты уже давным давно признали, что будут оставаться меньшинством в преимущественно суннитском регионе. Сунниты различных убеждений и направлений борются за влияние и доминирование над своей веткой ислама, а от войны с шиитами они мало что могут извлечь.

Ошибочное определение конфликтов, охватывающих Ближний Восток, порождает неправильные рецепты их разрешения. Разговоры об «умеренных суннитских арабских государствах», удивительно укоренившиеся во внешнеполитических кругах США — это чушь.

Те, кто выступал за поддержку сирийской вооруженной оппозиции, обычно утверждали, что она необходима, дабы не отталкивать «суннитский мир». Однако решение вооружать и поддерживать сирийскую оппозицию вовсе не означало поддержку суннитов против не-суннитов. Оно означало втягивание во внутри-суннитские конфликты. Это было решение, продиктованное ложным представлением о том, что обыкновенные сирийские сунниты надеялись на победу исламистской оппозиции над режимом Асада из-за его преступлений.

Ошибочные представления Запада также привели к тому, что они не сумели предвидеть, как Иран — самое могущественное шиитское государство — и Турция, как самая сильная суннитская страна, сумеют отложить в сторону свои реальные расхождения во взглядах ради общих интересов.

Это привело к неправильному пониманию процессов, лежащих в основе отношений между иранскими и иракскими шиитами, которые больше зиждятся на солидарном недовольстве деятельностью США, а не на религиозной общности. Как только американские войска покинут Ирак, расхождения между ними — между иранским и иракским национализмом, иранской и иракской версией шиитского ислама — скорее всего снова станут главенствующими.

Ошибки также привели Вашингтон к ложному пониманию поддержки сирийского режима со стороны России. Через неё Москва не подорвала свои отношения с суннитскими арабскими странами, в возродила своё влияние и установила новые связи в регионе.

На сегодняшний день, суннитско-шиитский раскол порождает иллюзорные цели. Попытка создать арабское НАТО с целью объединения суннитских арабских государств против Ирана, утонула в междоусобных дрязгах стран Залива.

Сунниты в регионе до сих пор считают Иран основной угрозой. Однако вера США в то, что их воинствующая риторика способна объединить арабов-суннитов в анти-иранский альянс, превалирует во времена, когда большая часть суннитских режимов поглощены вызовами, которая несёт для них Турция.

Нео-османские мечты являются реальной угрозой, в отличие от Ирана. Исторические корни противостояния османов и арабов насчитывают сотни лет: Османская империя правила Меккой и Мединой на протяжении четырёх столетий, в то время как Персия — никогда.

Страстные порывы к великому прошлому не исчезают просто так. Тяготение к незамысловатым, упрощенческим теориям несёт за собой реальные последствия. Они не дают увидеть реальную суть противостояния, от которого зависит будущее Ближнего Востока.

Оригинальная статья: «The Middle East’s Great Divide is not Sectarianism»

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook

Сообщение Ближний Восток расколот, но не религией появились сначала на ХВИЛЯ.

Нашумевшая история с попыткой приезда в Украину Рудольфа Джулиани – личного адвоката президента США Дональда Трампа – прекрасно отображает не только лишь внутренние политические дрязги, охватившие Вашингтон накануне важнейших праймериз и ещё более значимых президентских выборов 2020 года. Внезапно анонсированный и так же неожиданно отменённый визит одного из ближайших соратников Трампа немного приоткрыл нам завесу тайны над той ролью, которую администрация Белого Дома желает отвести Украине в их политических играх.

9 мая бывший мэр Нью-Йорка, снискавший славу в образе решительного и непоколебимого главы города в трагические дни после 11 сентября, а ныне – главный личный юрист Дональда Трампа, заявил в интервью изданию «The New York Times», что собирается в ближайшее время посетить Киев для переговоров с новоизбранным президентом Владимиром Зеленским.

Однако уже на следующий день 10 мая в вечернем эфире любимого телеканала Трампа «Fox News» Джулиани неожиданно сказал, что визит был отменён, и он никуда не поедет. Однако не это вызвало резонанс на медиа-просторах Украины и США, а причина, по которой он передумал посещать Киев.

По словам адвоката Трампа, в окружении Зеленского существуют «враги Трампа, а в некотором смысле, и враги Соединённых Штатов». Дескать, раз там такие люди, то и ему нечего делать, пытаясь выйти на контакт с новым президентом и его командой. Позднее, Джулиани даже назвал имя одного из этих «врагов США» — Сергей Лещенко, народный депутат и бывший журналист.

Что могло пойти не так, и действительно ли присутствие Лещенка так испугало прожжённого республиканца?

Во-первых, стоит заметить, что отмена визита произошла через несколько часов после того, как президент Дональд Трамп в интервью «Politico» сказал, что ещё поговорит со своим адвокатом об этом его путешествии. Судя по всему, разговор, вероятно, состоялся, после чего Джулиани и появился в эфире со своими неожиданными заявлениями.

Во-вторых, для анализа ситуации, необходимо понимать контекст происходящего. Джулиани собирался в Киев в самый разгар американской предвыборной кампании, когда любое движение официальных лиц всегда рассматривалось (зачастую, справедливо) как часть политического избирательного процесса. Накануне праймериз, визит Джулиани трактовался как попытка «накопать» компромат на одного из ведущих кандидатов в президенты от Демократической партии – Джо Байдена.

По словам самого адвоката, в ходе визита в Украину он намеревался обсудить с Владимиром Зеленским и его командой перспективы возобновления коррупционного расследования против газовой компании «Burisma Holding», в которой работал сын Джо Байдена – Хантер Байден.

Сама компания принадлежит одиозному Николаю Злочевскому – экс-министру экологии времён Януковича. В команде Трампа верят (и неоднократно критиковали за это своих «папередников»), что в 2016 году, когда ГПУ проводила расследование против компании Злочевского, Джо Байден, будучи тогда вице-президентом США, использовал свои рычаги влияния на украинские власти, требуя уволить тогдашнего генпрокурора Виктора Шокина.

В восприятии республиканцев, действий Байдена были продиктованы личной заинтересованностью в деле, поскольку в компании работа его сын. Были ли он и его отец вовлечены в коррупционные схемы – неизвестно, никто никаких доказательств не предоставлял. Однако у республиканцев верят, что да – Байден мог получать неправомерную выгоду.

Для выяснения подробностей и, возможно, склонения команды избранного президента Украины к возобновлению расследования, Рудольф Джулиани и намеревался отправиться в Киев. Любой компромат, или даже его видимость, могли бы пригодиться Дональду Трампу в его борьбе против Джо Байдена, которого он сам считает опаснейшим конкурентом на выборах из всех кандидатов от демократов.

При этом, Джулиани даже не обязательно было найти что-нибудь конкретное. Это было бы слишком идеально. В его программе минимум – достаточно лишь держать тему коррупции Байдена-младшего в Украине на плаву, не давая ей сойти с первых заголовков американских СМИ, а для этого нужны информационные поводы, для которых годится и принципиальное неформальное согласие новых украинских властей на повторное рассмотрение дела «Burisma Holding».

Мотивация Дональда Трампа проста: Джо Байден является одним из самых вероятных противников президента на выборах 2020 года. На сегодняшний день, он занимает первое место по рейтингам среди остальных кандидатов от Демократической партии, получая около 42%. Второй после него – сенатор Берни Сандерс с результатом около 15% голосов.

Такой огромный разрыв по сути предопределяет исход праймериз демократов. Для Трампа Байден – опасный конкурент. У него больше опыта, политических навыков, он уважаем и имеет хорошую репутацию. Байден справедливо считается «глыбой» среди старой гвардии лидеров Демпартии, несмотря на свой возраст. Понимая, что победить Байдена будет сложно, особенно с позиции действующего президента, а не оппозиции, Дональд Трамп пытается найти хоть что-то, за что можно зацепиться и медийно бить по бывшему вице-президенту. Например, одну из таких вещей уже раскопали республиканцы – они сейчас вовсю вспоминают Байдену, что он голосовал за вторжение США в Ирак в 2003 году.

Украинские манёвры – это тоже часть попыток Трампа нарыть компромат на Байдена. Расчёт, судя по всему, идёт на то, чтобы вывести на бой против Трампа второго самого популярного демократа – Берни Сандерса. Из него легче сделать «пугало» благодаря его левацким идеям. К тому же, Сандерс слишком радикален в своих подходах к экономике для многих слоёв общества, что также играет в пользу Дональда Трампа. Для него Сандерс был бы гораздо более удобным противником, по крайней мере, так считают в его администрации.

Вторым контекстом, тенью падающим на визит Джулиани, стала эпическая битва демократов и республиканцев вокруг скандального расследования Роберта Мюллера о предполагаемых связях команды Трампа с Россией в 2016 году. После обнародования доклада специального прокурора Мюллера о результатах его 2-летнего расследования, сражение между администрацией Трампа и демократами в Конгрессе вышло на новый уровень.

Демократы, раздосадованные отсутствием серьёзных улик против Трампа о его якобы сговоре с русскими, решили продолжить цепляться за некоторые положения доклада, и перевели фокус внимания общественности с самого документа на обстоятельства его публикации. Сейчас основные удары демократов по Трампу приходятся по следующим темам:

• Почему доклад не опубликовали целиком? Дональд Трамп точно что-то скрывает.
• Почему Минюст отказался публиковать доклад изначально, выпустив лишь короткое юридическое заключение? Они нарушили закон и скрывают от общественности «истинные» факты о сговоре Трампа с русскими.
• Препятствование Трампом правосудию. Президент пытался помешать расследованию, и об этом в докладе множество фактов.
• Судьба самого Роберта Мюллера. Дескать, его скоро вот-вот уволят, и будущего у него в Минюсте нет после того, как попытался «раскрыть правду» о делах Дональда Трампа с русскими.

Со своей стороны, республиканцы и сам Дональд Трамп, воспрянув духом после публикации доклада, направили весь свой гнев на тех, кто инициировал расследование. Президент США, упиваясь чувством триумфа и сладостной мести, сделал эту историю магистральной темой для своих нападок на демократов, объявив им чуть ли не личную вендетту. Он заявил, что раз над ним издевались целых 2 года, демонизируя за его якобы сговор с русскими, то теперь настала его очередь.

Республиканцы даже пытаются начать собственное преследование самих инициаторов расследования Мюллера против Трампа. Назначенный президентом генпрокурор Уильям Барр, покончив с эпопеей вокруг публикации доклада Мюллера, принялся за изучение самих истоков истории вокруг «Russiagate».

Он сформировал команду расследователей, которые будут заниматься выяснением законности и правомерности шпионажа со стороны ФБР за предвыборным штабом Дональда Трампа. Ведь тогда, в 2016 году, когда ФБР установили слежку и прослушку за предвыборной командой Трампа, они использовали досье, составленное на деньги штаба Хиллари Клинтон – то самое досье Кристофера Стила, в котором якобы была информация о том, что у Кремля на Трампа существует компромат, и они этим пользуются, чтобы повлиять на кампанию.

Ныне Уильям Барр пытается выяснить, что реально было в досье, и законно ли поступала Клинтон, а затем и ФБР, которых она подбила начать расследование связей Трампа с Россией. По мнению главы Минюста, в «шорт-листе» потенциальных виновников расследования бывший генпрокурор Обамы Эрик Холдер, бывший директор ФБР Джеймс Коми, его заместитель Эндрю МакКейб, бывшая советница президента по нацбезопасности Сьюзан Райс и  бывшая генпрокурор Лоретта Линч.

Ясное дело, что присутствие таких громких имён (членов Демократической партии) в расследовании Барра – это мощнейший инструмент в руках Трампа для демонизации своих соперников на выборах. По сути, сейчас они поменялись местами: не демократы «копают» под Трампа, а президент и его команда подкапываются к демократам.

Этот процесс продолжается. 12 мая Барр назначил главного ответственного за расследование шпионажа за штабом Трампа в 2016 году. Им стал прокурор штата Коннектикут Джон Дарэм – очень мощная фигура в правоохранительной системе США, снискавший славу, когда посадил верхушку ФБР в Бостоне, получавшей откаты от местной мафии. Если кто-нибудь смотрел фильм «Чёрная месса» о гангстере Уайти Балджере, то это как раз тот самый период. Более того, Дарэм расследовал и громкие дела о пытках ЦРУ в 2005 году. Иными словами, администрация Трампа всерьёз решила раскачивать тему неправомерности, незаконности и фейковости расследования против него, которое 2 года проводил Мюллер.

И тут идеально вписывается в ситуацию и Украина. Визит Рудольфа Джулиани также имел целью склонить Владимира Зеленского и новую администрацию к поддержке позиции Дональда Трампа в ситуации вокруг расследования Мюллера. Ведь именно с Украины начались многие проблемы для республиканцев. В частности, именно из Украины «слили» информацию о роли бывшего главы предвыборного штаба Трампа Пола Манафорта в его схемах с «Партией регионов». Это нанесло удар по рейтингам Трампа во время выборов, вынудив его поменять главу штаба.

Джулиани хотел выяснить, как и кто «слили» данные по Манафорту, а также добиться от новых украинских властей согласия поддержать нарратив Трампа, о том, что члены его команды ни в чём не виноваты. При этом, важно отметить, что для адвоката президента необязательным является получение публичной поддержки, достаточно даже согласия в частном разговоре, о котором он не применит упомянуть в эфире какого-нибудь «Fox News», и таким образом поднять эту тему в СМИ накануне праймериз. К тому же, поддержка Украины будет дополнительным фоном под публикацию в июне доклада генерального инспектора ФБР Майкла Хоровитца о нарушениях федерального закона при расследовании сговора Трампа с русскими.

Понятное дело, что визит Джулиани вызвал массу недовольства среди демократов и части общественности. Многие начали обвинять Трампа в попытке склонить иностранное государство повлиять на исход президентской кампании 2020 года. Отвечая на этот вопрос журналиста, сам Рудольф Джулиани в интервью 12 мая заявил, что это «нонсенс», мол «мы хотим попросить вмешаться не в выборы, а в расследование, на что мы имеем полное право».

Ему в ответ демократы заявили, что адвокат президента пытается «запустить клеветническую кампанию» против Джо Байдена. При этом, против визита выступили и двое влиятельных сенаторов-демократов Адам Шифф и Кристофер Мерфи. Первый является главой комитета Палаты представителей Конгресса США по вопросам разведки и спецслужб. К критике Джулиани подключились и другие кандидаты от Демократической партии, используя это для самопиара и выражения солидарности в их борьбе с президентом. Элизабет Уоррен, например, назвала действия Джулиани «неэтичными», а Бето О`Рурк, выступая перед избирателями в Нью-Гемпшире, заявил, что адвокату не стоит ехать в Украину.

Историю про давление, которое якобы оказал Джо Байден на Киев, дабы уволить генпрокурора Виктора Шокина, до сих пор активно раскачивают в СМИ. В недавнем интервью телеканалу CNN сам Рудольф Джулиани половину эфира рассказывал, как администрация Обамы вмешивалась в украинскую политику, дабы не дать расследовать коррупцию в компании, где работал сын Байдена. Сам Дональд Трамп 12 мая призвал Минюст начать официальное расследование всех теневых сделок Джо Байдена и его сына за границей, основываясь на истории из Украины.

Почему Рудольф Джулиани всё-таки отменил свой визит в Киев – остаётся загадкой. То ли давление общественности вынудило президента отозвать своего адвоката, то ли они решили подождать инаугурации Зеленского, дабы поговорить с ним уже официально, то ли сам Трамп и Джулиани передумали. Это, на самом деле, не так уж важно. Ключевой вопрос здесь: что делать Владимиру Зеленскому и его администрации в этой ситуации?

На мой взгляд, новым украинским властям не стоит ввязываться во внутриполитические американские игры, особенно в роли источника компроматов и грязных секретов, которых может и не быть вовсе. Для Владимира Зеленского, по моему убеждению, нет ничего хуже, чем начать строить отношения с США также, как это делал Пётр Порошенко в 2016 году, когда неприкрытая поддержка Хиллари Клинтон вылилась в антагонизм и напряг, преследовавший американско-украинские отношения при Трампе.

В данном случае, Зеленский рискует получить клеймо чирлидера республиканцев. А если на выборах 2020 года победят демократы, то ситуация и вовсе будет аналогичной той, в которую попала администрация Порошенко. Мы получим вечный замкнутый круг, из-за которого построить нормальные полноценные отношения с США будет невозможно.

Кроме того, для Украины, которая, среди прочих государств, поддержала санкции США и ЕС против РФ за их вмешательство в выборы в 2016 году, было бы весьма странно самой становиться страной, которую используют для влияния на выборы 2020 года.

В этом случае, мы можем столкнуться с непредвиденными рисками, если, например, демократы придут к власти, и захотят расследовать роль иностранных государств во вмешательстве в президентские выборы. А визит Джулиани в Украину – как раз попадает в эту категорию. Администрация Зеленского окажется в роли источника компроматов для штаба Трампа, также как Россию считают источником компроматов против Клинтон в 2016 году. Нужно ли нам это? Думаю, вопрос риторический.

Ещё один неприятный момент, который может затронуть наши интересы – это подрыв нашего сотрудничества по линии правоохранительных органов. Американский Минюст и украинские ГПУ и Министерство юстиции уже сотрудничают по многим вопросам, и довольно тесно. Визит Рудольфа Джулиани мог иметь целью сломать эту структуру. Адвокат пытался бы размыть эти двусторонние договорённости, сделав себя единственным и неофициальным (он не имеет полномочий) каналом коммуникации между Зеленским и Трампом.

Такие действия не соответствуют политике нормального построения отношений с США, особенно с учётом политической нестабильности самой команды Трампа, из-за чего Украине нужны институционализированные отношения с Вашингтоном, а не частные, непостоянные контакты с неофициальными лицами. Это будет подрывать доверие к Украине со стороны официальных американских структур, включая Конгресс США.

К тому же, визит Джулиани в Украину в самих Штатах также поднял дискуссии о несколько забытом «Законе Логана», в соответствии с которым лица, не имеющие полномочий, не могут вести переговоры с иностранными правительствами от имени своего государства. Именно на основании этого закона в своё время был уволен первый советник Трампа по нацбезопасности Майл Флинн, когда оказалось, что в 2016 году он встречался с представителями российских властей, и обсуждал санкции США против РФ. Приезд Джулиани в Украину попадал под действие закона, и это могло бы создать кучу проблем в отношениях с США для Украины в будущем.

В целом, если подытожить, на мой взгляд, новоизбранному президенту Владимиру Зеленскому не стоит втягиваться в американские внутриполитические дрязги, дабы затем не оказаться в ловушке по итогу выборов. Это не отвечает интересам Украины, морально-политическим и международно-правовым основам её внешней политики, и несёт слишком большие риски для, и без того обременённого вызовами, нового президента. Отношения с США должны строиться на взаимном уважении, доверии, сильных бизнес связях, честной торговле и солидарной позиции по отношению к России.

Участие украинских властей в кампании по «мочилову» одного из самых перспективных кандидатов в президенты, который раньше тесно работал с Украиной во времена Обамы (и знает очень много), принесёт скорее больше проблем, нежели выгод.

Даже если Дональд Трамп победит на выборах 2020 года (в том числе, с нашей помощью), Конгресс остаётся поделённым между двумя партиями, а после промежуточных выборов 2021 году ситуация снова может измениться. Если же Трамп проиграет, а команда Зеленского вовсю броситься на амбразуру по его просьбе, то в следующие 5 лет наши отношения будут продолжать увязать в болоте недоверия, равнодушия и безразличия, что может возыметь негативный эффект на наши международные позиции с учётом противостояния с РФ. При любом раскладе, риски выше каких-либо выгод, а посему участвовать в схемах Джулиани не стоит.

Украине выгодны системные, структурированные и институционализированные отношения с США, построенные не на лояльности к той или иной политической фигуре или идеологии, а на общих долгосрочных энергетических (присутствие на инаугурации со стороны США министра энергетики Рика Перри говорит само за себя), торгово-экономических, военно-политических интересах. А соучастие в очернении Байдена или Трампа похоронит любые перспективы доверительного и полноценного диалога с американским истеблишментом. К тому же, если Украина пойдёт против Байдена (а значит, против демократов), то настроит против себя и значительную часть американской общественности, что может ударить по многочисленным образовательным, гуманитарным программам и неправительственному сектору.

Наконец, не стоит забывать и о том, что внешняя политика администрации Трампа не является для Украины однозначно выгодной по всем параметрам, особенно её ближневосточное, европейское направления и торговые войны с Китаем. Те последствия для международного порядка, которые имеют отдельные решения Дональда Трампа, негативно отражаются на стабильности региональной и международной среды округ Украины, и на наших позициях на внешних рынках.

Соответственно, даже если мыслить цинично, особенного стимула «тащить» Трампа на выборах 2020 года у Зеленского, на мой взгляд, нет. Лучшая позиция – это дать американцам самим выбрать себе президента, а не вмешиваться, не зная, что будет с миром в дальнейшем. А затем выстраивать с победителем отношения, исходя из своих собственных потребностей и нужд, а не избирательной конъюнктуры.

Поэтому, Владимиру Зеленскому стоит сконцентрироваться на внутренних проблемах Украины, усиливать эффективность государственных структур, поднимать экономику и формировать целостное внешнеполитическое видение Украины в регионе и мире, с учётом национальных интересов нашего государства, а не чужого.

Сообщение Украинские манёвры Трампа: что делать Зеленскому? появились сначала на ХВИЛЯ.

Инаугурация Владимира Зеленского наконец-то состоялась. Правление Петра Порошенко завершилось и благополучно ушло в небытие, началась эра нового президента Украины. Все разошлись по своим местам, занимая привычные позы, в которых они продержатся до парламентских выборов. Сторонники Зеленского бросились расхваливать неординарность и креативность инаугурационной церемонии, а также «близость» нового президента к народу, предрекая всем конец времён и скорое светлое будущее.

Фанаты Порошенко и уже старой власти прильнули к телевизорам, жадно смакуя каждый критический комментарий, высосанный из пальца скорбящими журналистами и гостями «Прямого» в своих бесконечных, стремительно деградирующих ток-шоу. Большая часть соратников бывшего президента ушли в отставку, не желая разделять ответственность переходного периода и становиться «грушей для битья». В общем, всем спасибо, все – свободны.

Пыль улеглась, страница перевёрнута, и началась новая глава в истории Украины. А значит, настало время для умных, пророческих текстов в стиле любимого вопроса всех журналистов: «Что же будет дальше?» и «Как нам теперь жить?».

Владимир Зеленский пришёл к власти на фоне, хотя и не такого напряжённого периода, как в 2014 году, но весьма сложной обстановки, как во внутренней, так и во внешней политике. Как это ни парадоксально, но после 5 лет тотальных «перемог» и «зрад», новый президент столкнётся с ещё более комплексными и глубокими вызовами, преодоление которых требует принятия решительных, смелых и жёстких решений. Особенно актуально это для внешнеполитического направления, в котором, на мой взгляд, позиции Украины за последние несколько лет ослабели.

Поскольку я занимаюсь именно этой сферой аналитики, то и начну писать аналитику с фокусом на то, какой должна быть внешняя политика Владимира Зеленского. И свой первый анализ я решил посвятить сегодняшней инаугурации, вернее – иностранному представительству на ней, гостям, которые приехали в Киев в этот переломный для нас день. Состав международных делегаций был весьма интересен, и для меня нёс чёткие посылы и сигналы для нового президента. Я решил попробовать их расшифровать и поделиться с вами. Итак, начнём.

Для начала сразу скажу, что представительство иностранных делегаций на инаугурации было намного ниже по рангу в сравнении с 2014 годом. Безусловно, персоналия Владимира Зеленского тут не при чём. Низкий уровень представительства иностранных государств – это скорее камень в огород Петра Порошенко, ярко иллюстрирующий то самое «наследие Порошенко» во внешней политике, которое будет разгребать уже новый президент Владимир Зеленский.

Сравните сами. 5 лет назад среди почётных гостей на инаугурации президента Украины было 23 главы государства, в этот раз – всего пятеро. В 2014 году в Киев приезжали президенты Польши, стран Балтии, Румынии, Молдовы, Словакии, Швейцарии, Грузии, Австрии, Албании, Македонии, Словении, Германии. Были вице-президент Джо Байден, лидеры всех европейских институций, генеральный секретарь ОБСЕ, премьер-министры Казахстана и Канады. Приехал лично премьер-министр Венгрии Виктор Орбан. Даже президент Беларуси Александр Лукашенко почтил нас своим визитом, прихватив с собой своего Коленьку.

В этот же раз уважили своим визитом лишь президенты Грузии, Венгрии и трёх балтийских республик. Остальные были рангом пониже – спецпредставители, министры иностранных дел, госсекретари МИД, депутаты парламента, замминистры и вице-президенты, а также спикеры парламента. Единственное – не было никого из Российской Федерации (5 лет назад присутствовал посол Зурабов), и хрен с ними.

Эта весьма красноречивая картина говорит нам о том, насколько изменился окружающий мир, и позиции Украины в нём, и насколько сама Украина не заметила этого, продолжая жить в мыльном пузыре «перемог» 2014 года. Я уже неоднократно писал и высказывался о том, что украинские власти в какой-то момент отказались переходить из одной информационно-социальной среды в другую, переворачивать самые интересные страницы книги, так сказать. Они решили коллективно остаться в 2014 году, когда международная поддержка Украины была на высоте, Киев пользовался уважением и авторитетом в европейских столицах, а внешняя поддержка игроков стала стержнем противостояния с Россией.

За 5 лет изменилось многое. Канадские консервативные «ястребы» из Торонто успели с треском проиграть выборы либеральному «красавчику» из Оттавы Джастину Трюдо и взять заявку на реванш уже в этом году, в то время как с Украиной системных отношений так и не получилось выработать, несмотря на «нашего» министра иностранных дел из команды Трюдо – Христю Фриланд.

Страны Балтии, одна за другой, пережили парламентские выборы и иные политические землетрясенья, что привели к смене власти и дальнейшему сближению республик на фоне возрастающей угрозы со стороны РФ. Словакия и Чехия утонули во внутриполитических разборках и европейских проблемах с беженцами, продолжая оставаться на периферии внешнеполитического курса Украины, несмотря на географическую близость.

Венгрия и Польша, преодолевая мировой «идеальный шторм», взяли право руля, бросив вызов официальному Брюсселю и ослабив европейское единство, которое ещё красиво мерцало в 2014 году, попутно втягиваясь в олдскульные и, порой, довольно бессмысленные конфликты с Украиной, у которой обострилось чувство национал-патриотизма. Уже нет ни мягкого Бронислава Коморовского, ни понимающего Радослава Сикорского, ни «адвоката Украины» Дональда Туска. Премьер-министр Венгрии Виктор Орбан, так за 5 лет и не дождавшись полноценных переговоров с президентом Украины, в этот раз решил не ехать в Киев. В такое же днище скатились и отношения с Румынией, для которой последние 5 лет были особенно болезненными: политический кризис, массовые антикоррупционные протесты, короткая эйфория, конституционный кризис и стагнация с неопределённым будущим.

На фоне геополитических манёвров РФ и кризиса глобального лидерства США, постсоветское пространство вошло в период глубинных структурных трансформаций и культурно-идеологического дрейфа в сторону от Москвы. Отставка Нурсултана Назарбаева, крах постсоветских элит в Армении, возвращение белорусского национализма, деградация политической системы Молдовы, распыление российского влияния в Грузии – все эти изменения подчеркнули стремительное изменение геополитического ландшафта вокруг российской периферии. А Украина продолжала жить своей, казалось бы, новой жизнью, не особенно интересуясь теми, с кем была связана советским прошлым.

Изменились и западные европейцы. Спустя 5 лет они ещё больше погрузились во внутренние проблемы, постепенно отдаляясь от Украины по мере роста разочарования и неопределённости вокруг обещанных Киевом реформ. Кризис Евросоюза заставил многих всерьёз задуматься над тем, а будет ли он и вовсе существовать в той форме, в которой Украина застала его в 2014 году. Несмотря на смену поколения лидеров ЕС (Кэтрин Эштон, Герман ван Ромпей, Жозе Мануэль Баррозу – помните таких?), отношения Украины и Брюсселя кардинально не изменились. В чём-то они стали лучше, а где-то серьёзно просели. Героический триумф, крепкая решимость и волевая эйфория после Евромайдана и подписания Соглашения об ассоциации сменились стеснительно-натужными встречами, мрачным смятением, неловкими переглядываниями и усталым бессилием. Даже нынешний федеральный президент Германии Франк-Вальтер Штайнмайер – человек, стоявший у истоков Нормандского и Минского процессов – решил остаться в Берлине, в отличие от своего предшественника Йоахима Гаука в 2014 году.

Балканские государства, 5 лет назад неплохо представленные на инаугурации Петра Порошенко, за это время совсем «отвалились» в условиях отсутствия хоть какой-то ценной и предметной коммуникации с Украиной за время его правления. Балканы нынче переживают острые политические трансформации, переход от старых пост-югославских элит и поиск новой модели существования в условиях обострения российско-американско-европейского противостояния. Превращения эти нам не чужды. В конце концов, подобные изменения переживает и наша страна – такая же жертва старой, ныне не актуальной социальной договорной базы между властью и обществом. Левеющий президент Албании Буяр Нишани, присутствовавший в Раде 5 лет назад, уступил должность центристу с лёгким креном вправо Илиру Мете. Обескровленный и измождённый 3-летними протестами и эконмическом кризисом, президент Македонии Георге Иванов закрепил своё имя в истории, переименовав свою страну, и покинул свою должность неделю назад. Лишь носитель украинского Ордена свободы, полиглот и бывший комсомолец, президент Словении Борут Пахор все ещё остаётся на высоте, наблюдая за сменой президента в молодой украинской демократии, правда, в этот раз издалека.

Одна из самых драматичных трансформаций, отчасти благодаря которой и произошли некоторые другие изменения в мире, случилась в Соединённых Штатах. Избрание президентом США Дональда Трампа спутало карты многим, и окончательно добило мировую послевоенную систему. Украина, так и не осознав масштабы произошедшего, продолжает разрываться между «предателем и слабаком Обамой» и «агентом Кремля Трампом», не в состоянии понять правила игры взрослых. Харизматичный и жёсткий вице-президент Джо Байден, три года носившийся с проблемами Украины, заметно постарел, и ринулся в свой последний в жизни бой за кресло в Овальном кабинете. Помощница госсекретаря Виктория Нуланд – ещё один частый гость и желанный гость в Киеве – ушла в отставку после громкого дипломатического скандала, послав ЕС на три буквы. Нет и госсекретаря Джона Керри, занимающегося написанием собственных мемуаров, и ныне покойного сенатора Джона Маккейна, оставшегося в Украине лишь в виде переименованной в его честь улицы.

Присутствие иностранных делегаций на сегодняшней инаугурации показывает ту реальность, в которой оказалась Украина спустя 5 лет после оккупации Крыма и начала конфликта на Донбассе. И честно признаюсь, я был очень рад увидеть эту разницу между двумя инаугурациями. Естественно, порохоботы будут использовать этот аргумент для накачивания информационного пространства очередными пафосно-патриотическими речами в пользу ушедшего гаранта, так ничему и не научившись. Для меня эта иллюстрация не только о потерянном, но и о том, с чем можно работать в ближайшее время. Да, эпоха несомненно ушла, и инаугурация-2019 явно говорит нам о том, что мир-2014 изменился не в нашу пользу. Впрочем, из сегодняшнего всё же можно вынести несколько невероятно важных выводов и сигналов, при правильной дешифровке которых президент Зеленский имеет шанс возродить утерянные позиции Украины  мире и даже приумножить их.

Сигнал №1. При близком рассмотрении списка гостей, в глаза моментально бросается то, что на самом высшем уровне в основном были представлены страны Балто-Черноморской дуги. Это очень мощный сигнал президенту Зеленскому, который, к сожалению, Пётр Порошенко так и не сумел (или не захотел) разгадать ещё несколько лет назад.

Ещё в 2016 году Украину приглашали на форум стран-участниц инициативы Триморья, запущенной с подачи Польши и Хорватии. Тогда, украинская делегация на конференцию не явилась, а какой-либо серьёзной, системной работы в этом направлении никто не проводил. Присутствие на инаугурации глав государств и правительств именно этих стран – это приглашение для администрации Зеленского присоединиться к инфраструктурным, торгово-экономическим и геополитическим балто-черноморским инициативам наших природных, очевидных и ближайших соседей. Для Украины эти проекты, с учётом нынешних обстоятельств – жизненно необходимы, ибо в противном случае нас просто будут рассматривать как буферную зону. А такая функция для государства – это не лучшая судьба, если оно хочет стать независимым и самодостаточным.

Сигнал №2. При этом важно отметить, что на инаугурации Владимира Зеленского был вице-президент Турции Фуад Октай. Для понимания: в 2014 году от Анкары даже близко не было никого с подобным уровнем представительства. Хотя за последние 5 лет Турция совершила безумно резкий разворот в своей внешней политике, отдалившись от США и Европы в сторону РФ и Китая, она остаётся самостоятельным игроком в регионе, с которым можно и нужно развивать прагматичные торгово-экономические и культурные отношения, особенно через сближение в рамках Балто-Черноморских альянсов. Благо, база отношений для этого существует весьма неплохая. Стоит отдать должное Петру Алексеевичу – за последние годы он действительно сумел выстроить хорошую личную коммуникацию с Реджепом Тайипом Эрдоганом (которым он, вероятно, втайне восхищается).

Сигнал №3. Несмотря на серьёзные конфликты и постоянные споры по поводу национальных меньшинств и Закарпатья, Венгрия всё же была представлена вполне достойно. Возглавлял делегацию лично президент Янош Адер. Не секрет, что ещё во время выборов, венгры поставили крест на Петре Порошенко (обидевшись за невыполненные обязательства и обещания перед венгерской общиной, данные в 2014 году), и с нетерпением ожидали обновления администрации президента Украины. Высокое представительство официального Будапешта, невзирая на продолжающийся последние месяцы словестный «версус» Порошенко и Орбана (Климкина и Сийярто) – это чёткий сигнал Зеленскому о том, что Венгрия готова к новым переговорам с чистого листа и урегулированию проблемы меньшинств и Закарпатья.

Сигнал №4. Из вышеупомянутых стран Балто-Черноморской дуги по рангу делегации заметно выделяются Польша, Румыния, Словакия и Болгария. Официальная Варшава, всегда уделявшая много внимания процессам в Украине, в этот раз была представлена лишь главой МИД Яцеком Чапутовичем. Такая сдержанность объясняется всё ещё прохладными отношениями между Варшавой и Киевом и неуверенностью в польской политике Владимира Зеленского. Аналогичные чувства испытывают и в Словакии, где недавно у них самих поменялась власть, и Болгарии с Румынией (представлены вице-премьерами), которые не знают, будет ли новый президент идти навстречу, и поэтому не решились направлять к нему кучу людей, так сказать, «авансом». Время халявы для Украины, к сожалению, прошло. Теперь международную поддержку надо будет зарабатывать – вот такой уровень доверия к нам. И это первая часть сигнала администрации Зеленского от этих государств. А вторая часть – это явный запрос на формирование внешнеполитической стратегии в Центрально-Восточной Европе.

Сигнал №5. Довольно слабое представительство Западной Европы было сложно не заметить. Делегацию Германии возглавлял даже не действующий чиновник, но всё-таки президент Кристиан Вульф, возглавлявший ФРГ в 2010-2012 годах. Не совсем понятно, почему официальный Берлин решил прислать именно бывшего федерального президента, да ещё и погрязшего в кредитном скандале, вспыхнувшем ещё в 2011 году и похоронившем его карьеру. Скорее всего, такой состав делегации от Германии связан с упадком интереса этой страны к Украине, занятостью внутренними проблемами (выборы в Европарламент, экономические реформы, миграционная политика) и ослаблением позиций уходящей канцлера Ангелы Меркель на европейской и национальной аренах. Впрочем, это и есть сигнал администрации Зеленского, сигнал, легко трансформирующийся в вызов – вернуть доверие Германии как одной из важнейших стран ЕС, европейского тяжеловеса и одного из гарантов и творцов переговорной базы по Донбассу. Укрепление немецко-украинских связей – это основа политики Киева относительно Евросоюза, особенно учитывая, что уже скоро власть в Берлине может перейти к совершенно новым и непредсказуемым элитам.

Подобная ситуация вырисовывается и с Францией. Как и 5 лет назад, так и сейчас, официальный Париж особенно не баловал Украину высокими гостями. В этот раз была министр по европейским делам Амели де Моншелен. Её присутствие давало понять, что Франция держит на пульсе ситуацию в Украине, однако дальше разговоров о Донбассе и Крыме переговоры не пойдут. Для Владимира Зеленского важно исправить эту ситуацию, вернув доверие иностранных инвесторов, обеспечив им комфортные условия и укрепив бизнес- связи с Францией. Начало диалога уже было положено в Париже ещё до второго тура выборов во время встречи с Эммануэлем Макроном.

Сигналы, которые могут свидетельствовать о разочаровании Украиной и её реформаторским курсом, выражали и другие страны ЕС. Австрия снизила уровень представительства с президента в 2014 году (тогда был Хайнц Фишер) до народного депутата Райнхольда Лопатки в 2019 году. ОБСЕ направили в Киев специального представителя президиума вместо генерального секретаря, как было в 2014 году. Другие страны Европы, с которыми у нас также за 5 лет не установилось никакого диалога, просто отсутствовали: Италия, Испания, Бельгия, Нидерланды, Дания, Швеция, Норвегия, Финляндия. Та же печаль и со странами Балкан, особенно с Македонией, Албанией и Словенией, которые 5 лет назад были представлены президентами. По моему убеждению, отсутствие всех этих стран – это мощный отрезвляющий сигнал экс-президенту Петру Порошенко о том, какой «гениальной» была его внешняя политика, а новому президенту Владимиру Зеленскому – о необходимости возвращения Украины на путь развития, справедливости и честности.

Сигнал №6. Важный для нас и стратегический партнёр Азербайджан был представлен тем же самым человеком, что и 5 лет назад на том же самом уровне – главой парламента Октаем Асадовым. Это значит, что наши отношения с официальным Баку не испортились, но и не покоряли никаких новых вершин. С учётом возрастающей геостратегической ценности Азербайджана из-за его вхождения в различные нефтегазовые региональные проекты, особенно при участии Турции и Ирана, сохранение этих связей является очень важным для Киева. На фоне последних проблем с импортом нефтепродуктов из РФ и Беларуси, ставших первым международным вызовом для Владимира Зеленского, Азербайджан может стать важным партнёром для Украины.

Сигнал №7. Неожиданно, в Украину приехали армяне, возглавляемые вице-премьер-министром, близким соратником премьера Никола Пашиняна – Тиграном Авиняном. Этот сигнал расшифровать просто – в Ереване видят в Зеленском нечто подобное тому, что произошло у них. Перелом старых постсоветских элит и попытка перехода к новой модели государственного управления при обновлении общественного договора. На этой, в некотором смысле даже идеологической, платформе Армения желает улучшить отношения с Украиной, получив дополнительное окно для диверсификации политического влияния Москвы. На мой взгляд, администрация Зеленского должна этим воспользоваться и попытаться наладить диалог.

Сигнал №8. Интересно, что остальные страны-союзники РФ заняли явно выжидательную позицию. Это видно по довольно сдержанным комментариям по поводу инаугурации Зеленского и по их представительству на церемонии. Так, Казахстан снизил уровень представительства делегации с премьер-министра в 2014 году до вице-спикера парламента в этом году. Молдова прислала министра иностранных дел Тудора Ульяновского, а Беларусь – заместителя премьер-министра Игоря Ляшенко. Всё это означает, что эти страны, немного побаиваясь заразительного «эффекта Зеленского», решили взять паузу и понаблюдать, что будет дальше, и как новая власть будет выстраивать внешнюю политику.

Сигнал №9. Невероятно любопытной для меня оказалась делегация Соединённых Штатов. Она была представлена, в первую очередь – специальным представителем по Украине Куртом Уолкером, де-факто «смотрящим» Вашингтона по вопросам Донбасса. Во-вторых, саму американскую делегацию возглавлял министр энергетики Рик Пэрри. Признаюсь честно, меня такой состав немного обескуражил. Он не только был довольно низким по дипломатическому рангу, но и очень странным. Посыл США,  принципе, понятен – фокус на энергетическое сотрудничество. Присутствие Рика Пэрри – это заявка Владимиру Зеленскому на усиление сотрудничества по линии импорта американского ядерного топлива и сжиженного газа, которым они мечтают заполнить Европу. Украину в газовой стратегии видят скорее партнёром – из-за того, что Киев выступает против строительства конкурентного Штатам трубопровода «Северный поток-2».

Однако дальше этих двух пунктов вероятного сотрудничества Украины и США сигнал из Вашингтона не идёт. Это значит, что администрация Дональда Трампа на нынешнем этапе не особенно заинтересована в Украине, не видит здесь каких-либо важных сфер для совместной деятельности и не нашла понимания со старыми властями после 2016 года. Для Владимира Зеленского это будет серьёзный вызов, если его желанием будет вывести отношения с США на стратегический уровень. Пока что, всё, что может реально заинтересовать Трампа в Украине – это поиск компромата на его противников на выборах президента 2020 года.

Сигнал №10. Наконец, Канада также снизила уровень своего представительства. Их представлял министр обороны Хаджит Сейджан. Это явный сигнал Зеленскому, подчёркивающий то единственное, в чём у Украины с Канадой действительно выстроились неплохие отношения за последние 5 лет – оборона и безопасность, обучение войск, противодействие России и поставки не летального вооружения.

Сигнал №11. Отдельно хотел бы заметить одну особенно болезненную для меня печальную деталь, которую я наблюдаю уже не одну инаугурацию. Это «блестящее отсутствие» на церемонии Китая, Индии и всех стран Азии, не говоря уже об Африке и Латинской Америке. Единственный человек, который был представителем восточного полушария – это народный депутат из Японии, возглавляющий группу «Украина-Япония». Всё, больше никого.

На мой взгляд, этот незримый, молчаливый сигнал – один из самых громких для Владимира Зеленского и «наследия Порошенко». Он демонстрирует, насколько зациклена всегда была Украина на одном и том же направлении, не замечая вокруг себя меняющийся мир и восхождение новых игроков, с которыми у Украины, если присмотреться, гораздо больше общего и перспектив, чем это кажется. Надеюсь, новый президент учтёт это.

Итак, по результатам всех вышеупомянутых сигналов и анализа иностранного присутствия на инаугурации, могу сделать следующие субъективные выводы для Владимира Зеленского:

1. Наши ближайшие соседи – единственные, кто не потеряли веру в Украину и остались мучительно ждать наших инициатив и понимания. Именно соседние страны Центрально-Восточной Европы – это первые и естественные союзники Украины, способные дать нам новые геополитические региональные конструкции, позволяющие пережить турбулентные времена вместе;
2. Первый государственный визит президента Зеленского должен быть совершён в Варшаву, а затем было бы неплохо отправиться в турне по странам Центрально-Восточной Европы, дабы решить наконец все конфликтны вопросы, появившиеся в наших отношениях «благодаря» 5 годам Петра Порошенко;
3. Балто-Черноморские инициативы – основа нашей будущей функции и роли в регионе и торгово-экономического развития;
4. Западная Европа и США утратили к нам интерес. Его необходимо вернуть и выстраивать с ними прагматичные, равноценные и выгодные отношения, восстановив свой имидж добропорядочного исполнителя обязательств;
5. В мире огромное количество стран, нельзя зацикливаться на одном западном направлении. Диверсификация политического, экономического и инвестиционного влияния – это логическое решение в условиях глобального мира со стирающимися границами и разрушающимся старым порядком;
6. Субсахарская Африка – один из наших приоритетных рынков. Огромные рынки сбыта, на которые мы долго не обращаем внимания, должны быть открыты Украине. В этом регионе сильны традиции личной меж-президентской коммуникации, что позволит Зеленскому добиваться соглашений, визитов, конференций, инвестиционных сделок даже без своего министра иностранных дел;
7. Украине нужен «дальневосточный разворот» с прицелом на усиленное сотрудничество с Китаем, Индией и Японией. Также предлагается начать «познавать мир» и рынки Индонезии, Малайзии, Таиланда, Мьянмы, Вьетнама, с которыми мы имеем чем торговать и конкурировать.
8. Не стоит бояться постсоветского пространства. Армения, Казахстан, Беларусь, Молдова нуждаются в диверсификации политических и экономических связей. Украина может им это дать, таким образом внеся собственную лепту в стремительный развал российской геополитической периферии, который в любом случае произойдёт – с нами или без нас.

Фото Миколи Лазаренка

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook

Сообщение Иностранные гости на инаугурации: сигналы для Владимира Зеленского появились сначала на ХВИЛЯ.

Представьте, что Вам по секрету из будущего рассказали о том как изменилась Украина, ее роль в Мире, как технологии изменили ее экономику, рынок труда, как и чему учатся Ваши дети и как Вам самим живётся в такой новой реальности…

Итак, тезисно какой Украина стала в 2030-м

1. Украина влиятельный региональный субъект
   2. Население Украины 37 млн человек. Да, демография не идеальна, зато вернулась часть трудовых мигнрантов.
   3. Украина — парламентская республика, где главными выгодоприобретателями от успехов страны являются граждане и они же являются активными участниками принятия стратегических решений через электронные референдумы и опросы.
   4. В парламенте оппозиция имеет ряд полномочий, которые позволяют ей контролировать действия власти. В частности оппозиция контролирует деятельность прокуратуры, Счетной палаты, Казначейства, Национального агентства по противодействию коррупции.
   5. В стране действует система электронного правительства (e-government). Каждый гражданин с 2023 года имеет электронное гражданство и личный электронный кабинет.
   6. Функции государства минимизированы. К 2022-му году было завершено ревизию всех государственных органов власти, их функций, целей, пользы для граждан и страны. Ликвидировано старые министерства и ведомства. Их заменили новые институты, созданные в соответствии с потребностями и запроса на выполнение функционала, с новыми автоматизированными бизнес-процессами и мотивированным персоналом, которого стало в разы меньше. Но при этом это самые квалифицированные сотрудники в стране с высоким уровнем вознаграждения.
   7. Электронный кабинет гражданина существенно упростил коммуникации с государственными органами и исключил работу «face to face» с чиновником. Все коммуникации, опросы, референдумы проводятся через электронный кабинет. Электронный кабинет — это также инструмент для ведения бизнеса, предоставления отчетности, сведения финансовой информации о пользователе, получения справок и выписок от органов государственной власти.
   8. В 2025 году Украина полностью отказалась от бумажного документооборота.
   9. Главные принципы архитектуры власти:
   — все граждане Украины — выгодоприобретатели от эффективности государства с равными правами;
   — персональная ответственность каждого чиновника, министра, премьер-министра;
   — постоянно обновляемые KPI для всех обновленных министерств и ведомств;
   — оппозиция контроль власть в интересах всех граждан.

Функции государства сведены к минимуму

1. Эффективное участие и отстаивания интересов Украины в Мире, международное партнерство, долгосрочное планирование и обеспечение высокого качества жизни граждан
   2. Обеспечения национальной безопасности, Национальная безопасность: армия, морская оборона, ПВО и космические войска, киберзащита, национальная гвардия
   3. Фискальная политика как инструмент финансирования необходимых функций государства и стимулирования экономики;
   4. Регулирования стратегических сфер, в том числе антимонопольное регулирование;
   5. Медицина (стандарты, неотложная медицина, помощь при дорогостоящего лечения)
   6. Образование (стандарты, обязательно школьное образование, госзаказ на специалистов специфических специальностей);
   7. Социальное обеспечение.
   8. Регулирования стратегических сфер, например банковской системы (мегарегулятор), конкурентного законодательства (антимонопольное регулирование), внешней торговли (экспортно-импортные операции, защитная функция).
   9. Суды. Судей избирают на конкурсной основе, минимальный возраст для избрания на должность арбитражного судьи — 45 лет. В случае коррупционных или иных махинаций на судей возлагается высокая материальная ответственность с полной конфискацией имущества у него и всех связанных лиц (в случае, если доказано отсутствие у них легального источника, соответствующее имеющимся активам).
   10. Медицина. Введена система страховой медицины, государство предоставляет только скорую неотложную помощь. Источниками медицинского страхования является собственно гражданин, частично государство или местные органы власти. Также государство создает специальный страховой фонд для финансирования дорогостоящего лечения граждан.
   11. Образование. Государство гарантирует базовую школьное образование. Школьное образование длится 10 лет: 5 лет — базовая школьная программа; 5 лет — обучение профессиональных навыков (спрос на навыки формирует бизнес).
   12. Высшее образование платное, но предоставляются кредиты на 7 лет, наиболее талантливые выпускники могут получить грант от государства на обучение.

— Ускорение экономики, начавшееся с 2020-го года, сначала позволило заполнить имеющиеся вакансии, а с появлением дефицита рабочей силы, развитием по всей стране цифровой инфраструктуры, изменения фискальной политики и цифровизации государства, украинская экономика стала трансформироваться в инновационную, с использованием автоматизированных производств и искусственного интеллекта.

— Производительность труда значительно выросла, а потребность в человеческом труде начала снижаться. Тем не менее появились новые специальности, растет количество вакансий и в Украину вернулась большая часть трудовых мигрантов, привлекая с собой коллег из других стран.

— Украина дает вид на жительство людям с высшим образованием и необходимыми профессиональными для украинской экономики навыками. Также возможно получить гражданство благодаря инвестициям, осуществляемым иностранным инвестором, который создал здесь предприятия с новыми рабочими местами.

Главные индикаторы качества жизни среднестатистического Украинский в 2030 году

1. Качество питания — экологически чистые продукты с минимальным использования химии как во время выращивания, так и приготовления. Растет доля комбинированных продуктов, созданных на базе персональных особенностей каждого потребителя (жиры, белки, углеводы, калорийность, витамины, усвояемость продуктов).
2. Образование.
   Украинцы — образованная нация, все имеют высокое качество базового образования, которая дает не только знания, но и навыки, необходимые для жизни в быстроменяющемся мире, в том числе рабочую специальность. Украина предоставляет много возможностей для саморазвития. Качество высшего образования остается высокой и востребованной в мире. Сочетание науки, образования, бизнеса не только создало инновационную экономику, но и помогает развивать креативное мышление украинском и мотивирует не останавливаться на пути персонального развития.
3. Медицина.
   Украинцы — здоровая нация с одной из самых высоких в Европе продолжительностью жизни и сохранением высокой социальной активности, в среднем до 80-90 лет.
4. Возможность самореализации.
   Учет персональных особенностей гражданина, интересов, способностей, мотивации дает возможность выстроить каждому свой личный путь развития. Украина дает возможность учиться, создавать креативный бизнес, иметь поддержку за границей и вводит новые стандарты отношений между государством и человеком.
5. Экология
   За последние 10 лет климатические изменения сделали проживания в Украине комфортным. Средняя температура повысилась на несколько градусов — зимой перестали быть такими холодными, но лето остается жарким.

Государство тратит немалые средства на мелиорацию сельскохозяйственных земель, частный бизнес инвестирует в развитие рекреационных зон, в том числе в экологический туризм, по которому Украина лидирует в Европе.
Украина приблизила экологические стандарты к среднеевропейским, украинские производители обязаны им соответствовать.
В городах общественный транспорт исключительно на электрической тяге, доля частного электротранспорта превысила 25%.

6. Отрасли и технологии
   — В Украине выросла доля инновационной экономики, нового машиностроение (производство беспилотников, роботов, роботизированных систем, автопилотов). Украина выбилась в мировые лидеры по созданию таких продуктов.

— Решения на основе искусственного интеллекта, нейронных сетей в сфере финансов, логистики, обучения, консалтинга и других услуг активно продвигаются из Украины по всему миру.

— Активно развивается 3D-Принтинг, но не в индивидуальном использовании, а в создании «ферм» / мануфактур, выполняют частные заказы по подписке. Печатают одежду, технику, продукты питания.

— Однако 3D-Принтинг не покрывает всех потребностей, поэтому сохраняются классические мануфактуры.

— Развивается электронная коммерция. Торговые центры и шопинг-моллы потеряли свою роль.

— В медицине украинские ученые так же достигли значительных успехов. 3D- печать фрагментов костей, суставов, выращивание сосудов, органов сделали Украину центром недорогой качественной трансплантологии; страховая медицина стала стимулом развития в Украине современных диагностических и профилактических центров.

— Повсеместно применяется система считывания жизненных показателей цифровыми девайсами и предоставление рекомендаций от электронной системы страхования проведения профилактических мероприятий.

— Появились первые правила беспилотного транспорта, а также беспилотники — как на дорогах, так и в воздухе.

— Развивается система предоставления услуг от человека к человеку — Р2Р. Консалтинг перешел от корпоративного до персонализированного формата. Платформа Р2Р возникает гарантом.

7. Региональная структура

Роль крупных городов возросло. Они кластеризуються, выбирают специализацию. Муниципалитеты тратят значительные средства на развитие комфортной и эффективной инфраструктуры, является основным конкурентным преимуществом для привлечения жителей, бизнесменов и инвесторов.

Города конкурируют друг с другом за капитал (инвесторов), трудовые ресурсы. Одним из инструментов конкуренции является гибкая фискальная политика.

8. транспорт
   В крупных городах запрещено двигатели внутреннего сгорания, разрешено только гибридные и электроавтомобили.
   Местные органы власти делают ставку на развитие общественного транспорта, вполне электрифицировано.
   Главной ценностью для муниципалитетов является гражданин. Качество его передвижения находится на первом месте, второе — велоинфраструктура, третье — общественные электрокары и дроны, которые выполняют функции такси, остальное — частные автомобили. Владеть автомобилем невыгодно. Парковка стоит дорого, требования к двигателю и технических характеристик усилены.
   Все районные центры связаны путями сообщения. Между городами (даже средними) летают «лоукосты». Появились новые операторы железнодорожного транспорта. Укрзализныця потеряла монополию: после 2020 года она была приватизирована, что создало возможность для развития конкуренции на рынке.
   В Украине активно развивается скоростной железнодорожный транспорт, соединяющего областные и крупные районные центры. Большие города связаны еще и авиационными маршрутами.
9. Энергетика
   — Среди источников энергии доминирует атомная генерация, как дешевая и безопасная для экономики и граждан. Зеленая энергетика не приблизилась по цене к атомной, но государство поддерживает частный развитие возобновляемых источников энергии (ВИЭ) путем кредитования (долгосрочный дешевый кредит). Доля ВИЭ в общем балансе превысила 20%.
   — Большие субъекты хозяйствования используют атомную генерацию. Атомная энергетика стала привлекательной для развития энергетического бизнеса, чем зеленая.
   — Развитие сектора не только позволил Украине снизить риски дефицита энергии и техногенных аварий, но и сделал ее влиятельным европейским поставщиком энергии.
   — Развитие сектора газодобычи стал причиной того, что в 2023 году Украина отказалась от импорта природного газа, а от 2024-го стала его экспортером в Европу, заняв к 2027 году 10% европейского газового рынка.
   — Развитие нефтедобычи и сектора переработки сделал полное самообеспечение Украины нефтепродуктами в 2025 году.
10. Главные вызовы в 2030 году

10.1 Вызовом для Украины является экология.

Высокие стандарты жизни, к которым стремится Украина, требовали повышения экологических стандартов, которым государство эффективно справилась. Долю грязных производств сокращена до «0». Все они либо реализовали проекты, чтобы соответствовать экологическим стандартам, или были закрыты.

10.2 Вторым важным вызовом остается безопасность нашей планеты. Распространение ядерного оружия, сохранение экстремистских режимов заставляет развивать новую систему коллективной безопасности, основанную, в том числе, на использовании космических технологий разведки и уничтожения опасных объектов.

10.3 Неравное распределение богатств создает в отдельных регионах социальное напряжение. Украина выступила инициатором создания фонда поддержки граждан таких регионов и инвестирует в новое качество образования этих регионов, учит предпринимательства, ответственного отношения к миру, своей стране, сограждан.

10.4 Важным шагом является создание Всемирного Совета Правительств, в рамках которой крупнейшие и самые влиятельные в своих регионах страны обсуждают проблемы планеты и вместе участвуют в проектах, нацеленных на ее сохранение (экологических, гуманитарных, демилитаризационных).

Это лишь маленькая часть того, что есть Вам рассказать…

Читайте, делайте выводы и делитесь с друзьями.

Подписывайтесь на страницу автора в Facebook,  страницу Украинского института будущего в Facebook, канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook

Сообщение Украина в 2030 году. Помечтаем? появились сначала на ХВИЛЯ.

Пожалуй, самым жалким и трагикомичным зрелищем на этих выборах в Европарламент стала избирательная кампания Туманного Альбиона. Продолжающийся уже 2,5 года Brexit вызвал в Соединённом Королевстве системный кризис.

Начавшийся как юридический спор о природе референдумов, он поднял со дна более глубокие, структурные проблемы британского парламентаризма, отношений власти и общества, регионального расслоения и давние склоки религиозно-культурного, цивилизационного характера.

Затянувшийся Brexit, словно разросшаяся по организму инфекция, начал вызывать сбои в работе системы: исчезла партийная дисциплина, парализовало парламент, развалились мейнтримные партии, а уровень доверия к правительству побил все антирекорды. Выборы в Европарламент стали одним из финальных аккордов для британской политической системы, и запустил неотвратимый процесс изменений, затронувший всю традиционную конфигурацию, годами существовавшую в Лондоне.

Выборы в Европарламент в Чехии стали ещё одним весьма любопытным и занятным эпизодом этой драмы. Со времен последних парламентских выборов, страна переживает собственные социально-политические трансформации, связанные с попыткой общества найти себе подходящего политического лидера, нетрадиционного и соответствующего новому времени. Деятельность премьер-министра Андрея Бабиша – это попытка вписаться в эти ожидания и стать тем самым «героем». Внутриполитическая ситуация доминировала в избирательной повестке Чехии, и поэтому сильно повлияла на исход выборов в Европарламент.

Давайте же рассмотрим обе эти многострадальные избирательные кампании подробнее. 

Великобритания: разбитый фарфор Терезы Мэй и вылетевший джин Найджела Фараджа

К выборам в Европарламент Британия пришла крайне деморализованной, потрёпанной 2-летним Brexit-штормом и невероятно дезориентированной после целой серии провальных попыток всё-таки покинуть Европейский Союз. Начиная с января этого года, британцы пережили полный коллапс партийной дисциплины, несколько бунтов консерваторов, падение авторитета лейбористов, крах репутации правительства, целых четыре провальные попытки проголосовать за проект соглашения по Brexit и, наконец, падение самой «железной леди» — премьер-министра Терезы Мэй.

Пока консерваторы и лейбористы сражались друг с другом за наиболее популярный и приемлемый вариант Brexit, системный кризис политических элит, захлестнувший Британию после 2016 года, привёл к окончательному разрушению основ их электората, создав пустоту, которую необходимо было чем-то заполнить. Тут на сцену вышла совершенно новая «Brexit партия», созданная хитрым политическим авантюристом, бывшим лидером британских евроскептиков Найджелом Фараджем. Он умело воспользовался кризисом, сыграл на разочаровании населения в своих элитах, и повёл партию сразу на выборы в ЕП, проигнорировав майские местные выборы, дабы со старта утвердиться на европейской арене.

К 23-24 мая Британия подошла в крайне помятом состоянии. Консервативная партия фактически распалась на множество враждующих Brexit-племён, ринувшихся в гонку за партийное лидерство, наплевав на Европарламент и всю избирательную кампанию.

После очередного – четвёртого провала в голосовании за соглашение с ЕС о Brexit – премьер-министр Тереза Мэй не сумела сдержать бунт в своей партии и на этот раз. Со слезами на глазах подав в отставку 24 мая, она открыла дорогу «крысиным бегам» целой плеяды консервативных лидеров к заветному месту нового лидера партии. Из-за постоянных скандалов (типа отставки министра обороны Гэвина Уильямсона), неспособности заниматься вопросами, помимо Brexit, вечных склок и отсутствия какой-либо ясности, рейтинг Консервативной партии рухнул с почти 30% в начале марта до 8% к началу выборов в ЕП.

Лейбористская партия – главная оппозиционная сила в стране – растеряла свой авторитет и репутацию, а противоречивые зигзаги Джереми Корбина в вопросах второго референдума о Brexit и переговоров с правительством Терезы Мэй стоили ему части избирателей, что также отразилось на рейтингах не лучшим образом. К тому же, постоянные попытки его коллег сместить его с поста лидера лейбористов, имевшие место в 2016-2018 годах, мешали партийному руководству заниматься мобилизацией электората.

Британские евроскептики и ультраправые из Партии независимости Соединённого Королевства (UKIP) ушли в разнос ещё полгода назад из-за внутренних конфликтов, и не скоро восстановятся. После тотальной неудачи на майских местных выборах в 2018 году, UKIP взорвалась изнутри. За последние 18 месяцев в партии сменилось четыре руководителя, а пятый – убеждённый исламофоб и радикальный националист из Лондона Джерард Баттен – вызывает у многих опасения из-за его стремления сделать из партии оплот крайне-правых идей. Их страхи оказались не напрасны – к выборам в ЕП UKIP окончательно спустилась в днище, не набрав даже 4% голосов.

Региональные партии в Шотландии, Уэльсе и Северной Ирландии находятся в состоянии собственных локальных кризисов на стадии переформатирования. Местные органы власти в Северной Ирландии фактически парализованы из-за нежелания националистов сотрудничать с властями, пока они не отменят Brexit. Шотландцы разделились: одна часть националистов выступила за второй референдум о независимости из-за Brexit, которого они не желали, в то время, как другие посчитали, что лучше не спешить, а договариваться с Лондоном.

На этом фоне вакуум влияния заполнили свежие в восприятии населения «Brexit партия» и партия «Change UK», а также находящаяся по центру между всеми токсичными силами Либерально-демократическая партия, которой повезло нигде не зашквариться в ходе Brexit.

Великобритания на этих выборах стала ярким примером того, как старый, драгоценный политический фарфор разбился вдребезги, и из его обломков вылетел безумный джин в виде совершенно новых, внесистемных политических сил, грамотно сыгравших на эмоциях, разочарованиях и страхах населения. Всего за пару месяцев проект Найджела Фараджа взлетел с нулевых позиций до более 30% рейтингов, что стало настоящим открытием весеннего сезона в Британии.

Интересно, что вторая партия, позиционировавшая себя как альтернативная – «Change UK» — не сумела выстроить удачную избирательную стратегию, и даже придумать нормальный логотип к выборам в ЕП, что и обрекло её на поражение.

Политическая ситуация в Великобритании прекрасно вписывается и объясняет официальные результаты выборов в ЕП. Консерваторы получили худший результат за всё время, лейбористы упали аж до третьей позиции, а на первое место взлетели евроскептики из «Brexit партии» и либерал-демократы, для которых, похоже, выход на 2 место был неожиданностью.

Анализируя этот результат, можно сделать следующие выводы по Великобритании:

1. Консервативная партия окончательно рухнула как одна из самых стабильных, мейнстримных политических сил в Британии. Её выживание зависит от исхода Brexit, а также выборов нового руководителя;
2. Провал на выборах в ЕП обнажил экзистенциальную необходимость для партии поскорее найти выход из тупика по Brexit, чего бы то это не стоило, иначе партия рискует «пролететь» и на парламентских выборах. Это усилит позиции сторонников «жёсткого выхода Британии из ЕС», особенно, если новым лидером станет Борис Джонсон;
3. Лейбористская партия стала жертвой собственных «многоходовок» и политических манёвров Джереми Корбина, пытавшегося усидеть на всех стульях в вопросе Brexit. В итоге, не сумев определиться с чёткой позицией, лейбористы потеряли свой традиционный электорат на севере Англии (его забрала «Brexit партия») и допустили потерю значительной части электората в больших городах в пользу либерал-демократов и «зелёных»;
4. Блестящая кампания для евроскептиков Найджела Фараджа и его недавно родившейся «Brexit партии». Хотя, конечно, они могут и не досидеть весь свой срок в ЕП с учётом Brexit, но утвердиться на европейской арене Фарадж и его сторонники успеют, и для них результат этих выборов – это заявка на национальный прорыв;
5. Прекрасное возвращение из небытия Либерально-демократической партии, которую уже все считали погибшей после урагана коалиционного правительства с консерваторами в 2010 году;
6. Британия переживает острую поляризацию общественного мнения. Электорат радикализуется, а население раскалывается на два основных лагеря: убеждённые противники Brexit и ярые евроскептики;
7. Британская политическая система вошла в новую фазу эволюции, когда старые политические институты фактически рухнули, а партиям необходим срочный ребрендинг и переосмысление собственной роли в истории, вместе с обновлением общественного договора после Brexit.

Чехия: борьба Андрея Бабиша и наступление оппозиции

Перед выборами в Европейский парламент чешская политическая арена не оказалась какой-то выделяющейся на фоне других стран Вышеградской четверки. Внутриполитическая ситуация в стране была расшатана в связи с длящимся расследованием в отношении нынешнего премьер-министра Чешской Республики Андрея Бабиша, обвиняемого в коррупции и растрате финансовых средств из фондов еврорегионального развития.

Также в стране до сих пор действует правительство меньшинства, которому в своё время даже потребовалась помощь Коммунистической партии для сформирования кабинета. Стоит напомнить, что в Чехии подобного не происходило со времен получения независимости, поскольку ни одна политическая сила не хотела сотрудничать с коммунистами. Таким образом, ситуацию чешского правительства перед выборами было крайне тяжело назвать устойчивой.

Парадоксально, но несмотря на то, что Андрей Бабиш был замешан в коррупционном скандале, связах с Россией и похищении сына, он всё также остается самым рейтинговым политиком в стране, а многие граждане Чешской республики не хотят его отставки с поста премьер-министра. Естественно, вне зависимости от желаний граждан, полиция Чехии вовсю расследует правонарушения Бабиша и на сегодняшний день дело уже передано в прокуратуру.

Чешские политические аналитики сравнивают его с уже несколько «заезженным» феноменом Дональда Трампа, поскольку Бабиш несмотря на то, что он богаче американского президента, в предвыборной кампании перед парламентскими выборами создавал образ «простого человека» или «своего парня», который идёт со своей партией «менять страну».

Естественно, после победы на внутренних выборах ввиду политической турбулентности, связанной с отсутствием коалиции большинства в стране, практически ничего не изменилось, при этом рейтинги «АНО» (партии Андрея Бабиша) отчетливо говорили о том, что граждан данная ситуация вполне устраивает.

Основными конкурентами «АНО» в этих выборах была шутливая партия «Пиратов», появившаяся на чешской политической арене с целью высмеять происходящее внутри страны, имевшая поддержку на уровне 15%, а также «Гражданско-демократическая партия» — 12%.

Национал-популистская партия «Свобода и прямая демократия», рейтинги которой выросли с 5% до 11% буквально за пару месяцев, коалиция партий «Традиция Ответственность Процветание 09» и «Мэры и независимые» с поддержкой в виде 10%. «Коммунистическая партия Богемии и Моравы» традиционно не должна была прыгнуть выше головы и получить 7%. Ещё одна коалиция «Христианско-демократический союз + Чехословацкая народная партия», как и главный союзник премьерской партии «АНО» «Чешская социалистическо-демократическая партия» должны были получить лишь 6%, находясь возле избирательного барьера.

В результате выборов в Чехии победила партия «АНО» нынешнего премьер-министра, получив 21,1% голосов и 6 мест в Европейском парламенте, а их союзникам не позавидуешь, поскольку «ЧСДП» вовсе не попали в наднациональную институцию ЕС.

«Гражданско-демократическая партия» получила в выборах 15% и 4 места, партия «Пиратов» 14% и 3 мандата. Как коалиция партий «Традиция Ответственность Процветание 09» и «Мэры и независимые», так и коалиция «Христианско-демократический союз + Чехословацкая народная партия» получили по 2 мандата, Коммунистической партии удалось взять 1 место в Европейском парламенте.

Национал-популистская партия «Свобода и прямая демократия» получила 2 мандата. Таким образом, Чехия отправляет в Европейский парламент 13 представителей, т.е. на 3 мандата больше, чем в 2014 г.

Итого, если подытожить. На сегодняшний день самой сильной политической силой на внутренней арене всё также остается партия премьер-министра Андрея Бабиша «АНО». При этом отмечается постепенное снижение поддержки для правящей коалиции, поскольку их главный союзник и вовсе не попал в Европейский парламент. Бабиш с целью сохранения власти будет вынужден искать нового коалицианта, в противном случае «АНО» может потерять власть. Более того, укрепившиеся оппозиционные силы в Чехии будут постепенно пробовать подорвать доверие к нынешнему правительству, например, посредством голосования за вотум недоверия.

Сообщение Европейские выборы: анализ результатов. Великобритания и Чехия появились сначала на ХВИЛЯ.

Две крупнейшие южно-европейские страны – «хромые пациенты» Европы – Италия и Греция стали сенсацией этих выборов в Европарламент. Италия завела в одну из главных европейских институций крупнейшую фракцию национал-популистов, а Греция внесла ещё больше опасений и неясности относительно бюджетной политики ЕС. Анализ выборов в обеих странах важен с точки зрения оценки динамики популярности правых и левых популистских партий, а также будущей фискальной политики Евросоюза, являющейся на сегодняшний день краеугольным камнем противостояния старых либеральных брюссельских чиновников с пришлыми во власть национал-популистами.

К этой связке мы решили привязать Венгрию – ещё один бастион национал-популизма и анти-элитарной волны против Брюсселя. Благодаря политике Виктора Орбана и его попыткам консолидировать восточно-европейские правые партии, Будапешт серьёзно поднялся по уровню влияния и весомости в ЕС. Поэтому, результаты выборов в ЕП в Венгрии – это ещё одна лакмусовая бумажка для оценки правления Орбана, рассказывающая, что будет дальше со странами Вышеградской четвёрки в их структурном противостоянии с Западной Европой.

Италия: гамбит Маттео Сальвини и капкан Луиджи ди Майо

Итальянская избирательная кампания на выборах в ЕП стала одной из самых агрессивных, динамичных и желчных по отношению к Евросоюзу. Национал-популистские «Лига» и «Движение 5 звёзд» доминировали в медиа-пространстве, продвигая свой дискурс об ужасном, несправедливом монстре под названием «Европейский Союз», который они считают проектом неолиберальных элит, желающих захапать все ресурсы народа себе.

Партия «Лига» во главе с Маттео Сальвини стала флагманом всей кампании. Он был одним из самых активных популистских лидеров в Европе, разъезжая по континенту, пытаясь собрать коалицию своих единомышленников. Хотя у него не получилось завлечь в свой блок «Европа наций и свобод» достаточно партий (например, венгров и поляков), он сумел стать одной из немногих консолидирующих сил для новых правых Европы.

Левоцентристы из Демократической партии Маттео Ренци – последние защитники про-европейских ценностей в погружённой в тотальный популизм и национализм Италии – по сути были единственной политической силой, отстаивавшей интересы Евросоюза, включая кейнсианские подходы к его финансовой политике, ставшей в 2018 году центром политического противостояния между Брюсселем и новыми итальянскими властями. В этом году, после выборов в Европарламент, право-радикальная коалиция в Риме пойдёт на второй заход, и снова попытается принять бюджет, противоречащий фискальной политике ЕС. Дабы отразить попытки итальянцев повлиять на европейскую политику, левым придётся сильно постараться. Выборы 2018 года серьёзно их подкосили, а лидерство в партии Маттео Ренци воспринимается далеко не всеми.

«Движение пяти звёзд» — ещё одна правая популистская партия, претендующая на то, чтобы стать единым центром тяжести среди европейских правых и задавать тон их риторике. Однако с тех пор, как они вошли в коалицию с «Лигой» после выборов 2018 года, их рейтинги немного упали. Маттео Сальвини легко затмил собой неопытного и слабого Луиджи ди Майо, из-за чего «Движение пяти звёзд» осталось за кадром основных событий итальянской политики и вне поля зрения избирателей.

«Братья Италии» и «Вперёд, Италия» — ещё две правые партии, участвующие в выборах, представители старого поколения консерваторов, сидевших в ЕП с момента его основания. Обе политические силы чувствуют себя чужими на этом празднике жизни, поэтому и не ожидают ничего нового от выборов. Им достаточно завести в ЕП небольшую часть людей, дабы не дать Сальвини или ди Майо полностью захватить контроль над представительством Италии в европейских институтах.

Европейская избирательная кампания в основном проходила в Италии под знаком неофициального, но уже явного для всех, противостояния между двумя партнёрами по коалиции – партией «Лига» Маттео Сальвини и «Движением 5 звёзд» Луиджи ди Майо. Опытный и не желающий делиться властью Сальвини с самого начала пытался доминировать в новом правительстве, затмевая собой как собственную партию, так и второго вице-премьера Луиджи ди Майо, несмотря на то, что «Движение 5 звёзд» были старшими в коалиции, получившие 1 место на выборах в 2018 году. Сальвини во многом удавалось обходить коалиционное соглашение, виртуозно находя в нём лазейки, и переигрывать не столь опытного и понимающего ди Майо. Не удивительно, что сразу после формирования правительства, обе партии не поладили.

За последний год они спорили практически обо всём. «Лига» категорически отказывалась принимать беженцев из Африки и Ближнего Востока с мая 2018 года, в то время как «Движение 5 звёзд» готово было идти на компромиссные сделки с Брюсселем. Сальвини часто вёл себя грубо, вульгарно и заносчиво, раздражая соседние государства, особенно Францию, тогда как Луиджи ди Майо оказался в ситуации, когда он вынужден был помогать премьер-министру Джузеппе Конте «сглаживать углы». Сальвини более радикален в бюджетной политике, нежели «Движение 5 звёзд», а его агрессивная внешняя политика по Ливии привела к открытой конфронтации с Францией, которую ещё пару лет назад никто и не представлял.

Единственное, на чём зиждется коалиция сегодня – это общая идея противостояния либералам в Евросоюзе, идеалистические представления о реформировании ЕС  в форме отката евроинтеграции и усиления национальных структур, а также готовность искать компромиссы по финансовой политике и региональным реформам в Италии. Однако такой фундамент оказался хрупким, и через выборы в ЕП Сальвини всеми силами пытался обойти своего партнёра по коалиции, и получить больше власти и влияния, дабы перейти наконец из младших партнёров по коалиции в старшие, или, в идеале, вообще заявить о претензии на большинство в парламенте.

Результаты выборов в Европарламент в Италии стали довольно предсказуемыми, но всё равно интересны:

Основные выводы по выборам в Европарламент по Италии следующие:

1. Успешные результаты для партии «Лига» Маттео Сальвини серьёзно поднимают его авторитет и вес на национальном уровне. Его фракция станет одной из крупнейших в новом составе Европейского парламента. Это может соблазнить Сальвини на развал правящей коалиции в попытке переиграть прошлогодние результаты на победной волне после выборов в Европе;
2. Второе место для Демократической партии – это ещё один шанс для итальянских левоцентристов попытаться взять реванш и сдержать натиск правых популистов. Если они всерьёз за это возьмутся, необходимы будут обновление идеологической платформы и смена партийного руководства;
3. Италию ждут непростые времена. Несмотря на победу Сальвини на выборах в ЕП, борьба за руководство основных европейских институтов развернётся нешуточная. Уже во второй половине 2019 года Италия утратит своё влияние в ЕС, когда уйдёт весь итальянский десант: глава Европейского Центрального Банка Марио Драги, верховный представитель ЕС по внешней политике Федерика Могерини и президент Европарламента Антонио Таяни. Для официального Рима главное будет не допустить на эти должности немцев. Однако перед ними возникает дилемма: выдвинуть радикалов-евроскептиков в качестве кандидатов и рискнуть быть маргинализированными, или попытаться поиграть с элитами и продвинуть умеренную и популярную фигуру типа своего премьер-министра Джузеппе Конте?
4. Впервые после 2012 года, патриарх итальянской политики, бывший премьер-министр Сильвио Берлускони готовится вернуться в политику в качестве депутата своей фракции в Европарламенте;
5. Это не финал итальянского проникновения евроскептиков в ЕП. После выхода Британии из Евросоюза, количество мандатов Италии в парламенте вырастет на три, что позволит завести ещё больше членов партии «Лига» Маттео Сальвини;
6. «Движение 5 звёзд», получившее не такой результат, который хотело, уйдёт в подполье и станет умеренно-конструктивной оппозицией на фоне радикального, агрессивного и пытающегося всем понравиться Сальвини. Расчёт «Движения» идёт на то, чтобы позволить «Лиге» самой себя утопить в обещаниях и конфликтах, а они просто переживут этот момент и усилят свою власть в коалиции;
7. Италия стала главной страной-членом ЕС по количеству внедрившихся в Европарламент национал-популистов – они получают 42 мандата.

Греция: обратная тяга Алексиса Ципраса

Ещё одна ожидаемая кампания на выборах в ЕП наблюдалась в Греции. Несмотря на многочисленные социологические опросы, правящая леворадикальная партия «СИРИЗА» до последнего верила, что оппозиция не победит на выборах, и это всё статистическая погрешность. Лидер партии, премьер-министр Алексис Ципрас, пришедший к власти на волне анти-европейской агитации и выступлений против внедрения мер жёсткой экономии, которую предлагал ЕС, вёл кампанию практически с тех же позиций, лишь добавляя сюда миграционный вопрос.

Главной оппозиционной силой к СИРИЗЕ выступала партия «Новая демократия» — их извечные враги, побеждённые в 2015 году. За последние 4 года они серьёзно изменились, смягчили риторику, убрали из программы «токсичные» для населения пункты о мерах экономии, изменили логотип и лозунг, сосредоточились на проблемах бизнеса, налоговой нагрузки и здравоохранения, а также сменили руководство партии.

Однако главным оружием оппозиции стал всё-таки национализм и апелляция к «духовным скрепам» греков. В этом им помогла сама правящая партия, подписав соглашение о переименовании соседней Македонии в Северную Македонию, разрешив многолетний конфликт двух стран. Оппозиция сумела объединить недовольных этим договором, раскритиковав премьер-министра за «мягкотелость» и «слабость», консолидировав электорат именно на националистической почве.

4 года правления в Греции левого правительства не прошли даром, поэтому на этих выборах левому электорату было из кого выбирать. Кроме правящей СИРИЗЫ Алексиса Ципраса, участвовали и социалисты из «Движения за изменения», и даже греческая Компартия, пытающаяся играть на электоральном поле премьера.

Нишу ультраправых заняла националистическая партия «Золотой рассвет», которую многие обвиняют чуть ли не в пропагандировании идей неофашизма. На их же поле играли и представители молодой партии «Греческое решение», также ставшие продуктом эпохи правления Алексиса Ципраса и результатом соответствующей поляризации общественного мнения.

         Результаты выборов в ЕП от Греции стали в некотором смысле ожидаемыми, но всё равно шокирующими. Смотрим:

Главные выводы по выборам в Европарламент в Греции таковы:

1. Поражение правящей партии «СИРИЗА» может привести к изменениям политической конфигурации Греции. Премьер-министр Алексис Ципрас уже созвал досрочные парламентские выборы в связи с победой оппозиции. От исхода предстоящих выборов зависит, останется ли Греция в обойме умеренных евроскептиков и противников фискальной политики ЕС, или же вернётся в лоно консерваторов из «Европейской народной партии»;
2. Заигрывание оппозиционных сил с национализмом может усугубить раскол в греческом обществе и радикализовать общественное мнение, выдвинув на первый план вовсе не системные силы, а очередных популистов, только в этот раз правых, например из партии «Золотой рассвет», которые впервые зашли в Европарламент. Это вернёт Грецию в тёмные времена националистического подъёма, что станет угрозой безопасности миру в регионе, особенно с учётом напряжённых отношений с Турцией;
3. Политическая система в Греции оказалась в глубоком кризисе. Правые партии пока что не набирают популярность, и представлены в основном лишь «старой гвардией» в лице оппозиционной «Новой демократии», также скатывающейся в крайний национализм и популизм с целью вырваться из цепочки вечных поражений на выборах. Центристских партий в Греции нет, а левый электорат радикализуется;
4. Выборы в ЕП в Греции добавили Европарламенту 8 депутатов из числа евроскептиков и популистов, а также ослабили коалицию «Объединённые левые Европы», что может сыграть на руку социалистам в их борьбе за контроль над основными институтами ЕС.

Венгрия: полёт Виктора Орбана над Брюсселем

Венгерская политическая арена, на которой, начиная с 1998 г. ныне правительственная, а тогда оппозиционная партия «Фидес» перманентно наращивала массу, не заставила политических обозревателей удивиться. Партия премьер-министра Венгрии Виктора Орбана, получившая на парламентских выборах в 2018 г. конституционное большинство, несмотря на международные конфликты и многочисленные коррупционные скандалы, связанные лично с премьер-министром и его окружением, не просто подтвердила свои позиции на выборах в Европейский парламент, но даже их укрепила, тем самым, показав зацементированное положение на внутренней политической арене.

Ввиду своей жесткой риторики в отношении Европейского союза и не менее жестких заявлений в адрес соседей Венгрии, «Фидес» удалось достичь перед выборами поддержки в виде 55% голосов. Основными конкурентами «Фидес» на выборах в Европейский парламент была «Демократическая коалиция», которая на сегодняшний день слабо представлена в национальном собрании Венгрии, но на фоне всё большего «закручивания гаек» правительством Орбана, начала незначительно наращивать популярность среди граждан с либерально-демократическими взглядами, поднявшись за пару месяцев с 7% до 11%.

Печально известная как в Европе, так и в Украине праворадикальная политическая сила «Йоббик», перед самими выборами в ЕП начало терять электорат. Если ещё в марте месяце «Йоббик» могли похвастаться поддержкой на уровне 15%, то в 20-х числах мая за правых радикалов было готово проголосовать только 10% избирателей. Вероятнее всего, их радикальный электорат начал плавно оттекать правительственной партии «Фидес», которая перманентно ужесточала риторику в отношении Европейского союза и соседних стран. Особенно показательной перед выборами была условная победа Венгрии в символическом конфликте со Словакией, которая хотела запретить исполнять гимны других стран, кроме словацкого и за исключением прибытия официальных делегаций. Данный запрет изначально рассчитан на венгерское меньшинство и футбольных болельщиков венгерского клуба «DAC», но несмотря на все старания словацкого парламента так не вошёл в жизнь.

Социологические исследования также давали шанс и некогда популярной «Социалистической партии Венгрии», рейтинги которой отчетливо свидетельствовали о том, что «прыжка выше собственной головы» на этих выборах со стороны социалистов мы не увидим.

Интересным феноменом выборов в национальный парламент, а теперь в наднациональный орган Европейского союза является партия «Моментум», превратившаяся в политическую силу из инициативной группы по референдуму, где более 200 тыс. граждан высказались против проведения олимпийских игр в Будапеште. В выборах 2018 г., в связи с малым кол-вом времени на проведение кампании в столь непростых политических условиях, «Моментум» не получили ни одного места в Национальном собрании. Но социология перед выборами в Европейский парламент обещала им хотя бы 1 мандат с поддержкой в виде 6%. Политические силы по типу партии «Политика может быть другой» ввиду своего бездействия и безынициативности, в социологических исследованиях и вовсе «выпала» за 5% порог, таким образом теряя своих представителей в Европейском союзе.

В результате на выборах в Европейский парламент вполне ожидаемо и твердо победила правительственная партия «Фидес», получившая 52,3% голосов избирателей. Сразу за ними следует «Демократическая коалиция», которая сумела достучаться до 16,2%. Её растущая популярность даёт повод задаться вопросом не станет ли в будущем «ДК» релевантным «Фидесу» оппонентом?

Партия «Моментум» получила на выборах в Европейский парламент 9,9%. «Социалистическая партия Венгрии» практически окончательно потеряло поддержу в обществе и ожидаемо получило только 6,7% голосов. Закрывает данный список праворадикальная партия «Йоббик» дышащая прямо в «затылок» социалистам, и сумевшая заполучить 6,4%.

Таким образом Венгрия заводит в наднациональный парламент 13 евродепутатов от «Фидес», 4 от «Демократической коалиции», 2 от «Моментум», и по 1 от социалистов и «Йоббик».

Результаты выборов в Венгрии отчетливо демонстрируют удерживающийся тренд на внутриполитической арене. На сегодняшний день «Фидес» являются основной политической силой способной беспрепятственно и легитимно в глазах подавляющего большинства граждан формировать любого рода политику как внутреннюю, т.е. внедрение/изменение права и конституции, так и внешнюю, в том числе формирование отношений с Европейским союзом.

В 2004 г. Венгрия, вступая в ЕС одновременно с 9 другими государствами, ожидала невиданных успехов и прогресса. Когда же экономический рост Венгрии, в сравнении с той же Польшей, оказался неудовлетворительным, среди граждан нашего западного соседа запустился натуральный процесс постепенного «разочарования».

Все блага либеральной демократии оказались сомнительны, особенно на фоне тех ущербов, что принесла экономическая евроинтеграция неокрепшему венгерскому рынку, а бывшее государство занимающееся «охранительством» на фоне всего происходящего вспоминалось с приятной ностальгией. Затем на мир обрушился экономический кризис, упавший на плечи многих людей грузом словно «снег на голову», отголоски которого видны на неокрепших экономиках и по сей день. Окончательный срыв «розовых очков» и т.н. «медового месяца» кончился вместе с началом общеевропейского миграционного кризиса со множеством «страшных» картинок, льющихся с голубых телеэкранов.

Все эти события из современнейшей истории Венгрии оставили «глубокий след» на памяти и сознании венгерских граждан. Виктор Орбан и «Фидес» стабильно побеждающее на выборах могут не бояться коррупционных скандалов до тех пор, пока их правительство обеспечивает гражданам отсутствие турбулентности.

Естественно, существует проблема, ведь рост благополучия влечёт за собой и рост протестных, либерально-демократических настроений. А сегодняшнее правительство Венгрии язык аж никак не повернется назвать либерально-демократическим. Но данная цепь обещает замкнутся не так уж скоро, поскольку последние выборы во внутренний парламент прошли всего лишь год назад.

Главной задачей «Фидес» на сегодняшний день является продолжение политики «охранительства» и, конечно же, минимального давления на самих граждан. В противном случае, Орбана ожидают повторы протестов, как в случае с изменением трудового законодательства.

Сообщение Европейские выборы: анализ результатов. Италия, Греция и Венгрия появились сначала на ХВИЛЯ.

Европейские выборы во Франции стали неожиданностью для многих. В отличие от Италии, Венгрии и Греции, где позиции национал-популистов уже несколько лет остаются сильными, Франция, наряду с Германией, считается одним из главных бастионов старых либеральных элит и европейских центристов. Поэтому результаты выборов во Франции многих обескуражили, и серьёзно подорвали позиции президента Эммануэля Макрона.

Бельгия – ещё одна страна, играющая важную роль в противостоянии старых и новых политических элит. Здесь же замешан и конфликт местного уровня, связанный с возрастающим социальным напряжением из-за территориального расслоения общества – проблема, общая для многих стран Западной Европы.

Наконец, Словакия стала в этом году лучом надежды для европейских либералов, после того, как на выборах президента победила про-европейский кандидат Зузанна Чапутова. Это стало явным исключением из общеевропейской тенденции на восход правых политиков и различных радикалов и популистов. Сумела ли Словакия сохранит этот анти-хайп? Давайте узнаём.

Вашему вниманию, четвёртая часть цикла статей о выборах в Европейский парламент. С предыдущей частью можете ознакомиться по ссылке. 

Франция: потерянный рай Шарля де Голля

Франция была одной из ключевых стран ЕС, к которым было приковано внимание в связи с их невероятной важностью для целостности и стабильности Союза. Вместе с Германией, она остаётся одним из крупнейших оплотов старых либеральных про-европейских элит на континенте, от которого зависит Европейский Союз.

После турбулентного 2018 года, попыток реформировать экономику и рынок труда, возникновения протестного движения «жёлтых жилетов» и скандалов с его помощниками, для президента Эммануэля Макрона прочили довольно тяжёлые выборы в ЕП. Его партия «En Marche» олицетворяла на выборах всё то, чем он себя пытался представить с момента своего избрания 2 года назад: защитник европейского либерализма, главный адвокат бизнес-сообщества, новый лидер Европы, меч про-европейских элит, безжалостно рассекающий своих врагов и оберегающий границы континента от глобальных хищников – США, РФ и Китая.

Фактически, Макрон поставил на эти выборы очень многое, и самое главное – своё собственное наследие, причём авансом, ещё до того, как он его создаст в самой Франции.Для человека, который мнит себя новым Шарлем де Голлем, пережившим вспышку протестов «жёлтых жилетов» и падение своих рейтингов, Макрон сделал эти выборы в ЕП вотумом доверия его концепции дальнейшей европейской интеграции и реформирования ЕС под лидерством Франции. Впрочем, Макрон все ещё находится в иллюзиях квази-романтического европейского будущего, которое он принесёт людям. Поэтому, на должности лидера партии на выборах и во время последней перестановки в правительстве он назначил молодых, неопытных людей, которые должны будто бы подтверждать его видение о чистой, непорочной французской политике.

Его главный и ближайший соперник – Марин ле Пен – проделала долгий и тяжёлый путь, чтобы взять долгожданный реванш. Она не сумела победить социалистов во главе с Франсуа Олландом, а когда их партия развалилась, и победа была вот-вот в кармане, неожиданно выскочил Эммануэль Макрон с его наскоро созданной центристской партией, и снова украл победу у ле Пен. Поэтому, для неё эти выборы – это политически личная история. Успешно проведя ребрендинг своей партии «Национальный фронт», переименованной в «Национальное объединение», и убрав оттуда токсичных людей, Марин ле Пен шла на выборы с уже знакомыми лозунгами, хоть и несколько умереннее, чем 2 года назад. Она отстаивала евроскептические позиции, усиление полномочий национальных парламентов, реформу миграционной политики, что и добавило ей немало баллов.

К тому же, она удачно выбрала себе лидера партии, который повёл её в ЕП – 23-летнего харизматичного и весьма энергичного Джардана Барелля, привлёкшего немало голосов молодёжи. Кстати, он с лёгкостью перебил медийно своего конкурента – лидера партии Макрона Натали Луазо, которой явно не хватало политического опыта, сноровки и агрессивности, дабы победить на дебатах.

Неудивительно, что на неё быстро нашли компромат, которые её партия не сумели быстро опровергнуть или забить чем-то другим. Сперва, Луазо обвинили в том, что в 1980-х годах она выступала активной сторонницей ультраправых движений, что противоречит её нынешним позициям. Затем, последовали публикации о её странных комментариях про церковь и религию. Также были вскрыты её годы руководства элитными образовательными учреждениями для французской «золотой молодёжи», которые так бесят французов в последнее время. Удар за ударом, и Луазо была повержена в информационно-медийном плане уже за неделю до голосования.

Кроме двух кровных врагов – партии Макрона и партии ле Пен – в выборах также решили участвовать право-консерваторы из партии «Республиканцы». Поражение на выборах президента Франции в 2017 году серьёзно подкосило некогда влиятельную и сильную партию, наиболее известным членом которой был экс-президент Николя Саркози. Но коррупционные скандалы вокруг бывшего кандидата в президенты от «Республиканцев» Франсуа Фийона, арест Николя Саркози и неудачная попытка ребрендинга начисто «убили» рейтинг партии, которых добил Эммануэль Макрон на парламентских выборах. В этот раз, уже с новым лидером – богатым аристократом Лораном Вокье – партия пыталась усилить свои позиции на европейском уровне.

Несмотря на череду поражений и неудач последних лет, французские социалисты также участвуют в выборах в ЕП, как и их лево-радикальные коллеги из «Непокорённой Франции». Последняя политическая сила – совсем молодая, создана в 2016 году на осколках электората социалистов, на базе слияния идей и концепций американской социал-демократии (Берни Сандерс и Демократическая партия) и испанского левого популизм партии «Podemos», которая и стала главным источником вдохновения. На выборах президента 2017 года эта партия показала себя вполне достойно, разгромив «старую гвардию» из числа социалистов и заняв четвёртое место. А позднее, они получили скромные, но также неплохие для новой партии 17 мест в французским парламенте. В следующем году они упрочили свои позиции в противостоянии с правительством, когда впервые за 20 лет уговорили сотрудничать с собой крупнейшее профсоюзное объединение Франции – Всеобщую конфедерацию труда. На выборах в ЕП левые пытались повторить успех 2017 года, или даже превзойти его, дабы прицелиться на следующие выборы президента или парламента.

Стоит отметить, что выборы  в ЕП проходят на фоне глубинного системного кризиса в стране, которая уже много лет не может найти компромисс между элитами и обществом. Эммануэль Макрон столкнулся с экзистенциальным кризисом идей и самой философии Пятой республики, которая уже не отвечает запросам части населения.

К тому же, территориальное расслоение общества и упадок провинции в пользу усиленной урбанизации и глобализации привели к росту социальной напряжённости и обострению проблем общественно-коммунального характера, что  вылилось в протесты «жёлтых жилетов». Для всех сторон противостояния выборы в ЕП должны были стать лакмусовой бумажкой, проверкой на прочность, в первую очередь, самого Макрона, который видит в этом не просто политический кризис, а шанс для себя возродить утраченные мечты своего кумира Шарля де Голля, заново перезапустив его любимую и великую Францию.

Итак, официальные результаты выборов по Франции выглядят следующим образом:

Основные выводы по результатам выборов во Франции:

1. Хоть и с небольшим отрывом, но Эммануэль Макрон проиграл этот бой. Люди проголосовали против его видения, идей и концепции будущей объединённой Европы. Это может серьёзно навредить его попыткам навязать общественности свой «план реформ», анонсированный в прошлом месяце в ответ на акции «жёлтых жилетов»;
2. Для Марин ле Пен это – возвращение в «большую политику» и заявка на будущие национальные выборы во Франции. Она заведёт в ЕП одну из крупнейших фракций евроскептиков, повторив успех 2014 года, но в этот раз побив самого «нового лидера» Европы Макрона. С крупнейшей фракцией приходит и большая ответственность – ле Пен придётся брать инициативу в свои руки и быть мега-активной в ЕП, если она хочет удержать электорат и приумножить его до выборов во Франции. А это значит, что соперничество между ней и не менее амбициозными лидерами других евроскептиков неизбежны;
3. Как и в случае с остальными странами, неплохой результат показали «зелёные», популярность которых продолжает расти среди молодого поколения на фоне всеобщего разочарования в мейнстримных политиках, кризиса капитализма и обострения «зелёной повестки» в мире в целом;
4. «Республиканцы» не сумели поднажать и выбить для себя больше голосов, чем надо. Они получат несчастные 8 мандатов, что не идёт ни какое сравнение с 20 местами 5 лет назад. Это станет больным ударом по правой коалиции «Европейские консерваторы и реформисты», в которую они входят;
5. Эммануэль Макрон и его правительство окажутся в более уязвимой позиции на внутреннем фронте, что ослабит его позиции на фоне ухода Ангелы Меркель, а это ещё больше усиливает центробежные тенденции в ЕС по вопросу дальнейших реформ. Без нового лидера в Европе образуется вакуум влияния, за который развернётся ожесточённая борьба, и поражение Макрона на выборах в ЕП способствует этому;
6. После «Больших дебатов» во Франции из-за протестов «жёлтых жилетов» Эммануэль Макрон был вынужден отказаться от реформирования ЕС как своего приоритета и сконцентрироваться на вопросах национальной повестки: торговля, миграция, экология и рынок труда. Он надеялся, что победа на выборах в ЕП возродит дискурс о реформах ЕС, который он пытался навязать другим странам на протяжении 2017-2018 годов. Однако то, что он занял лишь 2 место на выборах, означает, что этого не произойдёт, а люди не хотят слышать о его видении реформирования Евросоюза;
7. Поражение партии Макрона также осложняет его планы по продвижению своего кандидата на одну из ключевых руководящих должностей в ЕС. В частности, на пост президента Европейской Комиссии Франция рассматривает опытного дипломата и переговорщика Мишеля Барнье, последние 2 года отвечавшего за ведение переговоров с Великобританией об условиях и сроках Brexit;
8. Центристские партии во Франции развалены. Страна переживает политическую поляризацию общественного мнения, разрываемого между правыми и левыми радикалами. Партия Макрона осталась последней альтернативой этим двум агрессивным силам, которая также постепенно скатывается вправо, вынужденная адаптироваться под новые тренды в Европе. Как ни парадоксально, но именно эта попытка войти в лагерь победителей и стала причиной поражения Макрона, не сумевшего внятно объяснить электорату, за что его партия сражается.
9. В Европарламенте крупнейшей французской фракцией будут евроскептики Марин ле Пен, получившие 22 мандата, что делает Францию одной из стран, сыгравших большую роль в восхождении правых сил в Европе и евроскептиков в ЕС.

Бельгия: маленькие княжества в сердце ЕС

Абсолютно любые выборы в Бельгии отличаются высоким уровнем политической фрагментарности и высокой активностью избирателей. Несмотря на традиционно низкую явку на выборах в Европарламент, Бельгия всегда была исключением из устоявшихся правил. В этом году, если средний показатель явки был более 45-50% (что уже стало рекордом), то в Бельгии она составила более 80% избирателей. Большое количество политических партий, участвующих в выборах, выделялось на фоне крупных игроков в других странах, и обеспечивало высокий уровень конкуренции и легитимности любой избирательной кампании в маленькой Бельгии.

Основными участниками предвыборной кампании в ЕП по Бельгии в этом году были крупнейшие фламандские партии, несколько немецкоязычных политических сил и франкофоны из Валлонии – южных регионов Бельгии.

Эта избирательная кампания во многом находились под влиянием последствий парламентских выборов в Бельгии в 2014 году, временно погасивших затяжной политический кризис 2007-2011 годов. Соперничество и напряжение в отношениях богатого фламандского региона на севере и более нестабильных, бедных и менее эффективных валлонских провинций на юге и юго-востоке.

Мировой финансовый кризис 2008 года, подорвавший и без того слабую экономику Валлонии и Брюсселя с низкими уровнями производительности труда, заставил богатых фламандцев раскошелится, дабы удержать своих южных франкоязычных братьев на плаву. Федеральное субсидирование валлонского региона из общего бюджета увеличило налоговую нагрузку на Фландрию, обострив социальное напряжение и радикализовав фламандский электорат, из-за чего стала расти популярность националистских политических партий.

На выборах 2010 года именно фламандские националисты получили значительную часть мест в федеральном парламенте, немного потеснив своих франкоязычных соперников. Последовавший за этим политический тупик вылился в рекордно затяжные коалиционные переговоры, длившиеся 541 день, что стало крупнейшим кризисом в Бельгии с момента основания страны в 1830 году. Он лишь усугубил противоречия в обществе и ещё больше поляризовал мнение избирателей, которые всё больше раскалывались по линии границы между Фландрией и Валлонией.

Лишь реформа избирательного кодекса в 2014 году помогла потушить конфликт и не дать ситуации выйти из-под контроля. На выборах в тот год в парламент прошли десять партий, представлявшие практически все электоральные группы. Это на время закрыло вопрос франко-фламандского противостояния и маргинализации на этом фоне немецкоязычных районов провинции Льеж, однако полностью решить вопрос не удалось. Более того, с тех пор, он лишь обострился, не говоря уже о проблеме урбанизации – стремительный рост де-факто франкоязычного Брюсселя, захватывающего всё больше голландскоязычных земель, что вызывает напряжение. И эту проблему также решили просто отложить в долгий ящик: границы Брюсселя меняли лишь один раз – в 1963 году, хотя с тех пор его население выросло в 2 раза.

Тень избирательной кампании 2014 года и последующего за ней политического компромисса довлела над выборами в Европарламент 23-26 мая, что и привело к ожидаемому результату, который по сути отразил политическую ситуацию в Бельгии. Фламандский север почти в полном составе проголосовал за националистов из «Нового фламандского альянса».

Южные регионы Валлонии разделились между социалистами (большие города и юго-западные районы), консерваторами из «Гуманистического демократического центра» (южные районы и приграничные с Люксембургом территории) и либералами из «Реформаторского движения» (центральные районы + восточные немецкоязычные территории провинции Льеж).

Из этого можно сделать следующие выводы:

1. Фландрия остаётся преобладающим регионом Бельгии по уровню политического влияния на Евросоюз и проникновения в основные институты ЕС;
2. Немецкоязычное меньшинство остаётся аутсайдером политической гонки, получившее лишь 1 мандат на выборах в ЕП;
3. Партия «Реформаторское движение» нынешнего премьер-министра Шарля Мишеля не улучшило свой результат, что может иметь политические последствия для его коалиции;
4. Бельгия продолжает оставаться раздробленной страной с высоким уровнем территориального расслоения общества и небольшого дисбаланса в развитии регионов;
5. Усиление позиций фламандских националистов в Европарламенте подпитывает центробежные тенденции в Европе: дробление крупных государств на мелкие на фоне урбанизации, упадка традиционной провинции, меняющейся социальной среды целых регионов по мере роста напряжённости из-за проблем с экологией, муниципальной политикой и кризисом элит.

Словакия: триумф ультра-либералов на фоне политического кризиса

На фоне политических и коррупционных скандалов словацкая политическая арена была временно дестабилизирована множественными и многочисленными протестами граждан, спровоцированными в основном из-за убийства журналиста-антикоррупционера Яна Куцяка и его невесты Мартины Кушнировой.

Ян Куцяк занимался тем, что расследовал связи экс-премьера Словацкой республики Роберта Фицо с итальянской мафией, которые незаконным путём выводили деньги, доставшиеся Словакии на развитие из фондов Европейского союза. Что вполне логично, неестественную смерть Яна Куцяка и его возлюбленной гражданское общество связывало непосредственно с незаконченным расследованием незаконной деятельности премьера Роберта Фицо.

Возникшая на фоне этих трагических событий, временная «турбулентность» на внутренней арене дала шанс появиться и в краткие сроки укрепиться новым политическим силам, которые использовали «момент» и сделали антикоррупционную деятельность основной предвыборной риторики и политической программы.

Таким образом на недавних президентских выборах победила ультра-либералка Зузана Чапутова, кампания которой частично была похожа на предвыборные усилия новоизбранного украинского президента Владимира Зеленского.

Чапутова появилась на политической арене менее, чем за год, но до этого была известна в связи со своей адвокатской деятельностью. Благодаря развитой интернет-кампании Зузана Чапутова нарастила столь крупную избирательную «массу», что один из её оппонентов действующий президент Андрей Киска даже отказался от участия в выборах в пользу своей конкурентки.

На сегодняшний день Чапутова не имеет поддержки в парламенте, поскольку там нет партии, которую она представляет ввиду того, что «Прогрессивная Словакия» была создана в 2018 г., т.е. у данной политической силы ещё не было возможности проявить себя. Но социологические исследования, публиковавшиеся перед выборами в Европейский парламент раз за разом, демонстрировали, что шансы «Прогрессивной Словакии» попасть в Европейский парламент постоянно росли. В последние дни перед выборами «ПС» могла рассчитывать на 8% поддержки.

Её основными конкурентами являлась популярная и рейтинговая партия «Курс — социальная демократия», представителем которой являлся экс-премьер Словацкой республики Роберт Фицо. Несмотря на все скандалы, завязанные вокруг личности бывшего главы словацкого правительства, «К-СД» получало около 22% голосов избирателей.

Сразу же за ними следует праворадикальная популистская партия «Народная партия – Наша Словакия», которую по результатам социологии собиралось поддержать 12% избирателей. Социологические исследования также давали шанс партиям «Обычных людей» — 11%, «Мы семья» — 9%, «Христианско-демократическому союзу» — 8% и обещали дать возможность пересечь барьер евроскептикам «Словацкой национальной партии» имевших 6%.

Результаты выборов в Словакии были удивительны, поскольку социологические исследования оказались в большинстве случаев абсолютно недостоверными.

Партия «Прогрессивная Словакия» несмотря на прогнозы социологов, обогнала своих оппонентов из «К-СД». «ПС» поддержало 20,11%, дав им 4 мандата, «К-СД» вопреки прогнозам получили только 15,7% голосов и 3 мандата. Национал-популисты «НП-НС» и «ХДС» получили по 2 мандата, а партии «Обычных людей» и «Свобода и солидарность» провели по 1 представителю, что однозначно является успехом для «СиС», которой социология не прогнозировала даже преодоления 5% барьера.

Таким образом, на сегодняшний день можно отчетливо говорить о том, что пропрезидентская политическая сила продолжает только укрепляться.

Этот факт не может не радовать политических аналитиков и обозревателей в Украине, поскольку Зузана Чапутова ясно дала понять, что во время своего президентства она будет поддерживать Киев против самой главной региональной угрозы – Российской Федерации и её президента Путина.

Владимир Зеленский во время своего президентства должен постараться максимально углубить двухстороннее сотрудничество со Словакией посредством визитов и диалога с благосклонно настроенной Чапутовой.

Сообщение Европейские выборы: анализ результатов. Франция, Бельгия и Словакия появились сначала на ХВИЛЯ.

Последние 2 года стали одними из самых напряжённых для Испании. Политический кризис вокруг попытки отделения Каталонии с последующей вспышкой конфликта между Барселоной и Мадридом обнажил старые раны нестабильной испанской демократии, возведённой на руинах франкистского режима.

Экономический кризис и коррупционные скандалы, «сожравшие» испанских консерваторов, породили целую плеяду новых испанских правых и левых популистов, бросивших вызов традиционным парламентским практикам, в том числе и на европейское арене. Многие ожидали, что Испания может превратиться во вторую Италию — завести в Европарламент кучу новых энергичных молодых людей с радикальными анти-европейскими взглядами.

Португалия, в которой процессы были не столь драматичными, переживает собственные социально-экономические трансформации. За последние несколько лет Лиссабон серьёзно укрепил свои позиции в Европе и в мире в качестве геополитического игрока, пока его более крупный и могущественный сосед утопал в собственных региональных проблемах, имеющих вековые исторические корни. На выборы в ЕП Португалия шла более чем уверенно, в отличие от Испании.

Наконец, Австрия пришла к европейским выборам на фоне острого политического кризиса и коллапса коалиционного правительства Себастьяна Курца. Скандал вокруг ультраправых, их исход из коалиции и последующий за этим вотум недоверия канцлеру повергло многих в шок, особенно в соседней Германии. Либералы ликовали — право-консервативная коалиция в Вене исчезла. Консерваторы нервно переглядывались между собой — скандалы могут ослабить их коалицию в Европарламенте.

В каждой из трёх стран европейские выборы прошли под знаком больших ожиданий. Каковой же стала реальность, когда посчитали голоса? Давайте узнаём — в пятой части нашего цикла статей о выборах в Европейский парламент. С предыдущей частью можете ознакомиться здесь. 

Испания: камбэк левых и тень популизма

Фаворитом европейских выборов в Испании с самого начала гонки была правящая Социалистическая партия, которую возглавляет премьер-министр Педро Санчес. Вопреки многим пессимистическим прогнозам, испанские левые сумели объединиться вокруг слабого, но эффективного и харизматичного премьер-министра, сумевшего вытянуть на себе страну в моменты кризиса и экономических трудностей, не имея даже большинства в парламенте.

В обойме главных успехов испанских социалистов – урегулирование (по крайней мере, заморозка) кризиса вокруг Каталонии, стабилизация бюджетной политики, запуск экономических реформ в соответствии с рекомендациями ЕС и успех на парламентских выборах, произошедших накануне. Оплотами поддержки социалистов в Испании стали южные области + Сарагоса и Овиедо, а также промышленные районы Мадрида.

Пока социалисты главной темой своей кампании делали внедрение минимальной заработной платы во всём ЕС, консерваторы из Народной партии и популистской «Vox» продвигали тему жёсткой борьбы с каталонским сепаратизмом. В частности, они выступают за то, чтобы давить на ЕС, дабы они выдали Мадриду каталонских лидеров, обвиняемых в сепаратизм и государственной измене.

В прошлом году Бельгия отказалась выдать бывшего главу каталонского парламента Карлеса Пучдемона, что стало ударом по правительству консерваторов. Социалисты – наоборот – не хотят педалировать эту тему с ЕС, предпочитая говорить об экономике, минимальной зарплате, страховке по безработице – то, что больше волновало население, нежели условные «мова, армія, віра». Поэтому электорат консерваторов оказался разбросан по всей Испании и был разорван конкурирующими между собой правыми партиями, в то время, как социалистам удалось консолидировать левых избирателей вокруг одного премьер-министра Санчеса, в руках которого, впрочем, был административный ресурс.

Интересно, что из Испании на европейскую сцену выпрыгнули не только лишь правые популисты, о «пугале» которых у нас в СМИ привыкли говорить. Одной из крупнейших испанских фракций в Европарламенте станет либеральная «Cuidadanos» («Граждане»), которые неожиданно для всех вышли с программой, очень похожей на социалистическую, что и подняло их рейтинги среди рабочего класса и фермеров. В связи с этим даже ходили недоуменные разговоры о том, какая же на самом деле идеология этой партии – они либералы, левые популисты или просто представители специфического испанского Юга?

По результатам выборов в ЕП в Испании, картина вырисовалась следующая:

Основные выводы по результатам голосования:

1. Испания стала крупнейшим донором для европейских левых в ЕП. Испанские социалисты станут крупнейшей национальной фракцией в составе «Прогрессивного альянса социалистов и демократов», объединяющего социал-демократов Европы. Это увеличит политический вес Мадрида в руководстве альянса и новом составе ЕП;
2. Триумф социалистов позволяет Испании претендовать на одну или две руководящие должности в Евросоюзе. На сегодняшний день, министр иностранных дел Испании Жозеп Боррель рассматривается кандидатом на пост верховного комиссара ЕС по внешней политике и политике безопасности. С его уходом должность главы МИД может перейти к Хосе Мануэлю Альбаресу – одному из ближайших соратников премьер-министра Педро Санчеса, что упрочит его позиции на национальном уровне, особенно после неплохих для социалистов парламентских выборов в апреле.
3. Как глава крупнейшего социалистического правительства в ЕС, премьер-министр Педро Санчес желает через эти выборы усилить позиции Испании как третьего центра тяжести в ЕС (после Германии и Франции). Его ближайшими конкурентами являются итальянские лево-центристы из Демократической партии, которые также показали неплохой результат на выборах в ЕП. Соответственно, после европейских выборов соперничество Италии и Испании за то, чтобы быть «третьим избранным», обостриться, и будет эхом отбиваться по другим вопросам европейского и двустороннего сотрудничества, например в конфликтах по вопросам миграции или по фискальной политике.
4. Каталонский вопрос станет тем самым испытанием, которое может как похоронить амбиции испанских социалистов во главе с Педро Санчесом, так и цементировать их позиции на национальном и европейском уровнях. Сторонники сепаратистов становятся всё более евроскептичными, в основном из-за того, что Евросоюз относится к ним с опаской и подозрением. В это же время, про-европейские настроения преобладают в среде юнионистов – сторонников сохранения связей с Мадридом. Эта линия раскола, проходящая в Испании, отныне будет присутствовать и в Европарламенте, что выведет вопрос Каталонии (а соответственно, и прочих подобных вопросов) на уровень Евросоюза, особенно после того, как лидеры каталонских сепаратистов, разыскиваемые Испанией – Карлес Пучдемон и Ориол Жункерас – прошли в Европарламент.
5. Кроме кучи левых депутатов, Испания внедрила в Европарламент ещё и небольшую, но довольно взрывоопасную группу правых популистов из партии «Vox», созданной буквально пару лет назад. Трое депутатов от «Vox» во главе с их лидером Хорхе Бахаде станут ещё одним фактором хаоса в новом составе ЕП со своим радикально евроскептичным видением будущего Евросоюза. Сам Бахаде – довольно неоднозначная личность, дважды баллотировался в испанский парламент в качестве члена неофашистской партии. Хотя партия официально не декларирует типичных для евроскептиков обещаний типа выхода Испании из ЕС или Еврозоны, это вскоре может измениться, поскольку «Vox» — ярые поборники национального суверенитета государств, позитивно отзывавшиеся о планах главного популиста Европы – вице-премьер-министра Италии Маттео Сальвини.
6. Не очень хороший результат Испанской Народной Партии, ставший результатом последовательного падения популярности этой партии в Испании и поражения на парламентских выборах, серьёзно ударил по консерваторам. Набрав намного меньше, чем он предполагал, лидеру испанской консервативной фракции Эстебану Гонсалесу Понсу станет сложнее избраться на пост главы коалиции «Европейской народной партии».
7. Результат партии «Cuidadanos» стал разочарованием для их материнской коалиции «Альянс либералов и демократов» (ALDE), ожидавших, что новая политическая сила, набравшая популярность в Испании на волне политического кризиса 2017 года, дополнит и усилит их коалицию в ЕП. Теперь же, надеяться на испанских либералов бессмысленно, особенно после того, как их лидер неожиданно поддержал многие пункты политической программы испанских социалистов, что многих повергло в недоумение и заставило усомниться в приверженности партии идеологическим основам ALDE.
8. В целом, если считать результат и либеральной «Cuidadanos», Испания добавила Европарламенту 18 депутатов, которых можно назвать популистами. Это представители правой партии «Vox», пока ещё либеральной «Cuidadanos», левой «Podemos» и каталонской сепаратистской группы «Вместе за Каталонию».

Португалия: штиль в ожидании ветра перемен

Португалия была одной из тех стран, где избирательная кампания в Европарламент прошла максимально ожидаемо. С самого начала гонки фаворитами выборов были и оставались правящие социалисты во главе с премьер-министром Антонио Коста, чьи рейтинги оставались неизменными последние 2 года. Они шли на выборы с прогрессивной левой повесткой, заявкой на противодействие правым популистам и консерваторам, а также с амбициями возглавить европейские левые силы в новом ЕП.

Близкие коллеги социалистов по идеологическому фронту из «Левого блока» сумели удвоить свой скромный результат 2014 года, и получили не 1, а целых 2 мандата в Европарламенте. Партия шла на выборы с довольно успешной социально-ориентированной повесткой, которая пришлась по душе значительной части леворадикального электората. А их участие в работе правительства меньшинства Антонио Косты в качестве младших партнёров на фоне экономической стабильности и возросшей геополитической роли Португалии лишь упрочили позиции «Левого блока».

Португальские консерваторы были представлены на выборах традиционной, старой Социал-демократической партией и новой ультраправой «Basta!», которая создавалась под вдохновением от итальянской «Лиги» и испанской «Vox». Социал-демократы, утонувшие в собственных коррупционных скандалах прошлых лет и не сумевшие справиться с экономическим кризисом, пытались идти на выборы с повесткой «Мы уже не те, что прежде», убеждая свой электорат на севере Португалии, что они не такие уж и плохие, просто время выпало неудачное.

Чтобы долго не рассуждать, вот результаты выборов в Европарламент в Португалии:

Что можно сказать по выборам в Португалии? Хоть они и не были неожиданными, несколько любопытных моментов подметить стоит:

1. Премьер-министр страны Антонио Коста – главный победитель этой кампании. Возглавляя правительство меньшинства, он сумел удержаться при власти, проводить реформы и даже успешно провести кампанию на европейском уровне. Это даст ему дополнительные бонусы на досрочных парламентских выборах 6 октября;
2. Португалия включается в борьбу за левый электорат Европы. Ещё на этапе предвыборной агитации, премьер-министр Коста заявлял, что его цель – сформировать широкую левую прогрессивную коалицию в ЕС от греческой СИРИЗЫ до французских социалистов и даже части партии Макрона. Результат в более 30% голосов даёт ему право претендовать на это. Даже после выборов в октябре, если ему не удастся получить большинство, он намекал, что пойдёт на заключение союза с леворадикалами из «Левого блока» и «Объединённого демократического фронта». Усиление Португалии как флагмана левых сил ослабит позиции ультраправых и консерваторов из «Европейской народной партии»;
3. «Левый блок» самоутвердился как главная партия электората, находящегося левее социалистов. Выборы в ЕП укрепили позиции «Левого блока» и его лидера Марису Матиас, что позволило им обойти своих главных конкурентов – Коммунистическую партию Португалии, которой был нанесён сильный удар;
4. Невероятным триумфом стало прохождение в Европарламент энвайроменталистской партии «Люди-Животные-Природа» во главе с Андре Сильвой. Его личная харизма, активная деятельность и грамотное продвижение бренда в соцсетях позволили получить 1 мандат в новом составе ЕП. Хоть это и совсем мизер для 751-местного органа ЕС, для этой политической силы – это первая победа, позволяющая впервые поднимать вопросы прав животных на европейском уровне, особенно в составе заметно усилившихся «зелёных»;
5. Правые силы Португалии потерпели поражение. Консерваторы из Социал-демократической партии сохранили свои шесть мест в ЕП, но дальше продвинуться не сумели, что угрожает их поражением на выборах в октябре. Ультраправые партии не нашли достаточной поддержки в стране, и даже не преодолели избирательный барьер. Португалия на этих выборах стала крупнейшим донором левых депутатов и самой «убийственной» для правых консерваторов;
6. Португальские коммунисты ещё больше ослабли, потеряв один мандат из-за появления «Левого блока» и усиления социалистов. Это ставит их под удар на предстоящих выборах, а их участие в коалиции меньшинства связывает им руки;
7. Победа социалистов и их партнёров по коалиции из левых партий означает продолжение внешнеполитического проевропейского курса Португалии. Впрочем, это также означает и укрепление влияния Китая, для которого эта страна стала центральной в продвижении его стратегии «Один Пояс, Один Путь» на европейском континенте. На фоне ослабления влияния США, Португалия всё больше склоняются к тому, что Китай может стать успешным противовесом Штатов в регионе.

Австрия: крах ультраправых и перезагрузка Себастьяна Курца

Политическая арена Австрии, которая долгое время характеризовалась высокой стабильностью в 2017 г. стала «жертвой» доминирующего общественного мнения, которое было критически недовольно работой экс-канцлера Кристиана Керна и правительства под его руководством. Только 35% населения в 2017 г. позитивно оценивали работу правительства. Для сравнения австрийские СМИ и политики часто приводили в пример Германию, где правительство канцлера Ангелы Меркель на тот период времени одобрялось 70% граждан.

В результате внезапной отставки лидера «Австрийской национальной партии», а по совместительству вице-канцлера и министра экономики Райнхольда Миттерленера в стране разразился политический кризис. На место Миттерленера пришёл крайне энергичный и молодой, как для австрийской арены, политик Себастьян Курц, объявивший о необходимости проведения досрочных выборов. Идею Курца активно поддерживали в обществе в связи с ранее упомянутой достаточно высокой негативной оценкой деятельности правительства.

Итогом смены руководства на досрочных выборах в 2017 г. стали значительно усилившиеся позиции «АНП» с 24% до 31,7%. Вместе с ней рейтинги выросли и у национал-популистской «Австрийской партии свободы», которая активно освещала темы, связанные с европейским миграционным кризисом, одновременно критикуя наднациональные либеральные элиты, заседающие в Брюсселе. «Социал-демократическая партия» оставшаяся в стороне от «разборок» не изменила своих позиций на досрочных выборах, при этом «СДП» удерживала роль основного игрока на австрийской политической арене. Таким образом политическая ситуация после проведения досрочных выборов в Австрии стабилизировалась под руководством Себастьяна Курца, но как оказалось позже, лишь стабилизация была временной.

Перед выборами в Европейский парламент основными фаворитами были «АНП» — 29%, «СДП» — 27% и «АПС» — 23%, кроме них евромандаты также могли получить «Зеленые» и политическая сила «Неос – Новая Австрия», находившиеся на уровне 8-9%.

Но ситуацию на политической арене изменил своеобразный «джокер» в виде «кассетного» скандала связанного с личностью экс-лидера «Австрийской партии свободы» и вице-канцлером Хайнцом-Кристианом Штрахе, которого СМИ обвинили в коррупции, «слив» в общий доступ видеозапись встречи вице-канцлера и племянницы российского олигарха на Ибице в 2017 г. Девушка во время встречи с Штрахе заявляла о том, что она хотела бы инвестировать в экономику Австрии, в том числе, и «черные деньги». Слова россиянки нисколько не смутили вице-канцлера, поскольку она обещала купить долю в газете «Кронен цайтунг» (имеющей 2 млн. ежедневных читателей на 9 млн. граждан Австрии) и добиться смены руководства в издательстве, чтобы поддержать «АПС» на надвигающихся парламентских выборах.

В результате вылившегося в медиа видеоролика, в Австрии перед самыми выборами в Европейский парламент разгорелся серьезный скандал, итогом которого стала отставка Штрахе с должности главы «АПС» и вице-канцлера. Данный скандал существенно повлиял на результат выборов в Европейский парламент в Австрии.

Если ещё за неделю до выборов «АПС» могла рассчитывать на 23% поддержки, то сразу после скандала результат дал национал-популистам всего лишь 17% и 3 мандата. Зато в силе значительно прибавила «АНП» Себастьяна Курца, воспользовавшаяся ситуацией и выросшая за счет избирателей «АПС» с 29% до 35%, в конечном итоге получив 7 мандатов в Европейском парламенте. Достаточно слабо себя показали «СДП», которые вместо обещанных 27% удосужились взять лишь 5 мандатов эквивалентных 23,5%, а часть их избирателей вероятнее всего отошла «Зеленым», которые ощутимо выросли с 8% до 14% и получили 2 мандата. Последними в Европейский парламент зашли «Неос – Новая Австрия», получившие 1 мандат.

Таким образом, на политической арене Австрии отчетливо вырисовывается новый доминант в виде «Австрийской национальной партии» под чутким руководством Себастьяна Курца, которая, скорее всего, продолжит «перенимать» избирателей «Австрийской партии свободы» немедленно нуждающейся в ребрендинге и восстановлении подпорченной репутации.

Шансы «АНП» особенно хороши в свете последних событий на австрийской внутренней арене, где Курц стал «жертвой» вотума недоверия и одновременно стал главным бенефициаром данного события, поскольку его политическая сила, скорее всего, сможет взять на следующих выборах значительно больше мест за счет падающих рейтингов «Австрийской партии свободы».

Также Австрия вписывается в общеевропейский тренд роста популярности у «зеленых», которые сумели достучаться до либерального электората, убедив его в необходимости защиты прав человека через широко понимаемые вопросы экологии.

Сообщение Европейские выборы: анализ результатов. Испания, Португалия и Австрия появились сначала на ХВИЛЯ.

Несмотря на то, что такие государства, как Нидерланды, Болгария и Литва традиционно занимают немного места в европейском информационном пространстве, и почти никакого места в украинском, выборы в Европарламент тут были невероятно интересными.

Нидерланды стали настоящим парадоксом, являющим интерес даже не так с точки зрения избирательной кампании и политики, как с позиции антропологии и психологии массового сознания. Выход на политическую арену ещё недавно никому не известной, но уже ставшей скандальной, партии «Демократический форум», наделал много шума в Европе.

Небольшая, но стратегически важная страна Балканского полуострова, Болгария пришла к выборам в ЕП крайне потрёпанной из-за нескольких политических скандалов, убийства журналистки, протестов 2017-2018 годов и коррупционных расследований, расшатывающих кресло под премьер-министром Бойко Борисовым.

Наконец, европейские выборы в Литве прошли под уходящим знаком эпохи президента Дали Грибаускайте, которую в Украине знали как одну из самых активных союзниц Украины после 2014 года. Её уход знаменует переход власти к другим политическим силам, и выборы это чётко продемонстрировали.

Нидерланды: прогрессивный либерализм атакует дважды

Выборы в Европарламент в Нидерландах стали одной из самых хороших новостей для про-европейского прогрессивно-либерального лагеря ЕС. Хотя мейнстримные партии Нидерландов, находившиеся у власти на протяжении последних нескольких лет, заметно «похудели» в рейтингах, главной новостью стало непрохождение в ЕП скандальной евроскептичной и национал-популистской «Партии свободы».

Преобладающими политическими силами, как и ожидалось по социологии, оказались традиционные уже для Нидерландов либералы, и социалистическая Лейбористская партия. Последняя удвоила свой результат по сравнению с выборами 2014 года за счёт успешной оппозиционной кампании против попыток властей расширить полномочия спецслужб, снизить налоговую нагрузку на крупные корпорации и продолжить поставки оружия в Саудовскую Аравию, ОАЭ и Сирию. Ещё одним фактором, который привлёк больше людей на избирательные участки, стало участие Нидерландов в гонке за лидерство в Еврокомиссии. Одним из кандидатов-фаворитов на должность следующего президента Европейской Комиссии является лидер лейбористов Франс Тиммерманс.

Либералы, которые за последние 5 лет пережили немало внутриполитических проблем и напряжённые национальные выборы 2017 года, сумели сохранить сильные позиции в ЕП, взяв столько же мандатов, что и социалисты, хоть и на двоих – 2 места у «Демократов 66» и ещё 4 мандата у правящей «Народной партии за свободу и демократию» премьер-министра Марка Рютте. Немаловажную роль в удержании позиций премьера, несмотря на его шаткую коалицию в парламенте и нападки правых популистов, сыграла поддержка со стороны Германии и анти-кризисные коммуникации партии премьера, которая успешно отбивала скандалы последних 2 лет, связанные с сомнительными поставками оружия экстремистам в Сирии и отменой 15% налога на дивиденды в угоду крупным корпорациям.

Впрочем, одну ошибку правительство Рютте все же допустило. Они пытались неудачно продвинуть через парламент законопроект о расширении полномочий спецслужб в области установления слежки за гражданами страны. На референдуме в марте 2018 года, который назначили под нажимом социалистов и других несогласных с законом, общество отвергло этот законопроект, что стало поражением для премьер-министра. Однако серьёзно на выборах в ЕП этот момент не отразился.

Поражение право-популистов из «Партии свободы» стало главным сюрпризом на выборах. Партия, которая была создана на обломках маргинальной политической силы, чей лидер Пим Фортёйн был убит в 2002 году за свои антиисламские высказывания, казалась непобедимой после своего триумфа на выборах в Нидерландах в 2014 и 2017 годах. Лидер «Партии свободы» Геерт Вилдерс, известный как «голландский Дональд Трамп», чуть не стал новым премьер-министром 3 года назад, если бы не титанические усилия премьера Марка Рютте по формированию хрупкого, но про-европейского коалиционного большинства. Однако с тех пор все считали, что очередная победа «Партии свободы» — это лишь вопрос времени. Но произошло то, чего никто не ожидал – появились другие, более изощрённые популисты, отнявшие голоса у партии Вилдерса, к его собственному изумлению.

Молодая, эпатажная и более энергичная партия «Демократический форум» вынырнула из глубин голландского национал-популистского бомонда на местных выборах 20 марта 2019 года – за месяц до гонки за Европарламент. Лидер партии – Тьерри Боде – многим понравился за его сложные, заковыристые, но никому не понятные высокопарные речи о добре и зле, философских основах голландской культуры и идентичности и за жёсткую правоконсервативную риторику.

Для многих голландцев он стал «интеллектуальным лицом» правых сил – молодой, дерзкой, эпатажной и «вроде бы умной» версией того же Вилдерса, устаревшего в глазах населения за последние 17 лет. Интересно то, что многие люди совершенно не понимали, о чём говорил Тьерри Боде в своих выступлениях, используя такие конструкции как «Сова Минервы», когда объяснял суть своих скандальных высказываний. В некотором смысле, он просто забалтывал свой электорат, и все считали (и продолжает так думать) его невероятно умным и начитанным. Добро пожаловать в Украину!

Общеевропейскую известность Боде получил именно благодаря скандалам и резким заявлениям, которые стали его визитной карточкой. Он предлагал провести референдум о выходе из ЕС и НАТО, впервые выступил против соглашения об ассоциации между Украиной и ЕС в 2016 году, последовательно выступает против миграции.

Его харизма, умение толкать внушительные и убедительные речи стали той «серебряной пулей», сразившей «непобедимого» Геерта Вилдерса. Тьерри Боде – невероятно талантливый политический авантюрист, сумевший убедить всех вокруг, что он – «человек из народа», будучи при этом выходцем из очень богатой семьи и выпускником престижных ВУЗов.

Он очень активный пользователь соцсетей, которому плевать на то, что о нём подумают, и он без проблем выкладывает фотографии, где он голый лежит на фортепиано. Искренность, беспринципность и тотальный нигилизм и убедили людей в его «народности». Отсюда и третье место на выборах в Европарламент, и полный разгром «Партии свободы».

Итого, резюмируем по результатам выборов в ЕП в Нидерландах:

1. Социал-демократы серьёзно усилились на фоне всеобщего кризиса их идеологии в Европе, получив шанс взять реванш через выборы нового главы Еврокомиссии, которым может стать (особенно после выборов в ЕП) лидер голландских лейбористов Франс Тиммерманс;
2. Либеральное правительство Марка Рютте победило, но проиграло. Победило, поскольку не пропустило своих извечных врагов «Партию свободы», и сохранило свои позиции. Проиграло, поскольку растеряло электорат, оказавшийся затерянным в лабиринтах социалистов, лейбористов и право-консерваторов нового поколения. Стратегически, это ставит Рютте в крайне уязвимое положение, простреливаемое со всех политических флангов;
3. Блестящий прорыв новой популистской партии «Демократический форум», успешно завершившей операцию по замещению старых евроскептиков из «Партии свободы». Теперь, они могут смело претендовать на 1-2 места на национальных выборах в Нидерландах, что также изменит политический ландшафт этой страны;
4. Явка избирателей была на 4% выше, чем 5 лет назад. Однако она не стала шокирующе неожиданной. Средняя активность голландцев на национальных выборах обычно колеблется в пределах 70-75%. В этом году явка увеличилась за счёт мобилизации левого электората и молодёжи;
5. «Партия свободы» Геерта Вилдерса раздавлена. Грядут кадровые перемены и, возможно, какая-то форма ребрендинга. У главной анти-иммигрантской и национал-популистской партией Нидерландов появился новый враг – такие же, как они политики из «Демократического форума», порождённые риторикой самого Вилдерса;
6. Как и во всех других странах, пару дополнительных мандатов получили «зелёные», особенно среди прогрессивной молодёжи в больших городах, обеспокоенной проблемами экологии.

Болгария: шатающееся кресло и кризис европейских ценностей

Ещё одной страной, которая на протяжении последних нескольких лет не характеризуется политической стабильностью является Болгария. Данное балканское государство, вступившее в Европейский союз в 2007 г. в надеждах изменить своё положение к лучшему не сделала этого спустя практически 12 лет, что, вполне ожидаемо привело её к постепенному росту евроскептицизма среди населения. Экономическая стагнация, скрывающаяся под видом 3% роста ВВП, отчетливо говорит о том, что этой балканской стране еще долгое время не удастся достичь хотя бы «средних» экономических стандартов стран-членов ЕС.

Причины неудач и медленного экономического развития связаны не только с международным экономическим кризисом, но и с внутриполитическими проблемами Болгарии. Коррупционные скандалы и в результате политическая нестабильность крайне сильно отражаются на экономике и наоборот, что создает своеобразный замкнутый круг, требующий фундаментального осмысления и выработки новой концепции государственной стратегии. Назвать политическую жизнь в Болгарии стабильной никак нельзя.

Репутация нынешнего премьер-министра Бойки Борисова, который не смог сформировать правительство, была сильно «подпорчена» ввиду вынужденных внеочередных выборов, прошедших в 2017 г., а также растущей социальной напряженности в стране. В 2017-2018 г. Болгария отметила беспрецедентный рост цен на топливо и продукты питания, что привело страну к ещё большей нестабильности, выражавшейся в протестах населения. Убийство журналистки Виктории Мариновой привело Болгарию к ещё большей «турбулентности» и серьезному ущербу репутации правительства Борисова на международной политической арене.

На фоне всех этих событий правительство под руководством партий «Граждане за европейское развитие Болгарии» и «Болгарского национального движения» начало постепенно и, что парадоксально, крайне незначительно терять поддержку, упав в социологических исследованиях 35% до 32%. Их основными конкурентами на политической арене была «Коалиция за Болгарию», «Движение за права и свободы», а также «Демократическая Болгария».

В результате на выборах в Европейский парламент победила правительственная партия «ГЕРБ», получив идентичный 2014 г. результат в виде 30% поддержки и 6 мандатов. Союзник «ГЕРБ» «БНД» удалось заполучить лишь 8,5% голосов избирателей и провести 2 представителей в Европейский парламент. При этом «Коалиция за Болгарию» получила 26,5% голосов и 5 мест в наднациональной институции Европейского союза, что на 7% больше, чем в 2014 г. «Движение за права и свободы» получило 2 мандата, а «Демократическая Болгария» еле перескочив через избирательный барьер провела в Европейский парламент одного представителя.

Основной вывод по выборам прошедшим в Болгарии:

В Болгарии основным конкурентом «ГЕРБ» на сегодняшний день по-прежнему остается социалистическая «Коалиция за Болгарию», которая уверенно и постепенно наращивает массу к внутренним выборам, которые пройдут в 2021 г.

Вполне вероятно, что на фоне продолжающейся политической нестабильности, являющейся следствием экономической стагнации Болгарии, мы сможем наблюдать за сменой правительства в пользу социалистов. Естественно, стоит осознавать, что нынешнее руководство страны не станет сдавать собственный позиции до «последнего».

Литва: конец эпохи Грибаускайте, начало правого разворота

Основными игроками на литовской политической арене являются две партии «Союз крестьян и Зеленых Литвы», а также «Социал-демократическая трудовая партия Литвы». Именно данные политические силы являются проправительственными, поскольку в 2016 г. «СКЗЛ» и «СДТПЛ» составляли большинство в Сейме и утверждали Саулюса Сквернялиса на должность премьер-министра, предложенного экс-президентом Литвы Далей Грибаускайте.

Их основными конкурентами на политической арене является коалиция «Союз Отечества – Христианские демократы Литвы», которые в большинстве социологических исследованиях перед выборами в Европейский парламент на несколько процентов «обходили» правительственный союз. Сразу же за ними следует политическая сила «Либеральное движение», «Социал-демократическая партия Литвы», партия «Порядок и Справедливость», а также организация, представляющая интересы достаточно крупного польского меньшинства «Избирательная акция поляков Литвы».

В результате выборов в Европейский парламент победила коалиция «СО — ХДЛ», получив поддержку 18,6% граждан и 3 мандата. «СДПЛ» доверилось 15% избирателей, дав им 2 места в Европейском парламенте. Одна из двух партий правительственной коалиции «СКЗЛ» поддержало всего лишь 11,92% граждан, а потому данная политическая сила проводит также лишь 2 своих представителей в Европейский парламент. Ранее непредставленная в социологии «Партия труда» получила 1 мандат. Такой же результат ожидал «ЛД» и «ИАПЛ» + плюс одного независимого.

Основные выводы по выборам в Литве:

Благодаря результатам выборов в Европейский парламент можно сделать вывод, что расклад сил на литовской политической арене может смениться совсем не в пользу нынешней правительственной коалиции уже после выборов в Сейм, которые должны пройти в 2020 г.

Стоит подметить, что одновременно с выборами в Европейский парламент в Литве прошли президентские выборы, на которых неожиданно победил независимый кандидат Гитанас Науседа выступающий за не кардинальное, но все же изменение риторики в отношениях с Россией. Несмотря на это многие граждане Литвы считают, что стране не стоит менять основной курс внутренней и внешней политики.

Это также не означает, что Украине необходимо «переживать» по данному поводу, поскольку изменение риторики в отношениях Литвы с РФ ещё не означает их перезагрузки. Вполне вероятно главной задачей Науседы будет снятие некого «накала» возникшего в отношениях с РФ посредством использования дипломатичного лексикона.

Науседа допускает нормализацию отношений с Москвой только в том случае, если РФ изменит свою политику касательно Украины. Это означает, что Литва даже несмотря на смену президента обещает оставаться верным союзником нашего государства.

Первые запланированные заграничные поездки Науседы свидетельствуют о том, что новый президент Литвы собирается усиливать военную мощность стран Прибалтийского региона. Его основным заданием будет развитие стратегических отношений со странами прибалтийского региона, а именно углубление контактов с Варшавой, куда новый президент Литвы отправится в первую очередь. Там Науседа собирается обсудить вопросы территориальной обороны, поскольку, по его мнению, Польша является одним из самых важных региональных игроков. это означает, что в Литве РФ все также остается одной из угроз региональной безопасности.

Все эти данные свидетельствуют о том, что Украине есть куда развиваться в отношениях с Литвой и в целом со странами Прибалтийского региона, а именно продолжать сотрудничество в оборонной сфере, открывая все новые перспективы.

Сообщение Европейские выборы: анализ результатов. Нидерланды, Болгария и Литва появились сначала на ХВИЛЯ.

Гостра політична криза, що розпочалася у Молдові менше тижня тому, привернула чимало уваги міжнародних ЗМІ. Те, що сталося 7-8 червня змусило понервувати багатьох, і згадати буремні 1990-і роки, коли Молдова та Придністров`я були на перших шпальтах газет, сповіщуючи про початок одного з перших заморожених збройних конфліктів на пострадянському просторі.

Не менше уваги ситуації у Молдові приділили і в Україні. Це цілком логічно – Молдова є нашою сусідкою, а проблемний регіон Придністров`я прилягає до нашої території, і, попри свій заморожений статус, створює для нас чималі загрози, як військово-політичні, пов`язані з російським впливом, так і соціально-економічні – через величезні контрабандні потоки та організовані злочинні угруповання, які їх контролюють.

Утім, у зовнішній політиці України останніх 5 років, попри актуалізацію Придністровської теми у зв`язку з конфліктом з Росією, Молдова так і не зайняла свого гідного місця, і про неї згадували вкрай мало, лише у контексті боротьби умовних «проєвропейських» і умовних «проросійських» сил.

А питання Придністров`я взагалі не піднімалося з подачі України на регіональному чи міжнародному рівнях, попри його актуальність та проблемність, особливо для прикордонної торгівлі та областей, що межують з Молдовою. Звісно, реальність набагато цікавіша, динамічніша та більш багатостороння, аніж заїжджений шаблон «Захід vs Росія».

Спалах політичної кризи минулого тижня знову підняв це питання з глибин зовнішньополітичного дискурсу, і дозволив заговорити не просто про Молдову, але й про інтереси України з огляду на драму, що розгортається у Кишиневі.

Криза у Молдові: загальні передумови

Криза у Молдові, яку ми нині спостерігаємо – це кульмінація цілої низки внутрішньополітичних процесів, які переживав Кишинів останні 20 років, і які до болю схожі на те, що відбувається в Україні.

Неймовірно повільний соціально-культурний відрив від «радянщини», колапс «старої комуністичної гвардії», становлення пострадянської олігархії та її проникнення в усі галузі економіки з подальшим симбіозом з самою системою, відсутність політичної культури через радянський спадок і гостра демографічна криза у купі з масовою еміграцією працездатного населення. Все це стало передумовами політичного землетрусу, який розхитує Молдову останні кілька днів.

Як і в Україні, після розпаду СРСР, у Молдові не з`явилися ідеологічні партії, які стали б провідниками інтересів населення. Фінансово-олігархічна система, створена на уламках старої ресурсної бази, була вмонтована у політичну систему, результатом чого стало послідовне розкрадання державної казни і гальмування необхідних соціально-економічних реформ.

Однак, на відміну від України, у Молдові ці процеси дійшли критичної відмітки набагато раніше. Еміграція, пробуксовування реформ і від`ємна демографія обвалили ринок праці та призвели до поступової консервації системи, у якій на виборах почали домінувати бюджетні групи суспільства пенсійного та передпенсійного віку, що зацементували близький до них пострадянський патерналізм, одним з уособлень якого став президент Ігор Додон.

Олігархічна модель економіки та самоконсервація не дозволяли проводити реформи, і, відповідно, посилювати ефективність державних інститутів. Це лишало систему хронічно слабкою та уразливою до будь-яких політичних потрясінь і зовнішнього втручання.

Після антиурядових протестів і колапсу комуністів у 2009 році, у Молдові так і не склалося консенсусу щодо подальшого розвитку. Нові політичні сили, які зайшли у парламент після 2010-2011 років, розсварилися між собою під час розподілу портфелів, посад і фінансових потоків.

Не у змозі обрати сильного президента, у 2012 році вони лише з сьомої спроби проголосували за нікому не відомого суддю Ніколае Тімофті – компромісну та політично слабку фігуру. За іронією долі, тоді парламент постійно «рятував» Конституційний суд, який, згідно закону, мав розпустити депутатів вже після другої провальної спроби голосування за президента. Але у суді щоразу відмовлялися визнавати, що невдале голосування – це демонстрація слабкості коаліції, і парламент продовжував працювати, попри очевидні для усіх внутрішньополітичні чвари, які його де-факто паралізували.

Так само, ніхто з політичних гравців у парламенті не вважав, що маніпуляції з шістьома голосуваннями за президента у порушення конституційних норм – це щось погане. Усі виправдовувалися по-своєму: проєвропейські сили лякали «реваншем проросійських комуністів», а останні заявляли, що перемога їхніх опонентів призведе до встановлення прямого іноземного контролю за Молдовою з боку Заходу.

З того часу ситуація лише погіршилася. Політика Молдови, як і політика в Україні, в усьому лишається умовною. Умовно «проєвропейські сили», які іноді не гребують порушенням закону заради власної вигоди. Умовно «проросійські сили», які запустили процес євроінтеграції у 2000-х році, формально лишаючись у тісному діалозі з Москвою. Умовні «демократи» Володимира Плахотнюка – олігарха, який декларує проєвропейські цінності, але по факту захищає власний капітал та бізнес, і за останні роки став синонім слова «корупція» у Молдові.

Ці умовності супроводжувалися жорстокими політичними баталіями, які знищували одні коаліції і створювали нові, і з часом Молдова перетворилася на «захоплену державу», як її називають місцеві, натякаючи на абсолютну владу, зосереджену в руках вузької групи олігархів.

В деякому сенсі, Молдова сьогодні — це зменшена модель України, в якій все більшу вагу набирають саме глибинні неформальні правила гри, які ховаються за зовнішнім фасадом умовностей та імітації державності, до якої звикли у загальному інформаційному мейнстримі.

Криза у Молдові: основні діючі особи

Перед тим, як аналізувати, що сталося у Молдові, необхідно поглянути на головних персонажів цієї драматичної п`єси.

Демократична партія Молдови. Одна з основних і найбільших політичних сил у країні, яку з 2016 року очолює відомий у Молдові олігарх і бізнесмен Володимир Плахотнюк. Демпартія перебуває при владі з 2009 року, після того, як у складі «проєвропейської» опозиції скинула комуністів та їхнього президента Володимира Вороніна.

За останні 8 років, Плахотнюк побудував у Молдові справжню бізнес-імперію, проникнувши практично в кожний сектор економіки цієї маленької країни, і навіть поширивши свій вплив за її межами, включаючи південну Україну. Цікаво, що сам Плахотнюк, попри те, що виступав проти комуністів, був близьким другом Олега Вороніна — ще одного олігарха, сина екс-президента Молдови, комуніста Володимира Вороніна. Він же і вивів Плахотнюка у велику політику.

Один з лідерів Демократичної партії – Павло Філіп – на сьогодні є прем`єр-міністром Молдови. У складі різноманітних коаліцій, Демпартія лишається правлячою силою у Кишиневі, а її лідер – де-факто керівник країни, який має контроль над силовим блоком, спецслужбами, прокуратурою. Його найголовніший актив – широкі зв`язки у Конституційному суді, який не раз ставав на бік олігарха під час різноманітних політичних конфліктів.

Партія соціалістів Молдови. Друга за впливом та ресурсами політична сила у Молдові після Демпартії Плахотнюка. Соціалістів (які ідеологічно є такими ж соціалістами, як і українські комуністи) часто пов`язують з інтересами Росії. Насправді, вони дійсно виступають під проросійськими гаслами, а за деякими даними, частина фінансування партія отримує з Москви.

Під час правління Демократичної партії соціалісти перебували в опозиції. Друге дихання ця, до 2012 року маловідома політична сила, отримала після того, як її очолив Ігор Додон, та після розвалу їхніх прямих конкурентів – проросійської партії «Родина» одіозного політика Ренато Усатого. Зрештою, Додона обрали президентом Молдови у 2016 році.

Опозиційний блок ACUM. Ще одна потужна опозиційна платформа, яку називають «проєвропейською» через те, що вони виступають за євроінтеграцію Молдови. Блок сформували наприкінці 2018 року лідери антиолігархічних і антикорупційних протестів 2016-2017 років. На чолі нової партії встали популярний у країні адвокат Андрей Нестасє та екс-міністр освіти Майя Санду. Вони одразу ж оголосили перехід в опозицію і свій головний меседж – «Плахотнюка за грати». Саме ця партія організувала масштабні антиурядові демонстрації 2 роки тому, коли спалахнув скандал навколо розкрадання $ 1 млрд. з молдовських банків.

Варто зазначити, що «проєвропейськість» блоку молдовських правих — така ж умовна, як і віра Ігоря Додона в Карла Маркса та соціалізм, та щирі прагнення Володимира Плахотнюка до глибокої євроінтеграції Молдови у ЄС. У цьому й проявляється «подвійне дно» молдовської державності та парламентаризму, який характерний для багатьох пострадянських держав, у яких після 1991 року не було сформовано жодної політичної культури. Україна — не є виключенням.

Перебіг подій та аналіз кризи

Після парламентських виборів у лютому 2019 року політична ситуація у Молдові стала ще більш невизначеною та фантасмагоричною. Перемога соціалістів і посилення опозиції з блоку ACUM зробила життя правлячого уряду Павла Філіпа з Демпартії ще складнішим.

Після масових протестів 2015-2016 років через корупційний скандал з розкраданням понад $ 1 млрд. доларів з молдовських банків бізнесменом Іланом Шором, анти-рейтинг влади досяг рекорду у понад 80%. До того ж, досі лишалася проблема доволі низької внутрішньої легітимності уряду.

Справа у тому, що уряд Павла Філіпа був створений фактично з нуля руками Володимира Плахотнюка у 2016 році шляхом підкупу, шантажу та тиску на депутатів інших фракцій (а отже, цей уряд не має жодної внутрішньої легітимності в очах населення). Вони просто повиходили зі своїх партій у 2016 році та стали або позафракційними, або влилися у Демократичну партію, голосуючи за усі їхні ініціативи. Так олігарх зумів поназбирати відносно стабільну більшість голосів у парламенті.

Пізніше, Плахотнюк провів блискучий маневр з президентськими виборами 2016 року, на яких перемогу отримав Ігор Додон. Через підконтрольний олігарху Конституційний суд, влада змінила Основний закон (хоча робити це вони не мали права) та повернула Молдову у статус президентської республіки, коли глава держави обирався всенародним голосуванням, але повноваження президента залишили такими, якими вони були при парламентській системі.

Опозиція кинулася у передвиборчі перегони, тим самим легітимізуючи маніпуляцію суду з Конституцією, і відволікаючи увагу населення від токсичної фігури Володимира Плахотнюка. Вивівши у президенти більш вигідного для нього Ігоря Додона, Плахотнюк завдав поразки молдовським правим, спрямувавши проти них увесь свій медіа-ресурс. А далі, він створив з Додона образ типового проросійського президента, фаната Путіна, який став «опудалом», що його Демпартія демонструвала Заходу, протиставляючи президента-соціаліста «проєвропейському» Плахотнюку.

Вибори 2019 року послабили уряд Демпартії, і створили чергову нову реальність, з якою олігарху потрібно було співіснувати. Розрахунок Плахотнюка був або на альянс з соціалістами, або на дострокові вибори. Він не вірив у те, що його опоненти – ідеологічні вороги соціалісти та проєвропейські праві ACUM – колись зможуть домовитися про коаліцію.

Однак пізно ввечері 7 червня стало відомо про те, що Партія соціалістів та блок ACUM несподівано для усіх вирішили об`єднатися у коаліційний уряд, тим самим перекресливши усі плани Плахотнюка лишитися при владі.

Очевидно, що для опозиції єдиним шансом прорватися у владу, попри свої політичні розбіжності, стало спільне протистояння глибинної імперії Плахотнюка. Вони зрозуміли, що єдине, що допоможе їм легітимізуватися у перший період після виборів в очах населення — це виконання найголовнішої своєї обіцянки на виборах — «Плахотнюка за грати».

Усвідомлюючи, що прихід до влади його опонентів загрожує не лише його політичній кар`єрі, але й бізнес-імперії, олігарх кинув свою найстрашнішу, перевірену роками зброю – Конституційний суд Молдови, який оперативно зібрався на засідання, та постановив розпустити парламент і призначити дострокові вибори. Офіційна причина була проста – час на формування коаліції вичерпався 7 червня. Оскільки ніхто не заявляв про формування коаліції і не встиг її представити, країна має піти на нові вибори.

Опозиція рішення суду не визнала, а президент Ігор Додон, партія якого могла стати однією з двох правлячих, відмовився підписувати указ про розпуск парламенту та призначення дострокових виборів. Тоді Плахотнюк та його уряд завдали ще одного удару – відсторонили Додона від виконання обов`язків, і передали його повноваження прем`єр-міністру Павлу Філіпу – близькому соратнику олігарха, який тимчасово став в.о. глави держави.

Він одразу ж підписав указ про розпуск парламенту та призначив дострокові вибори, а усі рішення парламенту про формування коаліції, призначення нового прем`єра (якою стала Майя Санду), спікера та віце-спікерів він скасував як незаконні, оскільки вони приймалися вже після рішення Конституційного суду про нові вибори.

Політичне протистояння у кабінетах Конституційного суду, адміністрації президента та у залі парламенту поступово перейшло на вулиці Кишинева. Опозиція зібрала протестувальників біля будівлі парламенту, а влада мобілізувала внутрішні війська та поліцію. На сьогоднішній день, криза так і не була вирішена, а у країні встановилося фактичне двовладдя: новий коаліційний уряд соціалістів та проєвропейського блоку ACUM та стара влада на чолі з Демпартією і прем`єр-міністром Павлом Філіпом, який виконує повноваження президента, і за яким стоїть головний олігарх Молдови Володимир Плахотнюк.

Зовнішні гравці

Перед тим, як перейти до інтересів України у цій історії, варто окремо згадати про основних зовнішніх гравців, які впливають або можуть вплинути на перебіг подій у Молдові. Попри те, що основа усієї кризи – це боротьба за владу та вплив між різними фінансово-олігархічними групами, зовнішній фактор поки що не зіграв у повну силу, але може стати домінуючим, якщо ситуація вийде з-під контролю. До того ж, зовнішні гравці формують зовнішню легітимність учасників кризи, і чим більша вона у якогось політичного актора, тим сильніша його позиція на переговорах.

Однією з перших на молдавську кризу відреагувала сусідня Румунія. Вона підтримала новий коаліційний уряд соціалістів та правих консерваторів з блоку ACUM. Логіка офіційного Бухареста доволі проста: олігарх Володимир Плахотнюк став занадто «токсичною» фігурою для румунської влади, а його зв`язки з організованою злочинністю у транскордонних регіонах створює серйозні проблеми для внутрішньополітичного порядку денного Румунії.

До того ж, останні заяви Плахотнюка про те, що його партія відмовляється від геополітичної риторики і віднині буде «про-молдавською», у Бухаресті розцінили як загравання з націоналізмом, який суперечить ідеї возз`єднання Молдови з Румунією. Нарешті, ставка румунів традиційно пішла на прихильників цього самого возз`єднання, які сконцентровані в основному у лавах «проєвропейського» блоку ACUM.

Очікувано, у Росії ставку зробили на новий коаліційний уряд через присутність у ньому Партії соціалістів, яка, як зізнавався сам Ігор Додон, фінансується з Москви. Відносини Демпартії Володимира Плахотнюка та РФ завжди були нестабільними. Загравання демократів з проєвропейськими ідеями дратували Кремль і не давали налагодити між ними повноцінний діалог. Відповідно, коли спалахнула криза, Росія з радістю підтримала політичних опонентів олігарха, отримавши шанс натиснути на нього та повернути у свій геополітичний табір. Власне, часу пройшло небагато – буквально вчора Плахотнюка терміново вилітав у Москву, де зустрічався з віце-прем`єр-міністром РФ Дмитром Козаком, і пообіцяв йому переорієнтацію Молдови на Росію.

Європейський Союз також підтримав коаліційний уряд соціалістів та проєвропейських сил. Зрозуміло, що присутність проросійських депутатів у коаліції стала неприємністю для Брюсселя. Однак там вважають, що краще підтримати такий неідеальний уряд, аніж лишати Молдову у підвішеному стані після сумнівних маніпуляцій Плахотнюка з Конституційним судом. Самого олігарха вже давно не сприймають у ЄС, намагаючись уникати зустрічі з «токсичним» політиком.

Сполучені Штати, не сильно зацікавлені наразі у втягуванні у внутрішні проблеми маленької і далекої Молдови, підтримали новий коаліційний уряд з позиції присутності там прозахідних політиків. Утім, заява Вашингтона була доволі нечіткою та занадто відкритою для тлумачень. Це переконало Демпартію у тому, що ці двері все ще лишаються відкритими.

Плахотнюк одразу ж почав шукати зовнішніх гравців на противагу своїм опонентам, і США для нього – один з варіантів. Саме цим пояснюється на перший погляд абсолютно недоречна, але резонансна заява прем`єр-міністра Павла Філіпа про намір Молдови перенести своє посольство в Ізраїлі з Тель-Авіва до Єрусалима, наслідуючи рішення адміністрації Дональда Трампа, яке поки що підтримала лише одна країна світу – Гватемала. Ця заява – це останній відчайдушний акт старої молдавської влади, яка намагається заручитися зовнішньою підтримкою і вибити хоча б якісь гарантії для себе у контексті політичного протистояння у парламенті.

Криза у Молдові: що робити Україні?

З огляду на те, що коїться у Молдові, варто нарешті розглянути основні питання, які змушують Україну реагувати на події у Кишиневі. Серед основних проблем двосторонньої співпраці найбільш актуальними є наступні:

• Транскордонна контрабанда;
• Заморожений конфлікт навколо Придністров`я;
• Інфраструктурні проекти у прикордонних районах;
• Боротьба з організованою злочинністю;
• Зв`язки Плахотнюка з українськими олігархічними структурами.

Одним з основних інтересів України є збереження стабільності навколо Придністров`я. Ескалація насилля на цьому напрямку призведе до зростання регіональної напруженості та змусить Україну виділяти додаткові військові, фінансові та гуманітарно-матеріальні ресурси на цей напрямок, у час, коли цих ресурсів у нас обмаль. Тому, Україна має орієнтуватися на те, щоб у Молдові зберігалася прогнозована, стабільна та зрозуміла влада. Будь-яка анархія та хаос неприпустимі з огляду на національні інтереси та безпеку наших південних та південно-західних кордонів.

Це означає, що Україні варто підтримати новий коаліційний уряд ACUM-Соціалісти, оскільки він має більшу зовнішню легітимність та можливості управляти країною, а також підтримку населення. Звісно, така коаліція ідеологічних противників не буде довговічною, але принаймні у короткостроковій перспективі, це дозволить уникнути дестабілізації.

Іншим фактором, який має непокоїти офіційний Київ – це загроза поширення російського впливу. Мова йде не про «федералізацію» Молдови,  яка сама по собі жодних ризиків не несе. Росія вже має військову базу на території Придністров`я. Посилення при владі проросійських сил на тлі тотальної переорієнтації Кишинева на Кремль може відкрити росіянам шлях до розширення своєї військової інфраструктури у Молдові, особливо у регіонах, які прилягають до Чернівецької, Вінницької та Одеської областей. Це потенційна військово-політична загроза для усієї південно-західної частини України, включаючи Буковину, Прикарпаття і чорноморське узбережжя біля Одеси.

Відповідно, у своїй політиці Україна має всіляко підтримувати саме проєвропейський блок ACUM у коаліційному уряді, роблячи ставку на їхню перемогу у найближчих дострокових виборах, які можуть відбутися найближчим часом після завершення кризи. Другим варіантом може стати підтримка старого уряду Демпартії, за умови, якщо вона не розвернеться на 180 градусів, переорієнтувавшись на Москву, як це обіцяв зробити Плахотнюк у розмові з росіянами.

Різке послаблення Демократичної партії Володимира Плахотнюка відкриває Україні широкі можливості для зрушення з місця кількох питань, пов`язаних з контрабандою на кордоні та діяльністю ОЗУ на території Одеської області. Структури Плахотнюка тісно співпрацюють з українськими фінансово-олігархічними групами. Позиція України – важлива для Молдови та її уряду Павла Філіпа.

Відповідно, це може стати об`єктом переговорів з олігархом з тим, щоб він допоміг врегулювати проблему безконтрольної контрабанди у прикордонних районах. Це можна навіть використати для внутрішньополітичної адженди.

З позиції цього інтересу, Україна може або підтримати Плахотнюка в обмін на цінну інформацію про основних бенефеціарів контрабанди на своїй території, або підтримати новий коаліційний уряд, домовившись з ним співпрацювати по розслідуванням проти молдавського олігарха і отримувати інформацію про його зв`язки з ОЗУ в Україні.

На мою особисту думку, найкращим варіантом для України у цій ситуації мають стати наступні дії:

1. Визнання коаліційного уряду ACUM-ПСМ як такого, який має внутрішню та зовнішню легітимність, і здатний втримати країну та не допустити дестабілізації;
2. Зосередження усієї політичної та дипломатичної підтримки проєвропейському блоку ACUM у цій коаліції зі ставкою на його перемогу на дочасних виборах;
3. Особиста розмова президента Володимира Зеленського з новою прем`єр-міністром Молдови Майєю Санду;
4. Підтримка та можлива участь у антикорупційних розслідуваннях проти бізнес-імперії Володимира Плахотнюка, мережа якої тягнеться у на українську територію. Це дозволить покращити ефективність протидії контрабанді та організованій злочинності в ключових для України південних регіонах;
5. Запропонування посередництва задля мирного врегулювання кризи з потенційним укладанням між опонентами угоди, яка дозволить уникнути відкритої конфронтації;
6. Отримання гарантій про те, що ситуація навколо Придністров`я залишиться незмінною;
7. Через солідаризацію у питанні молдавської кризи, вийти на діалог з Румунією, з якою Україна досі має чимало неврегульованих питань. Подальший діалог у межах румунсько-української співпраці та у більш широкому форматі «Вишеградської четвірки» може стати фундаментом для моніторингу ситуації навколо Придністров`я.

На жаль, на сьогодні Україна має обмежені можливості впливу на ситуацію з нашим сусідом. Перехідний період між виборами президента та підготовкою до дострокових парламентських виборів зв`язує руки адміністрації Володимира Зеленського.

Загальна деградація інформаційного простору України та тотальне падіння інтересу українського суспільства до міжнародних подій, яке більш охоче обговорює питання мікрорайонного характеру, лише сприяють ізоляції України у міжнародних відносинах і її поступової маргіналізації, що ми спостерігали зі злетами та падіннями протягом останніх 5 років.

Україна занурена у внутрішньополітичні проблеми, і не має стратегії розвитку відносин з країнами Центрально-Східної Європи, а нестабільність у стосунках уряду, парламенту та президента не дає можливості нам хоча б якось ефективно реагувати на молдавську кризу, не кажучи вже про те, щоб гратися з їхніми елітами.

Відповідно, навряд чи Україна зможе якось ефективно протидіяти потенційним загрозам до завершення парламентських виборів. Однак сформулювати свою позицію щодо політичної кризи необхідно, так само як і стати на якусь одну позицію. А згодом – було б добре вийти нарешті на формування зовнішньополітичної стратегії на центрально-східноєвропейському напрямку.

—————————————————————————————————————————————————

Комментарий Юрия Романенко по кризису в Молдове. 

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook

Сообщение «Захоплена держава»: політична криза у Молдові та інтереси України появились сначала на ХВИЛЯ.

Пропонуємо вашій увазі доповідь Українського інституту майбутнього «Україна 2030Е – країна з розвинутою цифровою економікою».

Резюме

• Цифровізація (з англ. digitalization) — це впровадження цифрових технологій в усі сфери життя: від взаємодії між людьми до промислових виробництв, від предметів побуту до дитячих іграшок, одягу тощо. Це перехід біологічних та фізичних систем у кібербіологічні та кіберфізичні (об’єднання фізичних та обчислювальних компонентів). Перехід діяльності з реального світу у світ віртуальний (онлайн).
• Цифрові технології: Інтернет речей, роботизація та кіберсистеми, штучний інтелект, великі дані, безпаперові технології, адитивні технології (3D-друк), хмарні та туманні обчислення, безпілотні та мобільні технології, біометричні, квантові технології, технології ідентифікації, блокчейн тощо.
• Споживачами цифрових технологій виступають усі — держава, бізнес, громадяни.
• Цифровізація — це один із головних факторів зростання світової економіки в найближчі 5–10 років. Крім прямого підвищення продуктивності, яке отримують компанії від цифрових технологій, є ланцюг непрямих переваг цифровізації, як-от економія часу, створення нового попиту на нові товари й послуги, нова якість та цінність тощо.
• Цифровізація стане головним інструментом для досягнення стратегічної цілі України — збільшення ВВП у 8 разів, до 1 трлн дол. у 2030Е, та забезпечення добробуту, комфорту та якості життя українців на рівні, вищому за середній показник у Європі.
• Згідно з оцінками, які ми наводили у Розділі 1 Стратегії, частка цифрової економіки у ВВП найбільших країн світу у 2030Е досягне 50–60%. В Україні цей показник, за нашими оцінками, може бути ще вищим — 65% ВВП (за реалізації форсованого сценарію розвитку цифрової економіки в Україні).
• Цифрова економіка — це тип економіки, де ключовими факторами (засобами) виробництва є цифрові дані: числові, текстові тощо. Їх використання як ресурсу дає змогу істотно підвищити ефективність, продуктивність, цінність послуг та товарів, побудувати цифрове суспільство.
• Цифрове суспільство — це суспільство, яке інтенсивно та продуктивно використовує цифрові технології для власних потреб (самореалізація, робота, відпочинок, навчання, дозвілля кожного), а також для досягнення та реалізації спільних економічних, суспільних та громадських цілей.
• Цифрова економіка охоплює бізнес у всіх галузях економічної діяльності, тобто не тільки в секторі інформації та телекомунікацій, а й у базових галузях промисловості, в сільському господарстві, будівництві тощо.
• Цифрова економіка пронизує всі сектори за всіма категоріями: державний та приватний; реальний, невиробничий та фінансовий; видобувний, обробний та сектор послуг.
• Цифрові тренди — це напрями розвитку цифрових технологій. Ключові цифрові тренди, станом на 2019 р.:
  • — дані, які стають головним джерелом конкурентоспроможності;
  • — розвиток сфери Інтернету речей (Internet of things, IoT);
  • — цифрові трансформації як окремих бізнесів, так і цілих секторів;
  • — економіка спільного користування (sharing economy);
  • — віртуалізація фізичних інфраструктурних IT-систем;
  • — штучний інтелект (ШІ, з англ. artificial intelligence, або AI);
  • — цифрові платформи.
• Проблеми, які перешкоджають розвитку в Україні цифрових трендів та трансформації української економіки в цифрову:
  • 1. Інституційні
    • — Низька включеність державних установ щодо реалізації Концепції розвитку цифрової економіки та суспільства (Цифрова адженда України)
    • — Невідповідність профільного законодавства глобальним викликам та можливостям (прогресивні розроблені законопроекти досі не стали законами)
    • — Невідповідність національних, регіональних, галузевих стратегій та програм розвитку цифровим можливостям.
  • 2. Інфраструктурні
    • — Низький рівень покриття території країни цифровими інфраструктурами (для прикладу, мета ЄС до 2020Е покрити 100% території широкосмуговим доступом до Інтернету, в Україні цей показник складає близько 60%)
    • — Відсутність окремих цифрових інфраструктур (для прикладу, інфраструктури Інтернету речей, електронної ідентифікації та довіри тощо)
    • — Нерівний доступ громадян до цифрових технологій та нових можливостей (цифрові розриви).
  • 3. Екосистемні
    • — Слабка державна політика щодо стимулів та заохочень розвитку інноваційної економіки
    • — Незрілий ринок інвестиційного капіталу
    • — Застаріла система освіти, методик викладання, відсутність фокусу на STEM-освіту, soft skills та підприємницькі навички, недосконалі моделі трансферу технологій та закріплення знань та умінь
    • — Дефіцит висококваліфікованих кадрів для повноцінного розвитку цифрової економіки та цифровізації взагалі.
  • 4. У сфері електронного уряду та урядування («держава у смартфоні»)
    • — Низький рівень автоматизації та цифровізації державних послуг через слабку мотивацію урядових установ (немає повного розуміння потенційної вигоди від тотальної цифровізації).
• Існують два сценарії розвитку цифрової економіки України залежно від оцінки критичності та необхідності здійснення швидких та глибоких змін у традиційному економічному укладі: інерційний (еволюційний) та цільовий (форсований).
• У разі реалізації інерційного сценарію українська економіка залишиться неефективною, триватиме трудова міграція та «відтік мізків», українська продукція програє конкуренцію на зовнішніх ринках. Україна залишиться на задвірках цивілізації̈.
• Цільовий (форсований) сценарій передбачає перехід української економіки до цифрової за 3–5 років.
• За реалізації форсованого сценарію Україна до 2030Е стане європейським лідером у галузі інновацій та нових технологій, перетвориться на інтелектуальний хаб, де буде створено найпривабливіші в регіоні умови для розвитку потенціалу людей.
• Реалізація форсованого сценарію означає досягнення таких KPI до 2030Е:
  • 65% — частка цифрової економіки в загальному ВВП України в 2030Е
  • 99,9% українських домоволодінь мають широкосмуговий доступ до мережі Інтернет (ШСД)
  • 100% — покриття території України 4G–5G
  • 99% усіх автомобільних і залізничних магістралей та 95% сільської місцевості покрито технологіями мобільного Інтернету
  • 99,9% громадян мають цифрову ідентифікацію (citizen-card, Mobile ID) та технічні можливості користуватися довірчими послугами тощо. (детальніше див. розділ 6.7.5).
• Для реалізації в Україні форсованого сценарію держава має стати цифровим революціонером та взяти не себе відразу декілька ролей:
  • — лідер та експериментатор;
  • — регулятор і захисник;
  • — популяризатор.
• Уряд України насамперед має зробити такі кроки (спільно з бізнесом):
  1. реалізувати проекти побудови твердої інфраструктури:
     • — розбудова фіксованої інфраструктури ШСД до мережі Інтернет;
     • — розбудова інфраструктури мобільного Інтернету;
     • — розбудова радіоінфраструктури (LoRaWan тощо) для проектів Інтернету речей;
     • — розбудова інфраструктури громадського доступу до Wi-Fi;
     • — розбудова обчислювальної інфраструктури (т. з. хмарна, або віртуалізована інфраструктура);
     • — створення інфраструктури кібербезпеки.
  2. створити м’які інфраструктури — інфраструктуру ідентифікації та довіри (citizen ID, mobile ID, bank ID), інфраструктури відкритих даних, державних послуг (e-government), інтероперабельності, e-комерції та e-бізнесу, транзакційно-процесингову інфраструктуру, інфраструктуру життєзабезпечення, геоінформаційну інфраструктуру, блокчейн-інфраструктуру.
  3. ініціювати та реалізувати проекти цифрової трансформації, інтегрувати ці ініціативи в локальні, регіональні, національні проекти розвитку.
• Зрештою держава повинна стати замовником і першим покупцем інновацій та цифрових сервісів, що буде поштовхом для утворення нових ринків.
• Звичайно в цифровізації, як і будь-якої зміни, є дві сторони медалі. Головний ризик цифрової трансформації економіки — це можливе зростання рівня безробіття.
• Тотальна цифровізація в Україні призведе до втрати роботи громадянами в окремих галузях та секторах, але саме цифровізація і створить нові напрямки, котрі врешті-решт уже через декілька років (або декілька місяців) зумовлять новий попит. І цей попит на «руки та мізки», як показує досвід промислових революцій, буде набагато більшим за попит у минулому періоді.
• Також цифровізація всіх сфер життя призведе до того, що громадяни України та бізнес будуть все більше потерпати від зростання кіберзлочинності.
• Саме тому держава має докласти всіх зусиль, щоб суспільство знало про існуючі ризики, а також надати консультаційну та технологічну підтримку в упровадженні та використанні захищених інформаційно-комунікаційних систем, інфраструктур, платформ.
• Вигоди від цифровізації матимуть усі — громадяни, бізнес, державні службовці, політики, економіка України в цілому.
• Цифровізація істотно збільшить продуктивність праці в Україні та стане потужним мультиплікатором, здатним у найкоротший час запустити українську економіку й забезпечити її реальне зростання на 10–12% на рік.
• Загальний обсяг інвестицій у цифровізацію промисловості, бізнесу та виробництв до 2030Е може скласти до 70 млрд дол., а в цифрові інфраструктури — до 16 млрд дол. (з них 80% — це кошти приватних компаній).
• Відповідно, споживання продукції та послуг сектору інформаційно-комунікаційних технологій (ІКТ) локальним ринком складе від 86 до 100 млрд дол., не враховуючи громадського сегменту (без приватного споживання в домогосподарствах).
• Цифровізація дасть можливість:
  • — створювати щонайменше від 11% (у 2021Е) до 95% (2030Е) додаткового ВВП на рік;
  • — за 10 років додатково створити до $1 260 млрд ВВП;
  • — за 10 років збільшити надходження в бюджет на $240 млрд;
  • — створити 700 тис. нових робочих місць (без урахування експортної IT-індустрії).
• Кожен українець зможе легко капіталізувати себе, свої, знання, вміння та навички завдяки використанню цифрових технологій.

6.7.1 Цифрова економіка. Термінологія

Цифрова економіка — це тип економіки, де ключовими факторами та засобами виробництва є цифрові дані (бінарні, інформаційні тощо) та мережеві транзакції, а також їх використання як ресурсу, що дає змогу істотно збільшити ефективність та продуктивність діяльності та цінність для отриманих продуктів та послуг.

Цифрова трансформація (цифровізація) — це перетворення наявних аналогових (іноді електронних) продуктів, процесів та бізнес-моделей організації, в основі якої лежить ефективне використання цифрових технологій.

Цифрові технології (згідно з аналітичними звітами Давоського економічного форуму): Інтернет речей, роботизація та кіберсистеми, штучний інтелект, великі дані, безпаперові технології, адитивні технології (3D-друк), хмарні та туманні обчислення, безпілотні та мобільні технології, біометричні технології, квантові технології, технології ідентифікації, блокчейн (перелік не є вичерпним та доповнюється).

Ключові технології цифрових трансформацій

Джерело: Національна стратегія Індустрії 4.0, АППАУ

Цифрова трансформація означає інтеграцію цифрових технологій у всі сфери бізнесу. Ця інтеграція призводить до принципових змін у тому, як діють громадяни, підприємства та організації, як вони забезпечують цінність для себе, своїх працівників, клієнтів, партнерів, досягаючи власних та спільних, економічних та соціальних цілей швидше, дешевше та з новою якістю.

Цифровізація — це насичення фізичного світу електронно-цифровими пристроями, засобами, системами та налагодження електронно-комунікаційної взаємодії між ними.

Індустрія 4.0 — це цифрова трансформація виробничих процесів (цифровізація на підприємствах).

Цифрові інфраструктури — комплекс технологій, продуктів та процесів, що забезпечують обчислювальні, телекомунікаційні та мережеві можливості електронної взаємодії, обміну даними, сигналами тощо. Цифрові інфраструктури є основою цифрової економіки. Вони поділяються на опорні (тверді) та сервісні (м’які).

Опорні (тверді) інфраструктури:

• фіксована інфраструктура широкосмугового доступу до Інтернету (ШСД): магістральні, дистрибуційні та локальні мережі, точки обміну трафіком тощо;
• мобільна інфраструктура зв’язку та широкосмугового доступу (3G, 4G, 5G);
• радіоінфраструктура (LoRaWan тощо) для проектів Інтернету речей (сенсори, датчики тощо);
• радіоінфраструктура (насамперед Wi-Fi на рівні міст, селищ, різних закладів туристичних об’єктів тощо.);
• інфраструктура супутникового зв’язку;
• обчислювальна інфраструктура (т. з. хмарна, або віртуалізована, інфраструктура);
• інфраструктура кібербезпеки.

Сервісна (м’яка) інфраструктура:

• інфраструктура ідентифікації та довіри (citizen ID, Bank ID, mobile ID);
• інфраструктура відкритих даних;
• інфраструктура державних послуг (e-government);
• інфраструктура інтероперабельності (API, стандарти європейської ISA);
• інфраструктура e-комерції та e-бізнесу (e-contract, e-invoicing, e-logistics);
• транзакційно-процесингова інфраструктура (онлайн-платежі, інструменти cashless, сервіси fintech);
• інфраструктура життєзабезпечення (цифрові медичні, освітянські, транспортні, логістичні та інші системи, системи громадської безпеки);
• геоінформаційна інфраструктура (прив’язки цифрових даних до просторових об’єктів);
• промислові цифрові інфраструктури (Індустрія 4.0).

Широкосмуговий доступ до Інтернету (ШСД) — доступ до Інтернету з високою швидкістю передачі даних.

Бачення UIF щодо параметрів послуги ШСД ^*

^* Загальнодоступні (універсальні) телекомунікаційні послуги — мінімальний набір визначених Законом України №1280-IV від 18.11.2003 «Про телекомунікації» телекомунікаційних послуг нормованої якості, доступний усім споживачам на всій території України;
^** Вказані швидкості стосуються фіксованої інфраструктури, щодо мобільної або супутникової — параметри швидкості відрізняються.

Цифровий розрив (цифрова нерівність) — нерівність у доступі до можливостей в економічній, соціальній, культурній, освітній галузях, які існують або поглиблюються в результаті неповного, нерівномірного або недостатнього доступу до комп’ютерних, телекомунікаційних та цифрових технологій. Цифровий розрив може бути, зокрема, штучним, тобто таким, що стався внаслідок надзвичайної події, наприклад через вандальні дії в телекомунікаційній інфраструктурі оператора.

Цифровий стрибок — це стрибкоподібний розвиток, що означає швидку зміну, здійснену організацією, суспільством, сферою або країною для переходу на вищий рівень розвитку завдяки технологіям, минаючи проміжні стадії, які є природними в інших випадках.

Sharing economy (спільна економіка) — це спільне використання ресурсів, сервісів, можливостей.

Digital by default — це принцип, згідно з яким цифрова (електронна) версія процесу, системи стає основною, водночас відповідна аналогова перестає супроводжуватися або існувати взагалі.

Data у цифровій економіці — це ресурс та засіб виробництва, який може стати фактором капіталізації як власного (віртуального), так і аналогового контуру, що призводить до «ресурсотворення» та появи доданої вартості (а не лише використання, на прикладі природних ресурсів). Більше даних — більше ресурсів.

Network effect — феномен зростання споживчої цінності мережі у міру зростання числа її вузлів, масштаб та «зв’язки», мережевий ефект.

Open systems — відкриті стандарти та доступність, масштабованість.

Integration (Digital Twin) — інтегральна взаємодія віртуального, фізичного, біо (кіберфізичні, кібербіосистеми).

Цифрове суспільство — це суспільство, яке інтенсивно та продуктивно використовує цифрові технології для власних потреб — самореалізації, роботи, відпочинку, навчання, дозвілля, а також для досягнення та реалізації спільних економічних, суспільних та громадських цілей.

Принципи цифровізації

Цифровізацію варто розглядати як інструмент, а не як самоціль. За системного державного підходу цифрові технології стимулюватимуть створення робочих місць, підвищення продуктивності, темпів економічного зростання та якості життя громадян України.

Так, у «Цифровій адженді України» та Концепції розвитку цифрової економіки та суспільства України сформульовано основні принципи цифровізації. Дотримання цих принципів є визначальним для створення й реалізації переваг, що їх надають цифрові технології, та користування цими перевагами.

Принцип 1. Цифровізація повинна забезпечувати кожному громадянинові рівний доступ до послуг, інформації та знань, що надаються на основі інформаційно-комунікаційних та цифрових технологій.

Принцип 2. Цифровізація повинна бути спрямована на створення переваг у різних сферах повсякденного життя. Цей принцип передбачає підвищення якості надання послуг з охорони здоров’я та отримання освіти, створення нових робочих місць, розвитку підприємництва, сільського господарства, транспорту, захисту навколишнього природного середовища, сприяння подоланню бідності, запобігання катастрофам, гарантування громадської безпеки тощо.

Принцип 3. Цифровізація є інструментом економічного зростання шляхом підвищення ефективності, продуктивності та конкурентоздатності завдяки використанню цифрових технологій. Цей принцип передбачає досягнення цифрової трансформації галузей економіки, сфер діяльності, набуття ними нових конкурентних якостей та властивостей.

Принцип 4. Цифровізація повинна сприяти розвитку інформаційного суспільства та засобів масової інформації. Створення контенту, насамперед українського, відповідно до національних або регіональних потреб сприяє соціальному, культурному та економічному розвитку, а також зміцненню інформаційного суспільства та демократії в цілому.

Принцип 5. Цифровізація повинна орієнтуватися на міжнародне, європейське та регіональне співробітництво з метою інтеграції України до ЄС, виходу на європейський і світовий ринок.

Принцип 6. Стандартизація є основою цифровізації, одним із головних чинників її успішної реалізації.

Побудова лише на українських стандартах цифрових систем, платформ та інфраструктур, які мають бути використані громадянами, бізнесом та державою для участі, конкуренції та успіху у глобальній економіці та на відкритих ринках, неприпустима. Винятком можуть бути відповідні програми у сфері оборони та безпеки, в яких застосування інших стандартів (національних, міждержавних) є аргументованим.

Принцип 7. Цифровізація повинна супроводжуватися підвищенням рівня довіри й безпеки.

Інформаційна безпека, кібербезпека, захист персональних даних, недоторканність особистого життя та прав користувачів цифрових технологій, зміцнення та захист довіри у кіберпросторі є, зокрема, передумовами одночасного цифрового розвитку та відповідного запобігання супутнім ризикам, їх усунення та управління ними.

Принцип 8. Цифровізація як об’єкт фокусного та комплексного <державного управління.

Основними завданнями держави на шляху до цифровізації країни є корегування вад ринкових механізмів, подолання інституційних та законодавчих бар’єрів, започаткування проектів цифрових трансформацій національного рівня та залучення відповідних інвестицій, стимулювання розвитку цифрових інфраструктур.

Держава має взяти на себе ролі лідера й експериментатора; регулятора й захисника; популяризатора цифрових трансформацій в Україні.

Типи цифрових економік (чотири еволюції)

«Якісні зміни у використанні цифрових технологій протягом останніх десятиліть зумовили виділення чотирьох етапів цифрової революції.» (Ляшенко В.І., Вишневський О.С. «Цифрова модернізація економіки України»).

Перший етап цифрової революції (1990–2000 рр.) характеризувався формуванням необхідної інфраструктури для забезпечення доступу до інформації через Інтернет, а сайти в основному призначалися тільки для читання (отримання) інформації, а не її розміщення та просування.

На другому етапі (2000–2010 рр.) користувачі особисто стали активними учасниками створення та накопичення даних.

Третій етап (2010–2020 рр.) ознаменувався ерою соціальних мереж і месенджерів (додатків для обміну миттєвими повідомленнями).

Четвертий етап, початок якого, можливо, буде покладено з 2020Е або дещо пізніше, передбачає побудову так званого нейронету, тобто мережі, де комунікації між людьми, тваринами та речами здійснюватимуться на принципах нейрокомунікації, використання штучного інтелекту та Всеосяжного Інтернету людей, речей, даних, процесів тощо.

6.7.2 Цифрові тренди. Виклики та можливості для України

Цифрові тренди (тенденції) — це напрямки розвитку цифрових технологій. Аналіз цифрових трендів дає змогу прогнозувати розвиток конкретного економічного, технологічного та навіть соціального явища в майбутньому.

Джерело: Цифрова адженда України

Ключові цифрові тренди (станом на 2019 рік):

I. Дані стають головним джерелом конкурентоспроможності.

Дані стають активом. Збирання, опис, зберігання та опрацювання даних дають змогу отримувати цінну інформацію для використання в ділових процесах, суспільному житті, роботі держави. Вміння працювати з даними та їх аналізувати — це можливість першим отримувати цінні ринкові «інсайти», тобто бути конкурентоздатнішим. Доступ до даних здійснюється через мережу Інтернет та інші мережі. Велика частина даних у світі стає (або вже стала) відкритою.

Бар’єри для розвитку тренду в Україні:

1. Відсутність системи правил, регламентів, стандартів збирання, класифікації, зберігання та використання даних (національний, регіональний, галузевий та інші рівні).
2. Проблеми захисту інтелектуальної власності.
3. Проблеми щодо захисту даних, ризики кібербезпеки.
4. Відсутність у громадян достатніх компетентностей роботи з даними (цифрових навичок), відповідної освіти, професій тощо.

Можливості, які створює тренд для України:

• Розвиток нової галузі економіки, нові робочі місця.
• Створення бази для розвитку всіх галузей та цифрової економіки.
• Поява ефективного інструменту управління.
• Створення середовища, що унеможливлює корупцію як явище

II. Розвиток сфери Інтернету речей (Internet of things, IoT, IIoT), тобто мережі, що складається із взаємопов’язаних фізичних об’єктів (або речей) або пристроїв, які мають вбудовані датчики та сенсори, а також програмне забезпечення, що дає можливість здійснювати взаємодію фізичних речей із комп’ютерними системами та мережами, зокрема Інтернетом.

Учасники ринку оцінюють, що кількість «розумних» приладів, підключених до Інтернету до 2020Е, складе близько 30 млрд, а світовий обсяг інвестицій у цю сферу — 24 трлн дол.

Бар’єри для розвитку тренду в Україні:

1. Необізнаність бізнесу та потенційних користувачів щодо переваг та цінності технології, що впливає на низький попит та відсутність ринку.
2. Низький рівень R&D та інноваційної діяльності у сфері hardware, а наявні стартапи здебільшого орієнтовані виключно на зовнішні ринки з погляду комерціалізації.
3. Брак фахівців та інженерів у сфері ОТ (operational technology), неготовність системи освіти, відсутність кадрів тощо.

Можливості, які створює тренд для України:

• За широкого застосування тренд може істотно підвищити ефективність секторів економіки, малого та середнього бізнесу тощо.
• Можливості для трансформаційних інновацій, створення українськими компаніями відповідних продуктів та розробок світового рівня.
• Ефективність виробництв, організації бізнесу, логістики, транспорту тощо.
• Сфера, що створює можливості для залучення інвестицій та R&D міжнародних компаній.

III. Цифровізація або цифрові трансформації бізнесу та галузей економіки

Цифрові технології стали базою для створення нових продуктів, цінностей, властивостей та, відповідно, основою отримання конкурентних переваг на більшості ринків.

Цифровізація дала невеликим компаніям та проектним командам можливість створювати нові продукти та швидко виводити їх на ринок нарівні з присутніми там великими компаніями. Це призвело до початку зміщення «центрів інновацій» з великих компаній до малих (стартапів тощо).

Цифрова трансформація зумовлює появу нових унікальних систем і процесів, що складають їх нову ціннісну сутність (наприклад, Uber, Airbnb, цифровий банкінг тощо).

Трансформації у промисловості відбуваються згідно з концепцією «Індустрія 4.0» та з появою кібервиробництв, кіберсистем та кібермашин.

Бар’єри для розвитку тренду в Україні:

1. Відсутність національних (державних) програм, інфраструктур підтримки та стимулювання бізнесу до використання цифрових інструментів та рішень, а також розвитку інноваційного підприємництва.
2. Відсутність у країні бачення, стратегії та ініціатив цифровізації економіки та сфер життєдіяльності суспільства та країни в цілому.
3. Відсутність сталої системи культивування цифрових навичок та навичок інноваційного підприємництва на рівні середньої та вищої освіти, в секторах економіки та в суспільстві взагалі.

Можливості, які створює тренд для України:

• Підвищення конкурентоздатності секторів економіки.
• Розвиток цифрової економіки, ринку праці тощо.
• Поява нових індустрій (кросплатформових із цифровою індустрією).
• Розвиток інноваційного підприємництва.

Джерело: «Цифрова адженда України»

Цифрова трансформація на прикладі окремих галузей

Джерело: «Цифрова адженда України»

Цифрова трансформація на прикладі окремих галузей

Джерело: «Цифрова адженда України»

IV. Поширення бізнес-моделей, що належать до ідеології економіки спільного користування (sharing economy)

Світова економіка відчуває істотний вплив бізнес-моделей спільної економіки, або економіки спільного користування, яка працює на базі цифрових технологій.

До sharing economy належать спільне мешкання (колівінг), спільне використання автомобілів (каршеринг), офісів (коворкінг), гаджетів, одягу і навіть їжі (фудшеринг — «порятунок» продуктів, призначених на викидання, в інтересах нужденних). Частково до цього тренду належать і хмарні технології.

Бар’єри для розвитку тренду в Україні:

1. Фінансові бар’єри для роботи українських компаній на глобальних ринках, а саме в частині безперешкодного отримання коштів на рахунки, відкриті в Україні.
2. Наявність законодавчих перепон для поширення ідеології спільної економіки на внутрішніх ринках. Як прилад, у сфері розподілу частотного ресурсу — відсутність технологічної нейтральності.

Можливості, які створює тренд для України:

• Легке започаткування нових бізнесів, не потребує великих початкових витрат.
• Розвиток сервісних моделей, вплив на ефективність та конкурентоздатність українського бізнесу без значних капіталовкладень.
• Швидкий запуск комерційних Інтернет-проектів, створення нових marketplace, розширення ринків споживання українських продуктів, сервісів та трудових ресурсів, комерційна глобалізація.

V. Віртуалізація фізичних інфраструктурних IT-систем та перехід до сервісних моделей.

Віртуалізація дає можливість значно зменшити обсяг початкових капітальних витрат на розгортання необхідної цифрової інфраструктури шляхом використання хмарних технологій та програмно-визначеної архітектури (software-defined architecture).

Технологія дає змогу орендувати обчислювальні можливості та  сервіси, виходячи з потреб конкретного бізнес-процесу. Користувач має можливість швидкого доступу до сервісу та оренди на необхідний час потрібних потужностей на захищених та технологічних платформах.

Бар’єри для розвитку тренду в Україні:

1. Відсутність законодавства щодо хмарних технологій.
2. Відсутність хмарної стратегії для таких секторів, як державне управління, промисловий, освітянський, науковий тощо.
3. Відсутність локальних постачальників хмарних послуг найвищого рівня безпеки (Tier 3, 4, згідно з класифікацією Uptime Institute).

Можливості, які створює тренд для України:

• Бізнес, підприємства, державні установи та громадяни мають можливість швидко та дешево розгортати необхідну цифрову інфраструктуру та користуватися перевагами цифрового світу.
• Країна може ефективно розбудовувати цифрову інфраструктуру як основу цифрової економіки.

VI. Штучний інтелект (ШІ, з англ. artificial intelligence, або AI)

Використання штучного інтелекту розповсюджується на все більше сфер та галузей економіки. Кількість компаній, що тією чи іншою мірою використовують ШІ, зростає в геометричній прогресії. Країни розробляють національні стратегії ШІ і намагаються конкурувати одна з одною за таланти. Визначаються етичні норми та межі використання.

Сьогодні ШІ об’єднує багато технологій, основними з яких вважаються: машинне навчання (machine learning), комп’ютерний зір (computer vision), глибоке навчання (deep learning) та опрацювання природної мови (NLP).

ШІ на основі опрацювання великих сетів даних дає змогу оптимізувати процеси та підвищити якість цифрових продуктів та послуг.

Бар’єри для розвитку тренду в Україні:

1. Брак експертизи (мала кількість фахівців, таких як AI researchers та data scientists).
2. Низький рівень інвестицій у проекти ШІ як із боку бізнесу, так і з боку держави.
3. Відсутність єдиної національної стратегії розвитку ШІ та дорожніх карт по галузях.
4. Мала кількість та низька якість даних, що збираються.
5. Застарілість legacy-систем, що не дає можливості швидко інтегрувати ШІ у виробничі процеси.
6. Брак потужної ІТ-інфраструктури.
7. Відсутність законодавства (зокрема регулювання етичних норм та стандартизація) та державного стимулювання.

Можливості, які створює тренд для України:

• Підвищення конкурентоспроможності бізнесу через оптимізацію процесів та кастомізацію цифрових продуктів та сервісів.
• Підвищення якості державних послуг.
• Зменшення державного апарату завдяки автоматизації рутинних повторюваних процесів.
• Імпульс усім видам трудової діяльності, пов’язаним із хмарними обчисленнями, обслуговуванням потужної ІТ-інфраструктури та опрацюванням даних.

VII. Цифрові платформи як джерела формування цінності в цифровій економіці

Дж. Паркер у книзі «Революція платформ» визначає цифрову платформу як «бізнес, заснований на здійсненні створення цінностей шляхом взаємодії між зовнішніми виробниками і споживачами». Він забезпечує відкриту інфраструктуру для учасників взаємодій і встановлює для них інституційні «правила гри», тобто певні «регуляторні режими». Основне завдання платформи — об’єднувати користувачів і полегшувати обмін продуктами або соціальною валютою між ними, сприяючи створенню цінності для всіх учасників.

Важливим маркером платформи є використання ресурсів її користувачів замість її власних ресурсів (тобто використовується мережева модель створення цінності замість лінійної, наприклад Airbnb використовує для створення цінності не власний житловий фонд на відміну від мережі Hilton). Окрім того, кожний додатковий користувач платформи створює корисність для інших учасників, що в підсумку перетворюється на ресурс для саморозвитку, тобто проявляється так званий мережевий ефект.

Трансформація від лінійної до мережевої моделі створення цінності передбачає перехід:

• від використання власних ресурсів до координації чужих;
• від акценту на якість внутрішніх бізнес-процесів до вдосконалення зовнішніх комунікацій між користувачами платформи;
• від максимізації виключно цінності для споживачів до загальної цінності всієї цифрової екосистеми.

Ключові характеристики цифрових платформ:

• Мережева структура, мережевий ефект
• Ресурсотворення (1+1=3)
• Внутрішня валюта, токенізація (один із напрямків у майбутньому)
• «win-win-win-win» — виробник – продавець – покупець – власник платформи
• Digital twin — функціонування одразу у двох економічних форматах (віртуал та аналог)
• Платформа масштабування — Інтернет
• Капіталізація даних, дані — ресурс

Напрямки розвитку цифрових платформ в Україні (Інтернет-платформи електронної комерції до уваги не беруться), що їх має бути створено принаймні до 2025Е:

• Електронна взаємодія бізнесу (e-contracting, e-invoicing, e-docflow).
• Платформи електронних послуг для бізнесу (LegalTech, FinTech, InsurTech, зокрема з використанням технологій блокчейн (смарт-контракти тощо).
• Платформи е-supply chain та смарт-логістики.
• Платформи забезпечення життєдіяльності (освітянські, медичні, транспортні, громадської безпеки, моніторингу екології тощо).
• Промислово-виробничі цифрові платформи (галузеві та міжгалузеві системи управління виробничими та іншими процесами).

Реалізація зазначених напрямків передбачає цифровізацію МІЖкорпоративної, МІЖорганізаційної (в деяких випадках МІЖгалузевої) взаємодії як суб’єктів економічної діяльності, так і громадян (наприклад медичні платформи).

Для прикладу, в ЄС перехід на електронний обіг рахунків-фактур (е-рахунків), платіжної інформації, договорів та міжкорпоративний документообіг збільшить сукупний ВВП ЄС на 400 млрд євро, згідно з оцінками ініціативи «Єдиний цифровий ринок» (Digital Single Market).

Важливим завданням є інтенсивна (принаймні до 2022 року) гармонізація України з ініціативою Digital Single Market, — проектом ЄС щодо розвитку транскордонної економічної взаємодії та комерції.

Ключові завдання України на шляху до побудови цифрових платформ, особливо в частині розвитку електронної взаємодії бізнесу (e-business):

1. Імплементація в Україні норм регламенту e-IDAS.
2. Приєднання України до Програми ЄС Interoperability Solutions for European Public Administrations 2 (ISA2), проектів e-CODEX, e-Invoicing, а також ініціативи Single Digital Gateway.
3. Запровадження системи електронної взаємодії відповідно до вимог ЄС, зокрема European Interoperability Framework 2.0.
4. Виконання робіт щодо гармонізації документів електронної митниці з вимогами ЄС та введення Єдиного уніфікованого документу (SAD).
5. Організація сумісності чинної в митних органах України системи контролю за переміщенням вантажів із загальноєвропейською NCTS.

Джерело: «Цифрова адженда України»

Джерело: «Цифрова адженда України», Networked Readiness Index, ICT Development Index, Broadband Penetration Index

Пріоритетність подолання цифрових розривів в Україні

Джерело: ініціатива «Цифрова адженда України», ГС «Хай Тек Офіс Україна»

6.7.3 Сценарії розвитку цифрової економіки України

Існують два сценарії розвитку цифрової економіки в Україні залежно від оцінки критичності та необхідності здійснення швидких та глибоких змін у традиційному економічному укладі — інерційний (еволюційний) та цільовий (форсований).

Інерційний (еволюційний) сценарій передбачає інерційне продовження тенденцій минулого, тобто сприйняття як непріоритетних технологізацію та цифровізацію економіки та використання людського капіталу.

У разі реалізації інерційного сценарію українська економіка залишиться неефективною, триватимуть трудова міграція та «відтік мізків», українська продукція програє конкуренцію на зовнішніх ринках. Держава якщо і здійснюватиме стандартні та формальні кроки, то для відчутного зростання їх буде недостатньо.

Українська економіка в перспективі 10–12 років зростатиме в  середньому на 2,8% на рік, що буде нижче за темпи зростання світової економіки. У 2030Е номінальний ВВП України складе 290 млрд дол. Україна залишиться на задвірках цивілізації̈.

Цільовий (форсований) сценарій передбачає перехід української економіки протягом 5–10 років до розвитку та появи в її структурі значної частки цифрової економіки (до 65% ВВП), досягнення у 2030Е номінального ВВП України 1 трлн дол. США.

Цей сценарій включає:

• забезпечення верховенства права та усунення інституційних (законодавчих, податкових тощо) бар’єрів, що перешкоджають розвитку цифрової та інноваційної економіки;
• системне державне стимулювання цифровізації секторів економіки та бізнесу;
• ініціацію державою масштабних трансформаційних ініціатив та проектів цифровізації, зокрема на базі сучасних моделей державно-приватного партнерства.

Головною мотивацією держави обрати цільовий сценарій розвитку є здатність цифрових технологій стрімко збільшувати продуктивність та ефективність економіки та бізнесу. Галузі, що їх використовують, зростають, згідно з даними Світового банку, BCG, Accenture, у 2–4 рази швидше, ніж у середньому за галузями. Сфери життєдіяльності (освіта, медицина, транспорт тощо.), що модернізуються завдяки цифровим технологіям, стають набагато ефективніші та створюють нові цінність та якість, які дуже часто призводять до повної трансформації старої системи.

Результати цільового сценарію означають зростання економіки, доходів громадян, капіталізації бізнесу, податкових надходжень до  бюджету.

Згідно з цільовим сценарієм, ключовою стратегією України щодо цифровізації має стати фокус на внутрішньому ринку, а ключовими ініціативами — формування у споживачів (бізнес, держава, громадяни) мотивацій, попиту та потреб у цифрових технологіях.

Іншими словами, шлях до ефективних країни та економіки проходить через розвиток внутрішнього ринку споживання інформаційно-комунікаційних та цифрових технологій, питання лише в тому, як ми рухатимемося: повільно та невпевнено чи повіримо — та почнемо реактивно прискорюватися.

Державні підходи щодо формування мотивацій у споживачів технологій можуть бути різними, однак серед інших саме фіскально-податкові залишаються ключовими:

• — ініціативи щодо забезпечення фінансової доступності цифрових технологій для споживачів. Мета: через відповідні податкові механізми здешевити вартість цифрових засобів, програмного забезпечення, комп’ютерної техніки та іншого цифрового обладнання.
• — ініціативи щодо забезпечення доступності фінансових ресурсів для закупівлі або кредитування проектів цифровізації бізнесу, промисловості тощо. Держава має можливість стимулювати бізнес через відповідні механізми фондування, наприклад через спеціалізовані фонди спільного інвестування, венчурного фінансування тощо, в яких державний капітал може виступити в ролі міноритарія, що стане позитивним сигналом міжнародним кредиторам, великому міжнародному бізнесу тощо.

Мета формування державою мотивацій проста — заохотити споживати та використовувати технології. Тобто зробити так, щоб технології були доступні бізнесменам та громадянам, щоб ті замість звичних фізичних (традиційних) засобів та інструментів використовували цифрові, розуміючи свою вигоду від цього.

Для прикладу, можливість взаємодіяти з медичним закладом або державною установою онлайн створює потребу у громадянина в придбанні та використанні відповідних технологій. Зрозуміло, що соціально незахищені громадяни мають користуватися відповідними інструментами державної підтримки.

Ключовою діяльністю держави в цільовому сценарії є ініціація національних проектів цифровізації та пошук релевантних моделей державно-приватного партнерства для їх реалізації.

За реалізації цільового сценарію стрімко розвиватимуться спеціалізовані технопарки, індустріальні парки, цифрові інфраструктури, відбудуться швидка ІТ-фікація промисловості, підвищення цифрової грамотності населення.

Цифровізація економіки стане ключовим пріоритетом державної політики. Від питань «намагання здійснювати управління сферою ІКТ» уряд перейде до «питань цифровізації всієї економіки», що є насправді критичним питанням розвитку самої сфери (індустрії) ІКТ. Вплив цифрових технологій перетворить державних високопосадовців — менеджерів відповідних сфер — фактично у «галузевих CIO».

Отже, внутрішній ринок ІКТ та цифровізація України є одним цілим із погляду управлінських, організаційних, інвестиційних, фінансових та інших зусиль. Гармонійний розвиток обох сфер на основі ринкових механізмів та державного «смарт-активізму» дасть змогу секторам економіки та сферам життєдіяльності протягом декількох років (замість десятиліть) здійснити гігантські кроки, бути перенесеними із застарілого середовища до сучасного та навіть надсучасного, тобто здійснити так званий цифровий стрибок.

Джерело: «Цифрова адженда України», IDC, Accenture, BCG

6.7.4 Візія цифрової економіки України 2030Е

Сьогодні 31 грудня 2030 року.

Україна — європейський лідер у галузі інновацій та нових технологій. Останні 10 років технологізація та цифровізація стали ключовими драйверами зростання української економіки та добробуту громадян.

Кожен українець може легко капіталізувати себе, свої знання, вміння та навички завдяки використанню цифрових технологій.

Маючи смартфон та доступ через Інтернет до цифрових сервісів, платформ та екосистем, громадяни можуть:

• — створювати, розвивати та продавати свої ідеї, продукти та послуги через онлайн-сервіси та платформи, через власні боти та цифрові особисті «копії», без посередників і роботодавців;
• — легко, зручно та швидко створювати бізнес із нуля та отримувати дохід від реалізації свого творчого потенціалу, креативних ідей та інтелекту.

Україна перетворилася на інтелектуальний хаб, де створено найпривабливіші в регіоні умови для розвитку потенціалу людей — як співвітчизників, так і талановитих людей світу. Інтелект людини став ключовим компонентом економічного успіху України.

Частка цифрової економіки у ВВП України становить 65%. Запроваджено принцип цифрового пріоритету (digital by default). Це стало поштовхом до реалізації масштабних проектів та ініціатив щодо тотальної цифровізації бізнесу та сфер життя.

Відтепер цифрові та електронні процеси й системи вважаються за пріоритетні для використання, а розвиток та утримання багатьох аналогових став недоцільним. Так, зник паперовий документообіг у бізнесі, розрахунки стали електронними, робота та робочий простір — цифровими та дистанційними, зменшилися дорожні затори, держава перетворилася на «смартфон», навіть підручники у шкільних закладах «перейшли» на мультимедійний інтерактивний формат та більше не друкуються.

95% усіх компаній провели цифрову трансформацію під впливом нових технологій, і тепер їхня продукція містить високу додану вартість, є конкурентоспроможною на світових ринках. Ті, хто не встиг зробити це вчасно, залишилися в аутсайдерах або зовсім зникли.

Українському бізнесу цифровізація дала змогу:

• оптимізувати бізнес-процеси, зробити workflow ефективним;
• створити нові продукти та послуги, зокрема завдяки технології Інтернету речей, віртуальній реальності, хмарним сервісам, штучному інтелекту тощо;
• зменшити витрати за рахунок переходу до Industry 4.0 (економія завдяки автоматизації та роботизації, автоматизації обліку, «розумне» управління постачаннями та автопарком, контроль за витратами палива тощо);
• запропонувати абсолютно нові рішення ведення бізнесу: нові моделі страхування, Р2Р-системи, альтернативні банківським послугам сервіси, мобільні додатки для навчання, індивідуальний підхід до онлайн-покупця, персональна реклама.

Компанії відкривають для себе нові горизонти бізнесу, що лежать на стику галузей та сегментів, самі стають маркетплейсами (майданчиками) та платформами (так само як і учасниками інших), створюють власні екосистеми, де пропонують своїм клієнтам не просто продукт, а розв’язання проблем, отримання досвіду, цінності, емоцій та вражень.

Наприклад:

• замість сільськогосподарської техніки аграріям пропонують «розумні» системи з вирощування екологічної продукції;
• надання послуг car-sharing (оренда авто і спільне користування) поступово витісняє класичні продажі автомобілів;
• виробники одягу стають персоніфікованими дизайнерами стилю та образу для кожної окремої людини.

Завдяки чому Україна стала країною цифрової економіки?

Розвиток цифрової економіки став можливим завдяки цілеспрямованій державній політиці. На початку 2020-х років пріоритетом Адміністрації президента, Кабінету міністрів та Верховної Ради стала структурна трансформація української економіки, де інновації, технологізація та цифровізація стали ключовими інструментами розвитку, а людський інтелект та дані — капіталом.

Створено базові умови для реалізації проектів технологізації та модернізації бізнесу та промисловості — від змін у трудовому законодавстві, податковій та митній системі до легкого доступу до капіталу, зокрема венчурного.

Відбулися фундаментальні зрушення у системі освіти, що зробили випускників університетів конкурентними та відповідними до викликів 6-го технологічного укладу та 4-ї промислової революції.

Після завершення судової реформи, починаючи з 2023 року, українська юрисдикція повернула довіру до себе, стала передбачуваною та привабливою для закордонних інвесторів. В Україні стрімко збільшилася як кількість зареєстрованих патентів, так і кількість стартапів. Також цьому сприяла нова фіскальна система, що передбачала податкові пільги для компаній, які виготовляють інноваційну продукцію.

Із 2020-го по 2025 рік було ініційовано та здійснено такі кроки:

• 1. Держава стала генератором різноманітних цифрових ініціатив та проектів, державно-приватних моделей та інвестиційних ініціатив. Також держава стала ключовим споживачем і користувачем інновацій, сформувала моду на цифрову культуру, популяризувала освіту в секторі hi-tech.
• 2. Законодавчо закріплено базові цифрові права громадянина, насамперед право на доступ до широкосмугового Інтернету, право доступу до технологій та цифрових інфраструктур, зокрема електронних розрахунків, освітянських, медичних, безпекових та інших послуг.
• 3. Реалізовано масштабні інфраструктурні проекти за участі державно-приватного партнерства, зокрема:
  • — домогосподарства, об’єкти соціальної та інших інфраструктур підключено до фіксованого широкосмугового Інтернету (ШСД);
  • — територію країни покрито мобільним широкосмуговим Інтернетом;
  • — необхідну (насамперед критичну) фізичну інфраструктуру смартифіковано (сенсори, датчики та, відповідно, опорні мережі та екосистема Інтернету речей).
• 4. Реалізовано численні проекти цифрової трансформації. Цифровізація стала не клаптиком, а суттю багатьох реформ, змін та трансформацій на рівні локальних сільських, міських, регіональних, національних стратегій та програм розвитку.Управлінські рішення державою та місцевими громадами ухвалюються з урахуванням можливості реалізації проектів та систем насамперед у цифровому вигляді. Звична для минулого парадигма «ІТ — це видатки» означає тепер «інвестиції у трансформації та розвиток». Такий свого роду «цифровий фільтр» як управлінський інструмент дав змогу зекономити десятки мільярдів державних коштів та коштів місцевих громад.
• 5. Створено близько 300 000 нових робочих місць у галузях цифрової економіки та 250 000 робочих місць у ІТ-індустрії із фокусом на проектах внутрішнього ринку. Окремо експортна ІТ-індустрія (зовнішні ринки) вже складає до 500 000 робочих місць. Нові реалії та попит на фахівців призвів до зміни моделі освіти.
• 6. Упроваджено загальнодоступні універсальні цифрові послуги для громадян у різних сферах життя (стандартний обов’язковий мінімум):
  • Цифрова універсальна освітянська послуга включає: планшет у кожного учня, ноутбук у кожного вчителя, мультимедійний контент, смарт-прилади та засоби на кожному уроці, Wi-Fi у кожному класі;
  • Цифрова універсальна медична послуга: кожен пацієнт має власну медичну електронну картку, лікарів підключено до мережі Інтернет та відповідних медичних цифрових платформ, кожну лікарню вкомплектовано цифровою інфраструктурою (Wi-Fi, телемедицина та моніторинг);
  • Цифрова універсальна транспортна послуга: транспортну інфраструктуру (авто- та залізничні магістралі, вокзали тощо) покрито широкосмуговим мобільним Інтернетом, впроваджено національний електронний квиток, на рівні міст упроваджено проекти мобільного паркування та управління трафіком;
  • Цифрова універсальна туристична послуга: доступ до мереж Wi-Fi на туристичних об’єктах та маршрутах, електронні каталоги культурної спадщини (музеї, бібліотеки тощо), QR-кодування туристичних об’єктів.
  • Цифрова універсальна екологічна послуга: доступ громадян до даних екологічного моніторингу стану забруднення повітря та рівня радіаційного фону, мобільні додатки екологічного патрулювання (повітря, суші, водних ресурсів) з можливістю оповіщення правоохоронних органів щодо протиправної діяльності.
  • Цифрова універсальна послуга громадської безпеки: багатоканальний доступ до екстреної служби 112 (телефон, месенджери, аларм-кнопка на громадських об’єктах, e-Call в авто), національна система оперативного оповіщення громадян.

До 2025 року політикум та державні установи, усвідомивши, який ефект технологізація та цифровізація можуть дати бізнесу, громадянам, а зрештою й бюджету, сформували, реалізували та заклали основу для нового економічного та соціального порядку денного, основою якого стали інноваційно-цифрова культура, цифрове підприємництво, цифрові ініціативи та проекти.

Технологічне, інноваційне та цифрове лідерство держави переросло в  технологічне, інноваційне та цифрове лідерство країни.

Сферу науки було трансформовано відповідно до викликів часу, а Національну академію наук переформатовано в національну платформу наукових розробок, інноваційних компаній, інвестиційних фондів та вищих навчальних закладів, результатом чого стало створення та успішне функціонування Національного агентства науки та інновацій та Фонду підтримки інновацій та стартапів. Численні адміністративні корпуси НАН поступово перетворилися на ко-воркінги, фаб-лаби, тест-майданчики (test-bed), наповнені сучасним обладнанням та технологіями.

Системи фундаментальних досліджень та прикладних досліджень відокремлені організаційно, фінансово, структурно. Наука стала частиною національної економіки. Національна економіка повернулася в науку. Система вищої освіти стала містком та генератором талантів та «мізків», об’єднавши державу, науку та бізнес. Приватний бізнес створив попит на наукові розробки, технології, фахівців нових спеціальностей.

Створено інфраструктуру підтримки стартапів та формування підприємницької культури, держава навчилася ризикувати власними коштами через відповідний Національний фонд підтримки інновацій та стартапів.

Державний центр зайнятості проводить майстер-класи щодо інвестиційного аналізу та менеджменту, управління проектами, інноваціями, залучення інвестицій, проведення презентацій, переговорів тощо. А Державний реєстр професій доповнено понад сотнею нових технологічних та цифрових професій.

Система освіти випереджає час: у шкільні програми введено нові предмети — від робототехніки до штучного інтелекту, процес навчання став персоніфікованим та кроспредметним.

Середня школа стала сучасною, цікавою та привабливою. Діти захоплені новими форматами навчання, для них школа стала місцем відкриття та нового досвіду.

Не знизилися, а зросли рівень та якість знань, школа формує сучасні навички та компетентності, зокрема цифрові, діти отримують навичку навчатися, інтерактивно вивчають іноземні мови, будують індивідуальні траєкторії навчання. Середня школа вводить нові спеціалізовані предмети, готує до професій майбутнього та одночасно робить процес навчання цікавим та захопливим — через використання цифрових, інтерактивних, мультимедійних, мобільних форматів навчання.

Освітянська цифрова платформа навчальних кейсів та мультимедійного контенту дала змогу будь-якому вчителеві та викладачеві проводити онлайн уроки/лекції, записувати їх і зберігати у відкритому доступі. Учні можуть вибирати контент того вчителя/викладача, який здається їм цікавішим і доступнішим для розуміння. Це сприяє розвитку конкуренції та підвищенню якості освіти.

Працює система EducationID, де зберігають інформацію про успішність, здібності, навички учня і батьки можуть побачити успіхи своєї дитини, її місце в загальному рейтингу учнів міста (країни), а також рекомендації щодо корекції системи навчання. Спеціальні додатки автоматично пропонують репетиторів із проблемних для учня дисциплін.

Вища школа готується до наступного еволюційного кроку — переходу від паперових дипломів одного закладу вищої освіти (ЗВО) до цифрових компетентнісних профілів студентів від одночасно декількох ЗВО. Система вищої освіти впроваджує диференційований («лего») підхід до академічних програм із можливістю «академічного серфінгу» студента від одного вищого закладу до іншого. ЗВО крок за кроком перетворюються в інституції корпоративного типу із функціями навчання, дослідження, розробок, комерціалізації та інтегруються у глобальну інноваційну екосистему.

Цифровізація державного сектору та державних систем вивільнила значні кошти, що витрачалися на аналогові процеси та системи і які були частково реінвестовані у проекти цифрових трансформацій самого державного управління, а також у проекти соціальної інфраструктури (освіта, медицина тощо).

Аутсорсинг (приватному бізнесу) типових ділових процесів державного сектору разом із використанням хмарних та мобільних технологій став революційною реформою, що зумовила кардинальне зниження неефективних багаторазових витрат, а також значне підвищення загальної прозорості та якості самого державного управління.

Електронне урядування в частині надання державних послуг стало бізнесом приватних операторів та провайдерів.

Роль держави в питанні побудови електронного урядування звелася виключно до дизайну національної архітектури системи електронного урядування; розвитку та підтримки центральних реєстрів, регістрів, кадастрів, ідентифікаторів, довідників та інших критичних інформаційних елементів архітектури; координації діяльності приватних провайдерів, проведення інвестиційних конкурсів, атестації та моніторингу якості надання послуг, рейтингування провайдерів державних послуг тощо.

Відкриття для громадян та бізнесу доступу до публічних реєстрів та баз даних дало змогу запровадити нові онлайн-інструменти аналізу, прогнозування та управління. Відкриті дані стали частиною життя, стали сервісами, можливостями, економікою.

Описано та алгоритмізовано всі державні ділові процеси, прораховано трудовитрати на їх виконання, впроваджено рішення з оптимізації й автоматизації — державні відомства та установи крок за кроком стають електронними алгоритмами, програмами, цифровими системами та платформами. Стало можливим ухвалення рішень штучним інтелектом на основі Big Data зовсім без участі державних службовців.

Дві третини чиновників перекваліфіковано через відповідні програми адаптації. 95% усіх взаємодій із державою не потребують участі людей, тобто процеси відбуваються автоматично, непомітно для громадян.

Оцифровано й автоматизовано такі процеси, як отримання ліцензій та дозволів, що дало змогу усунути елементи корупції, забезпечило всім рівні умови ведення бізнесу. Державні інспекції та державних інспекторів — соціальних, податкових, екологічних тощо — переведено в режим мобільних цифрових робочих місць без необхідності мати прив’язку до фізичного робочого місця, таким чином збільшилася ефективність роботи «в полях» із громадянами та зменшилися видатки на утримання державних будівель, оснащення кабінетів тощо.

Запроваджено Електронний демографічний реєстр громадян України із використанням блокчейн як основу управління соціальною сферою, бюджетними процесами, а також як платформу цифрової ідентифікації для численних проектів цифровізації (e-citizen). Тепер відома статистична кількість громадян України. Відповідно до демографічного реєстру здійснюються планування, бюджетування тощо.

Запроваджено цифрове громадянство України, яке можуть отримати іноземці (для прикладу діаспора) разом із відповідними можливостями для бізнесу та діяльності в Україні та поза її межами.

Сьогодні взаємодія громадян із державою відбувається через електронний кабінет громадянина. Там можна побачити всі свої доходи, витрати, нараховану пенсію, стан банківських рахунків, можливо зробити запит у державні органи, сформувати податкову декларацію тощо.

Електронний кабінет дає доступ і до персональної медичної інформації, і до банківських рахунків, і до державних реєстрів, і до інформації, як держава витратила податки, сплачені громадянином. Голосування й участь у референдумах також відбуваються через електронний кабінет, тобто в електронному вигляді, та є ключовим інструментом електронної демократії.

Усю критичну фізичну інфраструктуру в країні оцифровано, тобто переведено в електронний формат, та в багатьох випадках підключено до мереж Інтернету речей відповідними сенсорами та телеметрією. Йдеться про комунікаційну, інженерну, енергетичну, транспортну, міську інфраструктуру. Це також стосується земельних фондів, об’єктів нерухомого майна, природних ресурсів. Це спростило їх моніторинг, утримання, управління, розвиток.

Усі правопорушення фіксують в електронному вигляді, що нівелює ризики зловживань. Це стосується подій на дорозі та інших адміністративних порушень. Наприклад, під час паркування автомобіля на тротуарі будь-який очевидець може повідомити про інцидент через спеціальний додаток у смартфоні або ж порушення може зафіксувати автоматично локальна система відеоспостереження. Після чого штучний інтелект опрацьовує інформацію, приймає рішення й у разі доведення провини, автоматично списує суму штрафу з рахунка власника автомобіля, відстежує можливе оскарження в межах наявних процедур.

На вулицях стало безпечно. Цьому сприяв розвиток розподілених обчислень та систем відеоспостереження, зокрема за допомогою дронів та великої мережі камер із динамічним розпізнаванням осіб та номерів автомобілів, з аналізом даних, отриманих від мобільних операторів за місцезнаходженням громадян у районі скоєння злочинів.

У сфері public safety впроваджено багатоканальні системи екстреної допомоги та оповіщення — від смартфонів громадян до аларм-кнопок та систем eCall в автомобілях.

Упровадження технологій розподіленого реєстру (блокчейн) та розвиток напрацювань, що вже існують у сфері електронного уряду та урядування на національному рівні, дали змогу захистити цифрову ідентичність громадян та їх персональні дані від зловмисників, надавши потужного імпульсу для розвитку електронних послуг.

Упровадження технології блокчейн у державний земельний кадастр, державний реєстр прав на нерухоме майно тощо мінімізував доступ до цих реєстрів «чорних» реєстраторів і нотаріусів та повернув довіру громадян до держави.

Пілотні проекти електронного голосування на виборах із механізмами відповідного захисту голосів виборців через технологію блокчейн зробив фальсифікацію під час виборів неможливою.

Визначено правові засади для сфери криптовалют, упроваджено відповідне законодавство, регуляторні та інші правила функціонування (з урахуванням питань національної безпеки та  стабільності національної фінансової системи).

Реалізовуються проекти щодо токенізації державних активів (на прикладі родовищ природних ресурсів, об’єктів приватизації) та створення Національного блокчейну України («токен UA»), що дало змогу залучити мільярдні інвестиції в розбудову інфраструктури (зокрема цифрової) та створило можливості мікроінвестування для українців.

Розвивається інфраструктура електронної комерції та бізнесу. Цифрові платформи дають змогу бізнес-партнерам взаємодіяти один з одним, оминаючи архаїчні процедури паперового узгодження, підписування та візування контрактів та супутніх комерційних документів. У бізнесі курсують дані, а не папери.

Блокчейн зробив можливим стрімкий розвиток інфраструктури довіри (смарт-контракти). Бізнес тепер працює та взаємодіє швидше, заробляє більше, масштабується через Інтернет на увесь світ, капіталізує себе, інвесторів, країну.

Стандарти цифрової аутентифікації та електронних ключів гармонізовано зі світовими. Усі супровідні торгово-логістичні операції оцифровано (митні оформлення, узгодження експортних контрактів, ліцензійна діяльність, логістика тощо).

Цифровізація та штучний інтелект продовжують збільшувати ефективність бізнесу, зокрема в таких сферах, як бухгалтерський облік, юриспруденція, пошук кадрів.

За останні 10 років українці практично повністю перейшли від розрахунків готівкою (cash) до розрахунків електронних. Це стосується як великих міст, так і регіонів. Так звана cashless-економіка стрімко збільшила швидкість обігу грошей, наростила ділову активність. «Термінал не працює» або «ми приймаємо тільки готівку» стало історією. Тіньовий ринок готівкових коштів практично зник.

Так, держава, узявши на себе роль цифрового революціонера й першопрохідника, запустила в Україні процеси тотальної технологізації та цифровізації, забезпечила умови для інноваційного стрибка й перетворює Україну в технолідера світового масштабу із сильною інноваційною економікою та багатим суспільством. Ми втілюємо надсучасні ідеї, не боїмося експериментувати, створювати нові моделі, ринки, індустрії. Ми стали цікаві для світу.

Нестандартні підходи, креатив, драйв, технології, інновації та ідеї стали суттю наших дій, змін, ініціатив, реформ та трансформацій.

Вигоди від цифровізації мають усі — громадяни, бізнес, державні службовці, політики.

Покриття технологіями — всюди, впровадження технологій — наскрізне, використання технологій — постійне…

Цифрова країна планує своє наступне десятиліття успіху… орбітальна економіка… космос… зелена енергетика… автономні міста…

6.7.5 Цифрова економіка в Україні: місія, визначення KPI на 2030Е

Місія розвитку цифрової економіки в Україні:

• Здійснити технологічний стрибок української економіки. Перейти від використання до створення ресурсів (ключові ресурси — дані та електронні транзакції).
• Істотно підвищити конкурентоздатність української економіки на глобальних ринках.
• Створити умови для 10-кратного збільшення економіки за подальші 10 років.
• Створити нові можливості для бізнесу та громадян, а саме:
  • можливість створювати українцями власний бізнес, використовуючи свої інтелект та знання, за рахунок використання цифрових інфраструктур та цифрових платформ;
  • можливість швидко, зручно, дешево розвивати, масштабувати та капіталізувати бізнес;
  • можливість для кожного українця стати генератором «власного ВВП» як частини ВВП країни.

Цілі цифровізації:

1. Відкрити двері до високотехнологічних ініціатив, виробництв, стати полігоном реалізації проектів цифрових трансформацій в інфраструктурі, індустріях та сферах життя.
2. Закласти основу для трансформації секторів економіки в конкурентоспроможні та ефективні (технологізація, цифровізація бізнесу, промисловості).
3. Залучати інвестиції та стимулювати довгострокове економічне зростання на рівні 10–12% на рік.
4. Створити нові можливості для реалізації людського капіталу, розвитку інноваційних, креативних та цифрових індустрій та бізнесу.
5. Розвинути та захопити світове лідерство щодо експорту цифрової продукції та послуг.

I. Частка цифрової економіки у ВВП 2030Е

В Україні відсутня модель обрахування економічного впливу інформаційно-комунікаційних технологій (ІКТ) на ті чи інші індустрії та сфери життя. Чинна система цифрової статистики стосується лише кількості імпортованих у країну техніки й обладнання та обсягу експорту послуг ІТ-компаній. Також відсутні офіційні дані щодо покриття території країни цифровими інфраструктурами та рівня споживання відповідних послуг.

Проте розгляньмо лише сукупний обсяг ІКТ-обладнання та послуг, спожитих в Україні 2018 року, — він становить орієнтовно 1 млрд 560 млн дол. (за оцінками International Data Corporation). Для прикладу, економіка Польщі 2018 року спожила ІТ-продукції на 6,5 млрд дол.

Це означає, що економіку України недофінансовано з погляду споживання нею технологій, тобто темпи та масштаб модернізації галузей економіки та сфер життя набагато нижчий, аніж у сусідів. Загалом за рівнем споживання ІКТ-продукції та послуг можна зробити висновок про рівень модернізації країни та рівень її продуктивності та ефективності, а отже — конкурентоздатності.

Для досягнення ВВП $1 трлн у 2030Е рівень споживання ІКТ-продукції має істотно піднятися протягом найближчих років, насамперед за рахунок упровадження масштабних національних проектів цифрових трансформацій — від пріоритетних галузей економіки до таких сфер життя, як медицина, освіта, транспорт, екологія, туризм тощо.

KPI цифровізації української економіки

Джерело: оцінка експертів ініціативи «Цифрова адженда України», ГС «Хай-Тек Офіс Україна», ГС Digital Transformation Institute

Вплив цифровізації визначається доданою вартістю, що її digital створює для кожної галузі економіки або сфери життя на макрорівні або для конкретного продукту чи послуги — на мікрорівні.

На макрорівні ця додана вартість складає відповідну частку зростання ВВП (% від загального ВВП). Саме ця кумулятивна частка і є цифровою економікою як частиною традиційно-аналогової економіки.

Саме тому цифрова економіка — це не стільки ІКТ-індустрія, представлена ІКТ-компаніями, а всі інші індустрії та сфери життя, що є користувачами ІКТ-технологій: фінансова сфера, агросектор, промисловість, транспорт, медицина, страхування, туризм та десятки інших.

Офіційна статистика не обраховує обсягу цифрової економіки в Україні. Тому ми ставимо KPI, наведені нижче в таблиці, виходячи з власних оцінок (що базуються на численних дослідженнях міжнародних організацій щодо впливу цифровізації).

Частка цифрової економіки у ВВП України (KPI)

Джерело: оцінки та розрахунки експертів ініціативи «Цифрова адженда України» на підставі даних World Economic Information technology Report (DEF).

II. Розвиток цифрової інфраструктури в 2030Е

Показники цифрового розвитку варто розглядати через такі напрямки:

• покриття (penetration/coverage) цифровими інфраструктурами;
• поглинання (absorption), тобто рівень використання цифрових технологій (клаптевий чи глибинний, поверхнево чи в ключових бізнес-процесах);
• частота користування (intensity).

На прикладі Інтернету у школах зазначені показники читаються таким чином:

• Підключено до Інтернету кабінет директора чи кожен клас та кожен учбовий планшет?
• Інтернет використовується в навчальному процесі та на кожному уроці чи лише на уроці інформатики та на перервах для дозвілля?
• Учні та вчителі використовують Інтернет зрідка чи регулярно?

Однак саме покриття є ключовим питанням в Україні, оскільки саме з нього починається розповсюдження технологій та використання їх користувачами.

KPI розвитку цифрових інфраструктур до 2030Е

1. Послугу фіксованого високошвидкісного Інтернету (broadband) визначено з погляду технічних параметрів та законодавчо закріплено як «стандартну послугу ШПД» не нижче за 1 Гбіт/с (для мобільного та супутникового зв’язку визначається відповідно до класу задіяних технологій).
2. Запроваджено ефективні моделі державно-приватного партнерства для форсованого розвитку національних цифрових інфраструктур. Обсяг приватних та державних інвестицій у цю сферу сукупно складає до 16 млрд дол. до 2030Е (оцінки експертів ініціативи «Цифрова адженда України»).
3. 70 млрд дол. сукупно до 2030Е складають проекти цифровізації бізнесу та промисловості (оцінки експертів ініціативи «Цифрова адженда України»).
4. До 95% громадян є активними користувачами високошвидкісного Інтернету.
5. Кожні 9 із 10 домоволодінь у сільській місцевості підключено до високошвидкісного Інтернету.
6. Запроваджено програму адресної підтримки підключення малозабезпечених громадян до цифрових інфраструктур, особливо у сільській місцевості.
7. 99% усіх автомобільних та залізничних магістралей та принаймні 95% сільської місцевості покрито технологіями мобільного Інтернету.
8. Підключення фізичної інфраструктури (міської, транспортної тощо), новобудов та квартир до високошвидкісного Інтернету — стандарт.
9. Функціонують принаймні три національні телекомунікаційні мережі Інтернету речей, а сукупна кількість сенсорів та датчиків складає 5 млрд.
10. 100% закладів обслуговування громадськості — від транспорту до салонів краси — надають громадянам можливість безготівкових розрахунків.
11. Обсяг безготівкових операцій складає 90% від усіх.
12. 99,9% громадян мають цифрову ідентифікацію та технічні можливості користуватися довірчими послугами.
13. Діють принаймні п’ять повноцінних технологічних виробництв цифрових технологій та пристроїв за участі глобальних лідерів IT-індустрії та локального бізнесу.

KPI розвитку цифрових інфраструктур до 2030Е

III. KPI розвитку та проникнення цифрових навичок і компетентностей в Україні 2030Е:

• 80% громадян віком 50–60 років — повне володіння базовим рівнем цифрових навичок
• 90% громадян віком 30–50 років — повне володіння середнім рівнем цифрових навичок
• 99% громадян віком 15–30 років — повне володіння просунутим рівнем цифрових навичок
• 99% громадян віком 5–15 років — повне володіння дитячим пакетом цифрових навичок

Цифрові навички (Digital Quotient, або DQ) — це навички щодо цифрових технологій, тобто цифровий інтелект (за аналогією з IQ або EQ, які використовуються для вимірювання рівня загального та емоційного інтелекту).

DQ містить три рівні:

• Базовий рівень: цифрове громадянство, тобто використання цифрових технологій у повсякденному житті, для взаємодії один з одним, спілкування, перегляду цифрового контенту тощо;
• Середній рівень: цифрова творчість, тобто використання цифрових технологій для створення контенту, медіа, застосувань тощо;
• Просунутий рівень: цифрове підприємництво, тобто використання цифрових технологій для бізнесу, професійної діяльності тощо.

Дитячий пакет: індивідуальні комбінації базового, середнього та просунутого рівнів відповідно до схильності та потреб дитини.

KPI розвитку цифрових компетентностей громадян до 2030Е

1. У 15 разів зросла кількість учнів середньої школи за STEM-спеціальностями (Science, Technology, Engineering and Mathematics), випускників вищої освіти — у 10 разів.
2. Створено п’ять повноцінних національних університетів технологій, цифровізації та інновацій, загальна кількість студентів складає 15 000 осіб. Здійснено трансфер методик викладання (франшизи) принаймні від трьох світових технологічних дослідницьких вузів (МТІ тощо).
3. Принаймні дві кафедри створив кожний обласний центр на базі наявних вищих навчальних закладів із таких дисциплін, як «цифрові трансформації та економіка», Big Data, «Інтернет речей», «Індустрія 4.0»., «дизайн та проектування інформаційно-комунікаційних систем», «інноваційне підприємництво та менеджмент» тощо.
4. Розроблено та офіційно введено в навчальний процес карту цифрових компетентностей відповідно до європейської DigiComp 2.0, що включає 26 цифрових компетентностей.
5. 95% молоді віком від 16 до 20 років володіють базовими цифровими компетентностями, реалізовуються національні програми цифрової адаптації для громадян віком від 50 років.
6. Приватні оператори неформальної освіти користуються інструментами державно-приватного партнерства та відповідними фінансовими стимулами від держави для масштабування своїх навчальних мереж у регіони.
7. Державний реєстр професій включає принаймні 100 цифрових професій.

IV. KPI розвитку цифровізації бізнесу та промисловості (Індустрія 4.0) до 2030Е

1. 99% українського бізнесу використовують цифрові платформи економічно-господарської взаємодії (e-business): електронні рахунки та електронні (смарт) контракти, електронні податкові та митні документи, електронні можливості кредитування тощо. Паперовий документообіг між суб’єктами бізнесу складає мінімальні 2–3%.
2. Упроваджено принаймні вісім дорожніх карт цифрової трансформації ключових індустрій (т. з. Industry DX): в агросекторі, машинобудуванні, туризмі, легкій промисловості, харчовій та переробній промисловості, енергетиці, гірничо-добувній промисловості, оборонній сфері.
3. 50% складає частка високотехнологічного експорту в випуску промислової продукції.
4. Кількість інжинірингових та R&D центрів — принаймні 10 із загальним обсягом інвестицій — до 1 млрд дол.
5. Відтік інженерних кадрів промислового спрямування зменшено удесятеро.
6. 100% промислових стандартів Індустрії 4.0., гармонізованих з ЄС.
7. 20-кратне зростання кількості підприємств, що випускають smart (digital) products (станом на 2018 рік, 30–40 підприємств, за даними АППАУ).

V. KPI реалізації проектів цифрових трансформацій до 2030Е

1. 200 українських міст перейшли на цифрові платформи управління містом, інфраструктурою та обслуговуванням громадян.
2. 100% ключових вузлів транспортної інфраструктури, туристичних маршрутів, природних заповідників, об’єктів культури та історії, дозвілля та відпочинку покрито бездротовими мережами Wi-Fi.
3. 100% українських шкіл повноцінно використовують Інтернет та цифрові технології в навчальному процесі.
4. Запроваджено інтелектуальні системи громадської безпеки та відповідні цифрові системи координації діяльності оперативних, чергових, диспетчерських та муніципальних служб. Кількість нещасних випадків зменшено в 15 разів.
5. 70% працівників бізнесу та державного сектору використовують технології цифрових робочих місць.
6. На 80% зменшилися вранішні та вечірні автомобільні затори у великих містах завдяки технологіям цифрових робочих місць разом з інтелектуальними системами управління дорожнім трафіком.
7. 99% селищ мають можливість використання телемедичних та інтелектуальних систем взаємодії та отримання медичних послуг.

VI. Україна в рейтингах — KPI 2030Е

^* Digital Economy and Society Index (EU) рахується тільки по країнах-членах ЄС

Джерело: «Цифрова адженда України»

6.7.6 Роль держави в досягненні KPI

I. Роль держави

Для розвитку інноваційної економіки, цифрової модернізації та трансформації держава повинна взяти на себе відразу декілька ролей:

• лідер та експериментатор;
• регулятор і захисник;
• популяризатор.

Держава як лідер та експериментатор

Закупівлі

Потрібно залучати інноваційні та ІТ-компанії до проведення цифрової трансформації державних органів та підприємств. Для цього слід удосконалити механізми закупівель інноваційних рішень через систему ProZorro, які нині орієнтуються здебільшого на цінову конкуренцію та передбачають наявність ринку. Крім того, потрібно розробити ефективну модель перевірки виконання контрактів постачальниками цифрових сервісів, продуктів і послуг.

Закупівлі слід зробити ітеративними (короткими циклами) зі швидкими циклами зворотного зв’язку для швидкої зміни й удосконалення цифрових продуктів.

Держава повинна ставати відкритішою й інтегрувати у свої процеси послуги приватних компаній через онлайн-інтерфейси (API). Для цього потрібно розробити єдині стандарти підключення. Залучення нових учасників допоможе сформувати розвиненішу екосистему створення цифрових інновацій.

Цифра як стандарт

Потрібне прийняття принципу впровадження цифрових послуг, як стандартних (digital by default) — скрізь, де державні послуги, процеси, системи можна реалізувати в цифровому форматі, відповідно, перевагу віддавати завжди йому.

Усі наявні паперові та аналогові процеси слід перевести в цифрові, усі нові — від початку реалізовувати в цифровому форматі. Крім того, слід стимулювати й заохочувати користувачів до цифрової взаємодії з державою.

Важливо також прийняти політику щодо наявних legacy-систем, на які часто накладають нові розробки. Це спричинює використання застарілих технологій і відмінності між платформами та рішеннями в  різних державних установах. Відмова, де це можливо, від застарілих розробок і створення нових цифрових платформ збільшить інтероперабельність і відкритість державних органів і підприємств.

2017 року Україні передано ліцензію естонської платформи X-Roads (назва в Україні — «Трембіта», згідно з даними Державного агентства з питань електронного урядування), що повинна об’єднати й гармонізувати різні бази даних державного та приватного секторів. Однак нині її поки повністю не розгорнуто, оскільки ще триває процес підключення державних відомств.

Доступ до даних

Одне з найважливіших значень для розвитку цифрової економіки мають дані. Доступ до публічних, професійних, промислових та інших даних (державних, муніципальних) є важливим інструментом для появи нових продуктів та сервісів, тобто безпосередньо впливає на економічне зростання. Згідно з дослідженнями Bughin, вільний обіг даних у країнах ЄС може сприяти кумулятивному зростанню економіки ЄС на 0,5–1%.

В Україні з 2015 року діє закон про доступ до публічної інформації, згідно з яким публічні дані державних органів і підприємств повинні бути доступні онлайн. За інформацією TAPAS, 2017 року економіка України отримала понад $700 млн завдяки використанню opendata. Прогноз зростання — до $1,4 млрд до 2025Е.

Дані стають основою багатьох цифрових сервісів і продуктів, робота з великими масивами допомагає зробити R&D ефективнішими та  результативнішими, динамічніше за наявності даних розвиваються технології штучного інтелекту й предиктивної аналітики. Щоб скористатися всіма перевагами аналізу, мають бути доступними великі обсяги даних (Big Data).

Держава повинна відігравати роль одночасно й користувача даних, і ключового їх постачальника для приватного сектору. Нині якість і обсяги даних, що їх надають українські державні установи, недостатні, про що свідчить Open Data Barometer, в якому серед 30 досліджуваних країн Україна посідає 18-те місце. В іншому ж, схожому, рейтингу — Global Open Data Index — в України 31-ше місце з 94.

Відкриті неперсональні дані повинні стати якіснішими — в належному для опрацювання вигляді, із зазначенням основних індикаторів (легендами даних).

Уряду також потрібно стимулювати та створювати умови обміну даними між компаніями приватного сектору, гарантуючи одночасно безпеку та конфіденційність таких даних. Наприклад, уводити податкові пільги або робити пріоритетними партнерами компанії, готові ділитися неперсональними даними з іншими компаніями через державні цифрові платформи.

Як стимул варто розглянути ідею оплати податків за допомогою даних.

Потрібно також враховувати, що обмін даними може бути пов’язаний із істотними витратами для їх власників. Це може знизити стимули для забезпечення передавання даних і порушити питання про те, хто повинен нести витрати на розроблення й підтримку механізмів передавання. Тому можуть знадобитися державні ініціативи, які сприяють перенесенню даних. В ЄС, наприклад, обмін даними між компаніями почали з розроблення кодексів поведінки постачальників.

Держава своєю чергою може створити безпечні цифрові платформи для зберігання, передавання й адміністрування даних громадян. Такі платформи дадуть громадянам змогу керувати своїми даними й налаштовувати права доступу до них із боку державних установ і приватних компаній. Крім того, державі потрібно розробити правила управління персональними даними для користувачів на таких платформах. За приклад може слугувати спільний проект Амстердама й Барселони, який фінансує Європейський Союз, — DECODE. Це цифрова платформа на базі блокчейн, що дає змогу користувачеві встановлювати правила використання його даних.

Важливим питанням у роботі з даними є ступінь їх захисту. Саме на цьому варто зосередити увагу державі під час створення цифрових платформ і надання доступу до персональних, але не персоніфікованих даних. Що вищою буде довіра в громадян, то більшою буде їхня готовність ділитися своєю інформацією.

Державі потрібно відкрити доступ до будь-яких своїх даних, які не стосуються питань національної безпеки та не порушують права громадян на приватне життя. Нині в Україні доступні далеко не всі дані держустанов, які могли би бути відкриті. Наприклад, у сфері охорони здоров’я державний Портал відкритих даних пропонує тільки доступ до Єдиного державного реєстру нормативно-правових актів. У той час як, наприклад, Ізраїль уже зараз оцифровує медичні записи своїх громадян, щоб зібрану базу даних без персоніфікації пацієнтів надавати вченим і медичним компаніям, які її використовуватимуть у процесі розроблення нових ліків й індивідуального догляду.

Ще однією функцією держави в роботі з даними повинні стати програми навчання підприємців та дослідників про те, які дані державних установ є, де їх знайти, як із ними працювати. Також слід самим державним органам і компаніям нарощувати компетенції в data science та artificial intelligence.

Інфраструктура

Цифрова інфраструктура, як і дані, створює умови та формує екосистему розвитку цифрових інновацій. Держава має важливе значення у створенні як твердої, так і м’якої інфраструктури. Широкосмуговий доступ із використанням фіксованих та мобільних технологій (4G, 5G) має стати пріоритетним напрямом розвитку твердої інфраструктури. Швидкість, кількість підключень та обсяги передавання даних мають критично важливе значення для Індустрії 4.0 і цифрових сервісів, що ґрунтуються на технологіях AI та предиктивній аналітиці.

Ширший погляд на інфраструктуру свідчить про потребу розвитку, зокрема, і т. з. аналогової інфраструктури інновацій, наприклад кластерів. Кластери об’єднують у собі відразу декілька важливих елементів екосистеми — R&D-центри, лабораторії, інкубатори, акселератори, навчальні заклади, венчурні фонди, інноваційні команди, технологічний бізнес, а також індустрію. Один із варіантів кластера — міжгалузеві альянси. Як-от, наприклад, Європейський автомобільно-телекомунікаційний альянс, що охоплює операторів зв’язку, виробників автомобілів, дослідницькі центри, інноваційні компанії. Альянс розробляє рішення для безпілотних автомобілів, автономного водіння тощо.

Держава може стимулювати створення таких кластерів та альянсів через податкові пільги, спрощення регулювання, гармонізацію стандартів і створення цифрових платформ. Такі платформи забезпечують ширшу співпрацю між секторами й компаніями, виконують функцію взаємодії корпорацій та стартапів. Держава тут виступає як гарант й фасилітатор, допомагає стартапам у структуруванні угод, бере на себе просування платформи й залучення інноваційних компаній, заохочує обмін даними. Прикладом успішного функціонування може бути європейська платформа відкритих інновацій Startup, яку фінансує Європейська комісія.

Держава як регулятор і захисник

Розвиток цифрової економіки залежить здебільшого від регуляторної політики держави та створення сприятливих умов для всіх основних стейкхолдерів — інноваторів, інвесторів, корпорацій. Поле, де держава може впливати, досить широке — від забезпечення правового захисту до прямого фінансування. Основними завданнями держави є: нормативно-правове регулювання (зокрема стандартизація), підготовка й перепідготовка кадрів, а також забезпечення доступу до капіталу.

Найпроблемнішими щодо ведення бізнесу питаннями в країні досі є відсутність верховенства права й корумпованість судової системи, що спричинює низьку інвестиційну привабливість і небажання інноваторів отримувати патенти й розвивати бізнес в Україні. Крім того, є ряд питань, що істотно зменшують темпи розвитку цифрових послуг, продуктів і сервісів. Частково це недосконалість трудового й міграційного законодавства, закону про банкрутство й електронні гроші, надмірне регулювання валютних операцій, труднощі під час закриття бізнесу, низький рівень захисту інтелектуальної власності тощо.

Законодавство

Дані OECD свідчать про те, що на спроможність економік отримувати вигоду від (цифрових) інновацій та швидше масштабуватися в разі успіху впливає рівень зарегульованості ринку. За інтегральним показником Doingbusiness, що свідчить про легкість ведення бізнесу, Україна 2018 року посіла 76-те місце із 190 країн. Найнижчі показники в нас у субіндексі «Банкрутство» — 149-те місце. Спрощення процедури банкрутства дуже важливе для інноваційного високоризикового бізнесу, де рішення про закриття компанії в разі провалу потрібно приймати швидко. Прораховуючи ризики відкриття бізнесу в Україні, нині підприємець або інвестор повинен враховувати витрати на ліквідацію компанії, які становитимуть близько 40% ліквідаційної вартості, а сама процедура може тривати до трьох років.

Приблизно ті ж побоювання в інноваційного підприємця або венчурного інвестора — щодо витрат на оплату праці персоналу під час вимушеного закриття бізнесу. Жорстке трудове законодавство негативно впливає на (цифрові) інновації, оскільки збільшує очікувані витрати на скорочення (або припинення) інноваційного проекту або бізнесу, які виявляються невдалими і, отже, перешкоджають експериментам із невизначеними технологіями та організаційними змінами. Крім того, є також дані, які свідчать про те, що транснаціональні корпорації зазвичай концентрують свою радикальнішу інноваційну діяльність у країнах із м’якшим трудовим законодавством.

Проблему корумпованості суддів можна тимчасово й локально розв’язати шляхом створення окремих юрисдикцій за англо-саксонською системою права та з британськими суддями на території інфраструктурних об’єктів розвитку інновацій, зокрема кластерів або інноваційних парків. Це забезпечить захист прав власності інвесторів та інноваційних компаній, а також зменшить ризики ухвалення неправомірних судових рішень. Такі юрисдикції є на території фінансових центрів у Дубаї та Астані.

Стандартизація та інтероперабельність

Проблема сумісності даних є другою за значущістю після проблем із безпекою під час впровадження IoT на виробництві, про що свідчить опитування керівників компаній, здійснене Світовим економічним форумом. Більше того, згідно з дослідженнями, більшість даних, що їх генерують датчики, не доходить до осіб, які приймають операційні рішення, саме через проблеми сумісності. Справді, більшість постачальників рішень для IoT, які працюють за моделлю «платформа як послуга» (PaaS), мають свої власні стандарти роботи з даними. У такій ситуації відсутність відкритих стандартів для хмарних обчислень є ключовою проблемою. Додатки, розроблені для однієї платформи, неможливо легко перенести на хмарний хост-сервер іншого постачальника. Це означає, що компанії-клієнти можуть стати надзвичайно залежними від постачальника та вразливими щодо підвищення цін. Отже, потрібно вводити не лише стандарти сумісності API, а й відкритіші стандарти для форматів даних (ураховуючи метадані).

Державі слід виступити з ініціативою і як мінімум гармонізувати стандарти й технічні регламенти з ЄС, прийняти всі міжнародні стандарти, які утворюють загальновизнану основу Індустрії 4.0, стандартизувати API всіх державних послуг. А також підтримати діяльність технічних комітетів, які візьмуть участь у розробленні нових стандартів, що належать до цифрових сервісів, послуг і продуктів.

Освіта

Освіта — це один із базових елементів екосистеми (цифрових) інновацій та цифрової економіки загалом. Створення, залучення й утримання достатньої кількості спеціалістів, які володіють новими технологіями, потрібне для досягнення конкурентної переваги в цифровому світі. З появою нових технологій виникає попит на нові компетенції. Зростає дефіцит кваліфікованих працівників, набуття цифрових навичок стає базовою потребою. Наприклад, нині саме брак кадрів є однією з основних перешкод розвитку AI: за даними WEF, у всьому світі сьогодні не більше 22 000 спеціалістів рівня PhD у цій сфері й лише у США налічують понад 10 000 відкритих вакансій. Дані дослідження McKinsey свідчать про те, що в Європі до 2030 року робочий час, проведений із використанням інноваційних технологічних навичок, збільшиться на 20%, а з використанням базових технологічних компетенцій — на 65%. Відповідно до цього ж дослідження, за подальші 10 років 90% робочих місць потребуватимуть цифрових навичок. Попит також зросте на працівників із соціальними й емоційними навичками — приблизно на 22% в усіх галузях промисловості Європи до 2030 року.

Дані OECD свідчать про потребу в розвитку «твердих» навичок, зокрема: розроблення програмного забезпечення, управління базами даних, машинне навчання, статистика, а також навички зі STEM-предметів. Також слід звернути увагу на розвиток«підприємницьких» навичок — управління бізнесом, маркетингу та фінансів, а також «м’яких» навичок, зокрема спілкування, комплексного розв’язання проблем, критичного мислення та креативності.

Освіта повинна бути неперервна й відбуватися впродовж усього життя людини — від початкової школи до виходу на пенсію. Для цього потрібно діяти у трьох напрямах: традиційна формальна освіта (від початкової школи до вишів), неформальна освіта й підвищення кваліфікації, а також перепідготовка. Держава, крім забезпечення традиційної освіти, також може стимулювати приватний сектор надання неформальної освіти своїм працівникам.

У галузі формальної освіти державі потрібно поліпшити її якість і внести зміни до навчальних програм:

1. Початкова й середня освіта:
   • з молодших класів проводити навчання із відповідального використання нових технологій через обговорення їх цінностей, переваг і ризиків — від обміну даними і цифрових відбитків до кіберзлочинності й шахрайства;
   • забезпечити, щоб дані й технології були інтегровані в усі предмети, наприклад, уроки історії могли б охоплювати історію технологій, а уроки географії — завдання із мапування міграції;
   • сфокусувати школи на викладанні творчих і експериментальних аспектів науки, алгоритмічного мислення, розв’язання проблем і комп’ютерної логіки з прикладами програмування; використовувати онлайн-класи для масштабування;
   • упроваджувати й використовувати дедалі більше цифрових навчальних програм за допомогою стандартних онлайн-тренінгів;
   • запроваджувати у школах навчання підприємницьких навичок на базі методологій, які використовують інкубатори й акселератори.
2. Вища освіта:
   • налагодити співпрацю між Міністерством освіти і науки та індустрією інформаційних технологій для залучення до освітнього процесу фахівців-практиків у галузі ІТ;
   • запустити платформу стратегічної комунікації й обміну інформацією між вишами та ІТ-галуззю для формування актуальної бази знань і запитів на фахівців;
   • проводити хакатони та змагання стартапів у межах навчальних програм;
   • вивчити кращі практики, розробити й запровадити курси за новими технологіями, зокрема: Data Science, AI, Robotics, IoT, Blockchain, Cybersecurity, AR, VR тощо;
   • популяризувати серед майбутніх абітурієнтів спеціальності зі STEM-предметів;
   • закцентувати більше уваги на розвитку підприємницьких навичок (інноваційний менеджмент, інвестиції, фінанси, маркетинг); підвищувати обізнаність про нові бізнес-можливості, які відкриває цифровий світ; розвивати «м’які» навички — лідерство, комунікації, критичне мислення, креативність тощо;
   • запустити загальнонаціональну програму базової цифрової освіти в межах перекваліфікації та післядипломного навчання;
   • сформувати центри трансферу технологій на базі університетів.
3. Стимулювання й заохочення приватних компаній в розробленні навчальних програм для працівників:
   • компаніям потрібно створювати програми навчання цифрових навичок для людей будь-якого віку, використовуючи можливості й концепції дистанційного навчання, у партнерстві з академічними установами та інноваційними стартапами, а також створювати культуру, в якій навчання й підвищення кваліфікації заохочують та визнають;
   • держава також може заохочувати стартапи наймати досвідчених людей без підприємницьких навичок або галузевих знань (наприклад, для виконання функції підтримки, зокрема у продажах, маркетингу або для підтримки клієнтів) для перепідготовки й підвищення їхньої кваліфікації на роботі в компаніях, яким потрібні ресурси для створення нового бізнесу;
   • стимулювання створення інкубаторів та акселераторів, які допомагають молодим підприємцям у відкритті, запуску й подальшому зростанні ІТ-стартапу.

Доступ до капіталу

Згідно з даними звіту Worldwide R&D incentives reference guide 2014-2015 (Ernst & Young), що їх було отримано з 23 розвинених (і тих, які розвиваються) країн, найпоширенішими інструментами прямої підтримки (цифрових) інноваційних підприємств є державні гранти для реалізації інноваційних проектів (інструменти використовують у 25 країнах), зменшення податкової ставки (у 24 країнах), податковий кредит (у 22 країнах), прискорена амортизація обладнання, яке використовують на інноваційному виробництві (у 17 країнах), а також податкові канікули для нових інноваційних компаній (у 15 країнах). Загалом експерти визначили 16 стандартних інструментів заохочення інноваційної діяльності, до того ж кожна з досліджуваних країн має свій унікальний набір таких інструментів, зумовлений особливостями місцевої економічної та політичної ситуації.

Для переходу до цифрової економіки українському бізнесу й підприємництву потрібно надати доступ до капіталу. Це можна зробити через державну підтримку за допомогою податкових і фінансових інструментів, а також створити умови для вільного залучення венчурних інвестицій. З огляду на це державну політику можна умовно розділити на пряму підтримку інноваційних підприємств і підтримку розвитку ринку венчурного капіталу.

На початковому етапі інноваційного циклу найнекомфортнішим податком для інноваційних підприємств є нарахування на фонд заробітної плати. Податкове стимулювання інноваційних підприємств на цьому етапі доцільно проводити через ліквідацію або скорочення таких нарахувань. На пізніших етапах — на стадії масштабування та  промислового виробництва —значущішими стають змінні податки, отже, на цьому етапі ефективним буде податкове стимулювання через ПДВ і податок на прибуток.

Формами державного податкового стимулювання розвитку цифрових інновацій та цифрової економіки загалом можуть бути:

• уведення інвестиційного податкового кредиту;
• упровадження прискореної амортизації основних фондів, які використовують для реалізації інноваційних проектів;
• звільнення від сплати ПДВ і ввізного мита імпортованого нового обладнання й комплектуючих, а також матеріалів, які не виготовляють в Україні і які слід використати для високотехнологічного виробництва й цифрової трансформації;
• списання витрат на проведення R&D на собівартість продукції;
• застосування податкових канікул для інноваційних підприємств/проектів із цифрової трансформації;
• зменшення нарахувань на фонд заробітної плати для суб’єктів господарювання, які реалізують інноваційні програми (проекти) цифрових перетворень;
• урахування витрат, спрямованих суб’єктами господарювання на фінансування інноваційних програм (проектів) цифрових перетворень, до складу валових витрат;
• зниження ставки єдиного внеску на загальнообов’язкове державне соціальне страхування для суб’єктів господарювання, які реалізують інноваційні програми (проекти) цифрових перетворень, частка витрат яких на оплату праці в собівартості продукції, робіт або послуг перевищує 50%;
• урахування вартості засобів інформаційно-комунікаційних і цифрових технологій, придбаних фізичними особами для особистого користування, до складу податкового кредиту під час нарахування податку на доходи фізичних осіб.

Крім пільгового оподаткування, держава може безпосередньо фінансувати пріоритетні проекти, а також розвивати ринок венчурного капіталу. У цьому напрямі може бути зроблено такі кроки:

• надання державних грантів для підтримки проектів цифрових інновацій та цифрової трансформації підприємств;
• створення Фонду фондів для спільного державно-приватного венчурного інвестування;
• законодавче забезпечення умов входження у венчурні фонди інституційних інвесторів, наприклад пенсійних і страхових фондів, банків;
• зниження порога входу для приватного венчурного інвестора у венчурний фонд;
• посилення правового захисту міноритарних інвесторів;
• розвиток фондового ринку;
• створення нормативно-правової бази для інноваційних інструментів фінансування, таких як ICO.

Держава як популяризатор

Державі потрібно взяти на себе роль популяризації та формування культури цифрових перетворень та інновацій. Згідно з опитуванням Kane et al., більша частина керівників менш зрілих у цифровому плані компаній вказали на страх перед ризиком як серйозний бар’єр для цифрової трансформації. Це свідчить про те, що держава й бізнес-лідери повинні створити культуру цифрових змін, що заохочує прийняття ризиків.

У суспільстві слід сформувати думку про цифровізацію як про неминуче майбутнє, в якому кожен матиме змогу самореалізації. Важливо культивувати образ підприємця та створювати культуру, що заохочує прийняття ризиків. Для цього держава повинна створювати й тиражувати контент про історії успіху українських підприємців, у такий спосіб формуючи рольові моделі для майбутнього покоління.

Отже, держава повинна стати ініціатором цифрових інновацій в Україні й активно брати участь у кожному етапі їх створення — від фінансування прикладних досліджень до формування нових ринків.

Держава повинна показувати приклад і бути лідером цифрових трансформацій, упроваджуючи цифрові сервіси у своїй роботі й під час надання послуг громадянам.

Зрештою держава повинна стати замовником і першим покупцем інновацій та цифрових сервісів, що буде поштовхом для утворення нових ринків.

6.7.7 Перелік ініціатив та проектів для досягнення KPI

I. Перелік ініціатив та проектів для досягнення KPI. Тверда інфраструктура

Джерело: оцінки експертів «Цифрова адженда України», ГС «Хай-Тек Офіс Україна», Ukrainian Institute for the Future

II. Перелік ініціатив та проектів для досягнення KPI. М’яка інфраструктура.

Джерело: оцінки експертів «Цифрова адженда України», ГС «Хай-Тек Офіс Україна», Ukrainian Institute for the Future

6.7.8 Проекти цифрової трансформації в Україні

Системна реалізація національних проектів цифрових трансформацій — ключовий показник упровадження реальних структурних змін у таких сферах:

1. Громадська безпека та захист
2. Охорона здоров’я
3. Система освіти
4. Державне управління
5. Електронне урядування
6. Електронна ідентифікація
7. Електронна демократія
8. Екологія та охорона навколишнього середовища
9. «Розумні» міста (смарт-сіті)
10. Електронні платежі та розрахунки (cashless economy)
11. Соціальна сфера
12. Електронна митниця
13. Електронна комерція
14. Нові методи роботи, цифрові робочі місця

1. Громадська безпека та захист

Метою трансформації сфери громадської безпеки є підвищення рівня правопорядку, комфортного та безпечного життя громадян.

Цифрові проекти в секторі мають бути спрямовані на:

• безпеку дорожнього руху: координацію руху транспорту на дорогах, моніторинг небезпечних перехресть та транспортних магістралей, паркувальних майданчиків; виявлення порушень Правил дорожнього руху, керування роботою світлофорних об’єктів; оперативне реагування на аварії тощо.
• забезпечення охорони життя та здоров’я кожної людини через спеціалізовані веб-сервіси (адаптовані до мобільних платформ: Android, iOS тощо) Ці сервіси дадуть громадянам можливість отримувати оперативну інформацію про загрози кримінального й техногенного характеру, повідомляти в режимі тривожної кнопки про виявлені порушення.
• покращення доступу громадян до екстрених служб реагування (екстреної служби 112).

Цифрові системи громадської безпеки до 2030Е мають стати аутсорсинговими можливостями для бізнесу, а державні установи (і не тільки вони) — замовниками аутсорсу, котрі сплачують відповідні кошти за сервісні послуги управління, розвитку та супроводу відповідних систем.

Створення інвестиційних можливостей у цій сфері (наприклад на базі концесій тощо) дасть можливість кардинально пришвидшити впровадження зазначених систем на місцевому, регіональному та національному рівнях, залучити кращий світовий досвід, фахівців.

2. Сфера охорони здоров’я

Цифрова медицина повинна забезпечувати онлайн-взаємодію між пацієнтами, медичними працівниками та установами за допомогою цифрових технологій.

Необхідна умова на шляху досягнення зазначеної мети — створення національної системи Electronic Health Record (EHR). EHR — динамічний набір систематизованих електронних даних про стан здоров’я окремого пацієнта, що забезпечує інформаційний обмін між учасниками процесу виробництва та споживання медичних послуг.

Ключові етапи створення EHR:

1. Створення та затвердження національних стандартів цифрової медицини.
2. Упровадження Computerized Medical Record: систематична робота щодо оцифровування даних медичних карт, запровадження архівно-резервних функцій.
3. Упровадження Electronic Medical Record: медичні карти пацієнтів ведуться лікарем в електронній формі, до них підв’язані, зокрема, оцифровані архівні медичні картки. Дублікати на паперових носіях не потрібні.
4. Упровадження Electronic Patient Record: дані пацієнта з різних медичних закладів зберігаються в уніфікованій формі в одній базі даних, тобто Electronic Medical Record із різних медичних закладів об’єднуються в одній базі даних, таким чином, кожен лікар зі свого терміналу може отримати доступ та можливість внесення даних. Це стосується і даних, які пацієнт заносить до програми самостійно.
5. Упровадження Electronic Identifiers: ідентифікація користувачів системи eHealth.

3. Сфера освіти

Стрімке розповсюдження цифрових технологій робить цифрові навички (компетентності) громадян ключовими серед інших навичок.

Навчання за принципом «знати все» змінюється на принцип «знати, як навчатися протягом життя та стати самореалізованим та конкурентоздатним».

Робота з інформацією на принципах запам’ятовування поступово втрачає сенс через розвиток Інтернету як глобального джерела інформації.

Цифрову трансформацію в освіті необхідно проводити в усіх напрямках, включаючи середню школу й вищі навчальні заклади.

Цифровізація середніх шкіл має реалізовуватися за такими напрямками:

• Доступ до технологій:
  • — доступ учнів до технологій (Student Accessibility).
  • — доступ учителів до технологій (Teacher Accessibility).
  • — доступ адміністраторів шкіл до технологій (Administration Accessibility).
• Шкільний Інтернет (моделі Fiber-to-the-Building та Wi-Fi).
• Цифровий мультимедійний контент.
• Цифрові компетенції та грамотність викладачів (фасилітаторів, коучів) та учнів.

Цифрова трансформація в секторі вищої освіти має проходити у трьох напрямках: взаємодія з клієнтом (студентом, абітурієнтом), оптимізація процесів, зміна бізнес-моделі.

Сфера вищої освіти потребує реформування й переходу на модульну кросплатформову систему, в якій студент зможе обирати предмети без прив’язки до вузу й отримувати максимум послуг та матеріалів онлайн.

Необхідна акредитація міжнародних платформ онлайн-освіти з присвоєнням їм кредитних балів, набираючи які, студент зможе самостійно формувати свій навчальний план.

Детальніше про цифровізацію сфери освіти читайте у Розділі «Україна — новий центр європейської освіти».

4. Державне управління

4.1. Технології цифровізації державного управління

Архаїчні державні структури не в змозі побудувати модернові системи, сфери або країни.

Синергетичний потенціал соціальних, мобільних, хмарних технологій, а також технологій аналізу даних та Інтернету речей у сукупності здатні привести до трансформаційних змін у державному управлінні та загалом, тобто зробити державний сектор України ефективним, реактивним, ціннісним.

Отже, 10 головних стратегічних технологій для державного сектору України:

• 1. Цифрове робоче місце (переваги: гнучкість виконання роботи, децентралізація, мобільність, скорочення витрат на апаратне забезпечення, офісні приміщення, відрядження).
• 2. Багатоканальне інформування та залучення громадян (використання соціальних мереж та комунікацій для активного залучення громадян до політичних процесів; підтримка персоналізації тощо).
• 3. Відкриті дані (відкриті державні дані як інструмент оцінки та контролю роботи влади та держави тощо).
• 4. Електронна ідентифікація громадян (е-ID).
• 5. Повсюдна аналітика (неперервний та динамічний процес збирання та аналізу даних із метою отримання релевантної та структурованої інформації для ситуаційної та стратегічної діяльності, розробки планів дій, програм, ініціатив).
• 6. «Розумні» машини та засоби (глибокі нейронні мережі, автономні транспортні засоби, віртуальні помічники, «розумні» радники, віртуальні секретарі, які інтелектуально взаємодіють із іншими машинами та людьми).
• 7. Інтернет речей (механізми «оплата за використання» або моделі оподаткування за передплатою, «розумне» збирання сміття на міських вулицях, віддалений моніторинг пацієнтів у будинках для людей похилого віку, моніторинг екології тощо).
• 8. Цифрові державні платформи (системи класу ERP, CRM тощо).
• 9. Програмні архітектури (програмно-конфігуровані архітектури).
• 10. Блокчейн (забезпечення електронних референдумів, е-петицій, е-голосування, електронне урядування. Блокчейн забезпечує безпрецедентно високий рівень захисту інформації та дає змогу створювати повністю децентралізовані системи. Висока стійкість системи до атак дає можливість використовувати її в таких сенситивних сферах, як електронні фінанси, держзакупівлі, електронні бюджети.

4.2. Використання в державному управлінні нових моделей діяльності, аутсорсинг бізнес-процесів, хмарна стратегія.

Уніфікація та аутсорсинг процесів державного управління — це тренд майбутнього, на який «приречені» державні системи управління задля досягнення власної ефективності, скорочення часу, економії бюджетних коштів.

Першочергові кроки цифровізації державного управління:

1. Уніфікація та стандартизація типових ділових процесів державних установ (від міністерств до муніципалітетів).
2. Використання стандартизованих рішень для кожного типового ділового процесу всіма розпорядниками бюджетних коштів та заборона на розробку дублювальних систем.
3. Аутсорсинг функції розробки та адміністрування систем управління типовими діловими процесами.

Наступним критичним кроком трансформації державного управління завдяки технологіям є хмарна стратегія.

Поточна модель передбачає утримання, підтримку й розвиток цифрової інфраструктури кожною державною установою окремо, тобто автономно, що потребує вагомих капітальних та операційних витрат, однак в умовах хронічно недостатнього фінансування таке автономне існування та розвиток — завдання нереальне.

Сучасним підходом для розв’язання зазначених проблем є впровадження технології хмарних обчислень.

Основною перевагою є те, що користувачам хмари (державним установам) не потрібно інвестувати значні суми коштів у побудову власної, часто-густо надлишкової ІКТ-інфраструктури, а треба платити тільки за фактичне її використання, відповідно до поточного попиту.

5. Електронне урядування

Спроби створити повноцінні сервісні платформи електронного урядування робляться в Україні з 2001 року, однак лише протягом 2015–2019 років у цій сфері почали реалізовуватися необхідні проекти.

Упровадження в Україні сучасних моделей державно-приватного партнерства у сфері електронного урядування є ключовим рішенням для зростання кількості та якості державних онлайн-послуг. Електронне урядування в частині надання державних послуг має стати бізнесом приватних операторів та провайдерів. Це пришвидшить реалізацію системи, створить новий рівень сервісу для користувачів, дасть змогу створити системи високого технологічного класу.

Роль держави в питанні побудови електронного урядування зводиться до таких ключових видів діяльності:

• розробка національної архітектури системи електронного урядування;
• розвиток та підтримка центральних реєстрів, регістрів, кадастрів, ідентифікаторів, довідників та інших критичних інформаційних елементів архітектури (на блокчейні), які використовуються у процесі надання послуг безпосередньо провайдерами;
• координація діяльності приватних провайдерів, проведення інвестиційних конкурсів, атестації та моніторинг якості надання послуг, рейтингування провайдерів тощо.

6. Електронна ідентифікація

Сфера електронної ідентифікації — це основа побудови довірчих відносин між контрагентами послуг, економічних операцій тощо.

Ключовим рішенням є створення єдиного електронного державного демографічного реєстру як цифрового ідентифікатора громадян України (citizen-ID, citizen-card) із використанням технології блокчейн.

Важливим також є використання технічних інструментів масової ідентифікації громадян через використання, запровадження доступних, безпечних та зручних засобів альтернативної ідентифікації, зокрема BankID (ідентифікація через банк) та MobileID (ідентифікація через мобільного оператора).

Цифровізація сфери ідентифікації громадян є потужним поштовхом до розвитку електронного урядування, електронної комерції та цифрової економіки взагалі.

У цьому ракурсі також є важливим питання гармонізації України з міжнародними стандартами у сфері захисту та безпеки даних.

7. Електронна демократія

Традиційні (офлайн) демократичні процеси справді можуть бути переведені до цифрового формату. В Україні е-демократія перебуває на початковому етапі розвитку.

Ключовими секторами розвитку е-демократії є е-парламент; е-голосування; е-правосуддя; е-медіація (досудове розв’язання спорів); е-референдум; е-голосування; е-консультації; е-петиції; е-політичні кампанії; е-опитування.

Одним із найперспективніших в умовах України напрямком використання цифрових технологій є розвиток електронного голосування виборців (e-voting) зі стовідсотковим рівнем безпеки завдяки блокчейн.

E-voting — найпростіша форма електронної демократії. Однак вона містить велику кількість політичних та організаційних викликів. Незважаючи на це, саме ця форма поступово впроваджується в різних країнах світу. Насичення електронними засобами процесу голосування громадян є питанням оптимізації виборчих технологій в Україні.

Електронне голосування та вибори за відповідних умов можуть бути набагато чеснішими, відкритішими та ефективнішими за традиційні офлайн-аналоги.

Можливість електронного голосування в Україні дасть змогу залучити до виборчого процесу набагато більшу кількість громадян, особливо молодь, що в цілому покращить репрезентативність та якість виборів.

8. Екологія та охорона навколишнього середовища

Цифрові технології мають величезний потенціал для поліпшення екологічного стану України, скорочення викидів парникових газів, зменшення промислових відходів.

Ключовими проектами цифровізації сфери екології України є такі:

• створення національної системи незалежного екологічного моніторингу та оцінки водних екосистем і водопостачання, стану атмосферного повітря, екосистем суші;
• створення електронних реєстрів природних ресурсів (у системі е-урядування) з метою забезпечення інформацією державних установ та інших користувачів для підтримки ухвалення рішень у сфері управління використанням природних ресурсів, раннього запобігання, реагування та відновлення в разі надзвичайної ситуації;
• створення аналітичної системи, інтегрованої до європейської онлайн-системи Shared Ecology Infrastructure System (SEIS)для аналізу короткострокових і довгострокових тенденцій біорізноманіття, забруднення середовища, погодних умов та еволюції екосистем, а також для планування заходів щодо запобігання шкідливим змінам;
• стимулювання створення громадськістю та бізнесом мобільних додатків «екологічного патрулювання» (повітря, суші, водних ресурсів) з можливістю оповіщення правоохоронних органів щодо протиправної діяльності (забруднення, браконьєрство, вирубування дерев, нелегальні сміттєзвалища тощо).

9. «Розумні» міста (смарт-сіті)

Концепція «смарт-сіті» — це модель міста на основі повномасштабного використання цифрових технологій для усунення поточних проблем міста, його стійкого розвитку та підвищення якості життя громадян.

Ключові рішення для розвитку концепції «смарт-сіті» та її масштабування в Україні:

1. Розробка національної дорожньої карти та фреймворку цифрової трансформації міст як основи для формування відповідних міських дорожніх карт та підтримки міських політик цифровізації.
2. Створення національної платформи — каталогу рішень «смарт-сіті» (на принципах апробації та сертифікації) згідно з досвідом «EPIC/Європейської платформи «розумних» міст.
3. Гармонізація політик і законодавства з вимогами ЄС (передбачена Угодою про асоціацію Україна — ЄС).
4. Упровадження міжнародних стандартів управління смарт-сіті (ISO-37120, ISO-37101 та інші).
5. Створення «Білої книги», яка описує вимоги з урахуванням консенсусного бачення щодо ключових принципів, підходів до єдиної ID, кібербезпеки, патентування рішень, упровадження технічних стандартів, ІКТ-архітектури — мережевої маршрутизаціі, інтелектуальних систем опрацювання даних.
6. Підтримка розбудови інноваційних екосистем в українських містах (інноваційні/технологічні хаби, центри, парки, кластери та інше), інноваційної політики муніципалітетів та стимулювання залучення громадян у розробку міських рішень смарт-сіті (стартап-рух та живі лабораторії).

10. Електронні платежі та розрахунки

Безготівкова економіка (cashless economy) полегшує комерційну взаємодію суб’єктів економіки та є надзвичайно сильним інструментом боротьби з тіньовим обігом коштів, тобто сприяє оздоровленню економіки.

Ключовими рішеннями для стимулювання ринку безготівкових розрахунків в Україні є:

1. Лібералізація законодавчої, нормативної та регуляторної політики держави у сфері використання електронних систем розрахунків.
2. Лібералізація валютного регулювання з метою максимального усунення нормативних бар’єрів у сфері використання міжнародних систем і технологій електронних розрахунків.

11. Цифровізація соціальної сфери

Нові підходи до управління соціальними програмами є комбінацією ділових і технологічних моделей, упровадження яких стає можливим завдяки використанню цифрових технологій для реалізації таких завдань:

• створення екосистеми взаємодії громадян із соціальними програмами, послугами та інформацією, необхідною для вибору послуг;
• створення екосистеми взаємодії соціальних служб, відомств, недержавних організацій, постачальників послуг для спільних погоджених дій щодо забезпечення потреб громадян;
• створення платформи управління соціальними програмами для задоволення унікальних вимог організацій соціальної сфери, індивідуальних вимог і специфіки їх споживачів та оцінки ефективності наданих послуг.

Сучасна соціальна сфера України має низку принципових проблем і потребує кардинальних та докорінних змін:

Проблема №1. Розрізненість програм, систем, реєстрів, клаптева автоматизація соціальної сфери, відсутність механізмів міжвідомчої взаємодії.

Рішення: створення інтегрованої платформи взаємодії між організаціями соціальної сфери, державними органами та реєстрами.

Проблема №2. Відсутність або складність засобів взаємодії громадян зі службами та (або) інформаційними ресурсами соціальних служб. Низька ефективність роботи, паперовий вал.

Рішення: створення інформаційного та інтеграційного ресурсу («єдиного вікна») соціальної сфери, орієнтованого на безпечну, електронну взаємодію громадян з органами соціальної сфери, включаючи інтерактивні засоби самообслуговування.

Проблема №3. Розрізненість соціальних програм. Низька ефективність надання послуг і самих соціальних програм. Велика тривалість виконання як окремих функцій, так і процесу прийняття рішень. Відсутність націленості на результат.

Ключовим рішенням є запровадження цифрової платформи рівня держави/регіону/міста для комплексного управління соціальними програмами, які базуватимуться на цифрових технологіях, світовому досвіді розвитку соціальної сфери, реінжинірингу ділових процесів, оцінці ефективності та керуватимуться реальними потребами суспільства і гнучко реагуватимуть на зміни в житті країни.

Джерело: оцінки експертів «Цифрова адженда України», ГС «Хай-Тек Офіс Україна», Ukrainian Institute for the Future

12. Електронна митниця (e-customs)

Цифровізація митниці є критичною не лише для розв’язання локальних логістичних та інших проблем, але й для інтеграції України в цифровий єдиний ринок (Digital Single Market — ініціатива ЄС щодо розвитку транскордонної торгівлі та взаємодії).

Ключовими для реалізації електронної митниці в Україні є такі проекти:

• Упровадження 100-відсоткового електронного оформлення: повністю автоматизоване, цілодобове митне оформлення за принципом «єдиного вікна» — від заповнення декларації на перевірку до відстежування проходження документів та повідомлення про результати.
• Упровадження системи відстежування переміщення вантажів за їх номерами на всіх стадіях (розвантаження, перевезення, зберігання, митне оформлення).
• Виконання робіт щодо гармонізації документів електронної митниці з вимогами ЄС та введення Єдиного уніфікованого документу (SAD).
• Організація сумісності чинної в митних органах України системи контролю за переміщенням вантажів із загальноєвропейською NCTS.
• Удосконалення наявної системи управління ризиками та налагодження інтеграції визначених баз даних для контролю та боротьби з контрабандою, ухилянням від сплати мита тощо.

13. Електронна комерція, транскордонна електронна комерція

Прийняття Закону «Про електронну комерцію» є важливим фактором для пожвавлення економіки України. Він урегульовує юридичні питання між контрагентами, виводить торгівлю з тіньової економіки, стимулює розвиток цього ринку взагалі, залучення інвестицій тощо.

Із появою в Україні 3–4G почав зростати мобільний сегмент електронної комерції — збільшується кількість мобільних користувачів та торговельних операцій. Мобільні покупці наразі є найдинамічнішою аудиторією та ключовим драйвером зростання.

Запроваджена зазначеним Законом багаторівнева верифікація платежів дає змогу істотно підвищити рівень їх безпеки.

Разом з цим існує ще багато можливостей для стимулювання електронної комерції, котрі базуються насамперед на використанні цифрових технологій:

• розширення способів здійснення оплати;
• використання електронних грошей;
• онлайн-кредитування;
• смарт-логістика та супутні послуги;
• покращення цифрових навичок громадян;
• розвиток транскордонної електронної торгівлі.

14. Нові методи роботи, цифрові робочі місця

Ключовий стереотип аналогової економіки, який має бути подоланим у цифрову еру, — це фізична прив’язка людини (робітника, службовця тощо) до конкретного фізичного місця (або місць). Така прив’язка здебільшого є штучною, безглуздою та економічно не доцільною.

Цифрова свобода людини — це можливість праці, тобто участі у виробничих, комунікаційних, організаційних процесах із будь-якого місця світу, за наявності відповідних цифрових засобів, технологій та доступу до цифрових інфраструктур.

У цифровому світі робочі місця перестають бути прив’язаними до фізичних місць — вони стають цифровими, мобільними, тобто такими, що зовсім не потребують постійного перебування працівника на робочому місці.

Саме віртуально-цифровий світ надає потужні можливості для постійного перебування працівника в онлайн-режимі. Цей тренд поширюється надзвичайно швидко й позитивно сприймається переважною більшістю працівників, яким подобаються гнучкі способи роботи, котрі дають змогу приділяти більше уваги клієнтам, друзям, сім’ї. Це може не тільки сприяти втримуванню кваліфікованих працівників, але й збільшити податкові надходження, внески соціального страхування, а головне — впливати на ринок зайнятості.

У цифровому робочому місці поєднано практично всі технології, які люди використовують для виконання роботи в сучасному робочому середовищі. Цифровим робочим місцем можуть бути як бізнес-застосунки, так і електронна пошта, засоби миттєвих повідомлень, корпоративні соціальні мережі та інструменти для проведення віртуальних зустрічей.

Для отримання вигоди від цифрових робочих місць урядовим та бізнес-організаціям України необхідно врахувати чотири елементи.

1. Пристрої доступу. Необхідно забезпечити для працівників вибір найефективнішого способу отримання доступу до використовуваних ними бізнес-застосунків. Смартфони та планшети стають усе необхіднішими, тому організаціям і компаніям потрібно переглянути свої стратегії щодо використання пристроїв відповідно до нових потреб.
2. Інфраструктура комунікацій. Надійність зв’язку залишається однією з найважливіших вимог у контексті цифрового робочого місця як в офісі, так і поза ним. Саме зв’язок є запорукою ефективного функціонування комунікаційних технологій, бізнес-застосунків та застосунків для спільної роботи, які є рушійною силою сучасних бізнес-процесів. Корпоративні мережі повинні бути обладнані для опрацювання аудіо-, відео- та інших даних, що передаються одночасно, як у мережі компанії, так і поза нею.
3. Бізнес-застосунки. Надання працівникам доступу до бізнес-застосунків, незалежно від місця та часу, підвищує продуктивність і підтримує співпрацю з колегами, партнерами та клієнтами. Такі застосунки надають миттєвий доступ до необхідної важливої інформації, допомагаючи віртуальним командам злагоджено працювати та ефективно взаємодіяти. Платформи для спільної роботи та управління базами знань набувають вирішального значення. Вони уможливлюють централізоване зберігання проектних документів, забезпечують легкий доступ до них і дають членам команди змогу співпрацювати при внесенні змін до файлів, їх перегляді та обміні в режимі реального часу.
4. Телекомунікаційні інструменти робочого місця. Інструменти робочого місця значною мірою впливають на мотивацію та продуктивність працівників. Інколи електронної пошти й  телефонних дзвінків може бути недостатньо, наприклад у разі залучення віддаленого експерта або в ситуації роботи вдома. Суттєвою перевагою є технології зв’язку, які забезпечують присутність у режимі реального часу та дають можливість проводити насичені онлайн-зустрічі, зокрема аудіо-, відео- та веб-конференції.

Цифрове робоче місце не варто розглядати як забаганку та моду, оскільки це є насамперед бізнес-стратегія для підвищення ефективності працівників завдяки наближенішому до користувачів робочому середовищу.

Ключовим кроком України щодо стратегії в цьому питанні має стати активна позиція державних установ. Велика кількість службовців центрального та регіонального рівнів — потенційні користувачі цифрових робочих місць, особливо такі державні службовці, як інспектори, працівники соціальних служб тощо.

Держава — основний гравець у цифровому просторі. Використовуючи і створюючи попит на сучасні ІТ-рішення, вводячи в обіг найсучасніші електронні адміністративні послуги та впроваджуючи інноваційні моделі, держава повинна слугувати прикладом у переході до цифрових технологій для всієї України.

Використання в державному сегменті цифрових та мобільних робочих місць наблизить службовців до суспільства, дасть їм можливість якісніше виконувати їх інспекційні та інші функції, а також заощадити значні кошти.

Отже, на найближчу перспективу держава має фокусуватися на двох речах:

• трансформація робочих місць самих державних (муніципальних) службовців та працівників у цифрові робочі місця;
• осмислення й підготовка відповідних ініціатив (зокрема законодавчих) для стимулювання переходу на цифрові робочі місця українського бізнесу та професійних середовищ.

У майбутньому успішними стануть ті країни, які зламають бар’єри між людьми, робочими місцями й технологіями та розширять можливості своїх громадян, давши їм можливість бути ефективними та творчими незалежно від місцезнаходження.

6.7.9 Програма «Індустрія 4.0» та концепція «смарт-фабрика»

Термінологія

«Смарт-фабрики» (smart factory, «розумне» виробництво) — концепція цифровізації промислових виробництв із метою покращення їх операційної та бізнес-ефективності.

«Смарт-фабрика» апелює до таких технологій, як хмарні обчислення, бездротові комунікації, дистанційне управління та обслуговування, кібербезпека, інтеграція систем управління, інтеграція та краща співпраця в ланцюжку доданої вартості, 3D-друк та інші.

«Індустрія 4.0» — оновлена концепція «смарт-фабрики», що ототожнюється з Четвертою промисловою революцією та появою кіберсистем.

«Індустрія 4.0» — це наступна фаза цифровізації, де ключову роль відіграють такі технології, як аналітика великих даних (Big Data), предиктивна аналітика, machine learning, m2m-комунікації, штучний інтелект, аддитивні технології, нове покоління роботів тощо.

Через поступове зниження вартості цих технологій вони стають доступними, тобто все частіше починають використовуватися промисловістю та бізнесом, що врешті-решт впливає на наявні бізнес-моделі або взагалі створює нові.

Україна сьогодні з погляду Індустрії 4.0

Станом на 2019 рік, Україна — це країна з промисловістю, що деградує, низькою ефективністю регуляторів, слабким внутрішнім попитом на технології (зокрема технології Індустрії 4.0.) та водночас сильною ІТ-галуззю, розвиненими сегментами інтеграторів-розробників АСУ ТП та ІТ, а також ще доволі потужною (порівняно з країнами emerging markets) системою закладів вищої освіти (ЗВО).

Візія України 2030Е щодо розвитку Індустрії 4.0

Візія України щодо Індустрії 4.0, запропонована Асоціацією підприємств промислової автоматизації України (АППАУ) у Національній стратегії Індустрії 4.0:

«Україна — високотехнологічна, постіндустріальна країна, інтегрована в глобальні, технологічні ланцюжки створення цінності, що продукує в них унікальні інженерні послуги та продукти високої якості. Для власних потреб Україна є самодостатньою в забезпеченні своєї економіки та своєї армії найнеобхіднішими технологічними продуктами».

Для досягнення візії українським підприємствам, малому та середньому бізнесу, промисловості потрібно надавати підтримку, яка може включати широкий спектр заходів — від маркетингових до фінансово-стимулювальних, податкових тощо.

Ключовими факторами розвитку Індустрії 4.0 до 2030Е визначено такі:

1. Консолідація головних стейкхолдерів Індустрії 4.0 та урядових структур навколо цілей та програм розвитку Індустрії 4.0.
2. Залучення ІТ-сектору до проблем розвитку внутрішнього ринку й насамперед питань передавання досвіду глобалізації та кращих бізнес-практик промисловим хай-тек-секторам.
3. Створення інноваційної екосистеми промислових хай-тек-сегментів включно з повною інтеграцією з дослідницьким простором.
4. Інтеграція в європейські та світові ланцюжки цінності Індустрії 4.0.

2016 року створено рух «Індустрія 4.0 в Україні» як об’єднання учасників ринку ІТ та промислових підприємств із метою роботи над спільними програмами та ініціативами.

Включення України до всесвітнього руху «Індустрія 4.0» дасть можливість підвищувати конкурентоздатність виробництв, стимулювати внутрішній ринок, утримувати й нарощувати свої позиції в секторах із високою доданою вартістю на національному, а в окремих випадках — і на глобальному рівні.

Джерело: Національна стратегія Індустрії 4.0, АППАУ, Державне агентство з розвитку електронного урядування

Цільовими індустріями в Україні для реалізації відповідних ініціатив та проектів Індустрії 4.0 є такі:

1. Машинобудування.
2. Металургія та добувна промисловість
3. Галузі переробної та харчової промисловості.
4. Легка промисловість.
5. Енергетика — виробництво, транспорт, розподіл енергоресурсів.
6. Інфраструктурні об’єкти — мережі (як-от газ, нафта), морські та авіапорти, залізниця, автодороги тощо.
7. Міська інфраструктура — безпека, трафік, будівлі, комунальні та енергомережі тощо.
8. Агропереробна галузь.
9. Воєнно-промисловий комплекс.
10. Аерокосмічна галузь.

Головні стратегічні ініціативи та напрями розвитку Індустрії 4.0 до 2022Е

1. Інституціоналізація розвитку промислових хай-тек-сегментів на рівні держави

Визнання цільових секторів промислових хай-тек як ключових для розвитку економіки України поверне довіру до держави та дасть потужний поштовх для їх розвитку. Для цього уряд має:

• a) запустити реальні реформи зі стимулювання в Україні промислового виробництва, зокрема із сегментами середньо- та високотехнологічної продукції. Уряд має поставити конкретні цілі та КРІ та спланувати, яким чином нарощуватиметься частка промислового виробництва як у відсотках до ВВП країни, так і в абсолютних цифрах — включно з переліком конкретних сегментів;
• b) налагодити системні дії та програми, які покращуватимуть загальну готовність промисловості до Індустрії 4.0, включно з тими показниками, де Україна має на сьогодні останні позиції у світі: захист прав власності, верховенство права, доступ до фінансових ресурсів та інституційна спроможність держави;
• c) створити умови для прискореного розвитку промислових хай-тек-сегментів, надаючи їм відповідний пріоритет та стимули. Це вкрай важливо в актуальних умовах збільшення частки сировинних видів у ВВП та в експорті протягом останніх 10 років.

2. Створення інноваційної екосистеми промислових хай-тек передбачає виконання таких завдань розвитку:

• a) Повний незалежний аудит наявних елементів екосистеми, таких як конструкторські бюро, система ВНЗ та НАНУ, наукові парки тощо, з приведенням цільових показників.
• b) Їх розвиток до цільової моделі інноваційної екосистеми промислових хай-тек-сегментів (наразі також відсутня).
• c) Налагодження трансферу технологій від українських наукових установ, наукових парків, лабораторій R&D, а також від міжнародних центрів та корпорацій до кінцевих замовників.
• d) Створення мереж найефективніших структурних елементів екосистеми «Індустрія 4.0» — центрів експертизи, лабораторій R&D, технопарків, інкубаторів та акселераторів стартапів Індустрії 4.0 тощо.
• e) Залучення інвестицій та фондів.

3. Прискорення кластеризації у сфері Індустрії 4.0 як на регіональному, так і національному рівнях. Кластери промислових хай-тек мають виконувати ряд завдань як по зростанню цінності в ланцюжках своїх екосистем, так і по зростанню експорту.

• a) Інституціоналізація кластерних політик та ініціатив на рівні урядових структур (наразі — немає). Уряд має призначити відповідальних осіб, які плануватимуть та координуватимуть діяльність хай-тек-кластерів, зокрема щодо європейських програм кооперації.
• b) Запуск регіональних програм розвитку Індустрії 4.0, зокрема в регіонах із найпотужнішим потенціалом промислових хай-тек-сегментів, таких як Харків, Дніпро, Запоріжжя, Київ. Це відповідальність місцевих органів влади та органів самоврядування.

4. Повномасштабна цифровізація ключових секторів промисловості, енергетики та інфраструктури:

• a) Створення регуляторних стимулів для прискорення цифровізації як у середовищі кінцевих замовників, так і інноваторів Індустрії 4.0.
• b) Створення дорожніх карт цифрової трансформації в цільових галузях.
• c) Масштабна ІТ-фікація промислових секторів — перенесення кращих бізнес-практик з ІТ-індустрії разом із підвищенням цифрових знань та навичок керівників і персоналу з промисловості.

5. Інтеграція інновацій Індустрії 4.0 у стратегії оборонного комплексу та безпеки країни.

На тлі відставання від РФ за багатьма напрямами Індустрії 4.0 уряд має приділити особливу увагу конкурентоздатності та технічному переоснащенню оборонної промисловості.

• a) Запуск спеціальних державних програм для переходу оборонних заводів на технології Індустрії 4.0 та підвищення їх інноваційності.
• b) Інтеграція в державні програми з усунення техногенних ризиків за допомогою систем моніторингу, управління активами та предиктивної аналітики по головних об’єктах критичної інфраструктури та енергетики країни.

6. Запуск експортних програм для промислових хайтек-секторів:

• a) Створення спеціальної торгової місії з експорту продуктів та сервісних послуг у сфері Індустрії 4.0.
• b) У рамках цієї місії здійснювати запуск щорічних виставкових програм, насамперед на HannoverMesse, яка є вітриною Індустрії 4.0 у світі.
• c) Запуск спеціальних програм щодо покращення експортного потенціалу промислових хай-тек-сегментів.

7. Інтернаціоналізація та інтеграція у світовий простір 4.0:

• a) Створення окремих програм інтеграції у простір 4.0 в ЄС, зокрема інтеграції в такі європейські програми, як Horizon 2020, I4MS/DIH, Factory of the Future, а також окремі програми європейських держав.
• b) Створення програм інтеграції в ланцюжки доданої цінності на рівні інших світових співтовариств та держав (як-от Industrial Internet Consortium тощо).
• c) Прискорення переходу на євростандарти у сфері Індустрії 4.0, зокрема шляхом державної підтримки гармонізації переходу на стандарти IEC/ISO. Наразі така підтримка відсутня.

8. Таргетинг, або аналіз та дослідження промислових секторів з високою доданою вартістю відносно оцінки конкурентоздатності та перспектив росту.

Наразі в Україні немає ґрунтовного аналізу точних та останніх даних конкурентоздатності та потенціалу як окремих галузей, так і окремих нішових секторів промисловості — чи в машинобудуванні, чи в оцінці R&D можливостей, чи в інжинірингу. Відповідно, цільові програми інвестування наражаються сьогодні на високі ризики, стратегії не мають належної точки відліку, а бізнес-спільноти дезорієнтовані або ж мають високий рівень конфліктності щодо заявлених цілей (приклад: сільське господарство vs агропереробна промисловість).

Ключовим рішенням має стати проведення досліджень промислових сегментів із метою оцінки головних факторів конкурентоздатності — рівня R&D, якості людського потенціалу, технологічного рівня виробництв, експортного потенціалу, перспектив росту тощо. Це передбачає вибір дослідницьких агентств, здобуття відповідних інсайтів, визначення драйверів зростання, організацію комунікації результатів тощо.

Результатом досліджень має стати отримання вірогідної інформації для подальшого планування та зниження ризиків для потенційних інвесторів. Це важлива інформація для державних установ та власників підприємств.

9. ІТ-фікація, або програма просвіти та трансферу кращих практик з ІКТ-сектору в промислові сектори.

Нині промислові сектори значно відстають від тенденцій, технологій та можливостей цифрового ринку. Відсутність практик щодо сучасних технологій, які є драйверами Індустрії 4.0 (Інтернет речей, Predictive analytics, M2M, ML, 3D тощо), а також неволодіння методами управління (agile, scrum), інноваційного та інвестиційного менеджменту є реальними перешкодами на шляху до Індустрії 4.0. Також існують шкідливі підходи на кшталт «ми й так уже це робимо в нашому АСУ ТП».

Ключовим рішенням має стати «євангелізація», тобто проведення масштабних, але фокусних просвітніх ініціатив щодо інтеграції кращих ІКТ-практик у промислові сектори із залученням профільних асоціацій, вендорів, міжнародних брендів тощо. Необхідно сформувати фокусні групи експертів — носіїв знань та промоутерів — та «сплавити» їх із секторами промисловості.

Результатом має стати створення «промислових ІКТ-реакторів», тобто спільних компетентних груп — представників ІКТ та промисловості, орієнтованих на співпрацю та розробку нових продуктів і послуг. Такий підхід дасть ІКТ змогу проникнути у промисловий сектор та сприятиме появі нових розробок, R&D, інновацій.

10. Інжинірингові кластери.

В Україні відсутні ефективна інфраструктура та відповідні стимули для появи потужних розробників у промисловому інжинірингу. Їх якість та кількість можуть кардинально вплинути на промислові інновації, R&D, експортний маркетинг тощо. Діяльність компаній із промислового інжинірингу спрямовано саме на пошук та розробку нових промислових продуктів, генерацію ідей, промисловий дизайн, створення прототипів тощо.

Пошук релевантної стратегії щодо зазначеної проблеми, стимулювання появи та зростання цього важливого сегменту, насамперед для таких секторів, як харчова та переробна промисловість, металургійне машинобудування, агросектор, дасть змогу швидко створити та розвинути індустрію промислового інжинірингу.

11. Створення галузевих дорожніх карт цифрової трансформації.

Згідно з моделлю цифрової трансформації (DX) більшість промисловців, зокрема у країнах-лідерах, — це лише початківці. В Україні наразі немає в цій сфері глибоких напрацювань, які могли б прискорити рух промисловців у напрямку DX.

Ключовим рішенням є створення дорожніх карт цифрової трансформації по вибраних підприємствах та секторах промисловості. Такі карти — це план дій та ініціатив щодо цифровізації, а для багатьох підприємств — план реанімації та повернення в економічне середовище.

Результатом є не лише формальна наявність карти цифрової трансформації, а радше усвідомлення власниками та керівниками впливу цифровізації на конкурентоздатність, поява нових розробок та нова якість інвестиційної діяльності.

Ефекти від розвитку Індустрії 4.0

Згідно з даними АППАУ, показники розвитку Індустрії 4.0 по промислових підприємствах є такими:

• зростання пропускної здатності виробництва — до 60%;
• зростання кількості замовлень, виконаних вчасно, — до 95%;
• скорочення запасів — до 20%;
• зростання загальної ефективності встановленого обладнання — до 15%;
• скорочення простоїв обладнання — до 22%;
• економія витрат на закупівлю — до 30%.

У разі переходу на Індустрії 4.0 зростання промислового виробництва становить не менше 7–10% на рік. До того ж більшість українських підприємств значно відстають від країн ЄС чи світу, це означає, що початковий ефект від зростання буде набагато більший.

Що отримає українська економіка після ухвалення стратегічного курсу на 4.0 (за оцінками експертів, наведеними у Національній стратегії Індустрії 4.0):

1. Зростання промислового сектору не менше ніж 10% на рік.
2. Збереження та випереджальне зростання високотехнологічних промислових сегментів до 20% на рік. Значне зростання експорту цих сегментів.
3. Додаткове зростання та залучення до країни інвестицій у розвиток 4.0 — як у виробництва, так і в центри R&D, інкубатори та технологічні компанії.

Якщо Україна не включиться у світовий процес 4.0., то в подальші 5–10 років (до 2030Е) це означатиме:

• Остаточне зникнення цілого ряду українських високотехнологічних сегментів, залежних у своїй конкурентоздатності від технологій 4.0, передусім машинобудування, електричних машин та устаткування, приладобудування, біофармацевтики, енергетики.
• Остаточний занепад низки наукових установ та численних кафедр ЗВО, відповідних до вказаних галузей. Це своєю чергою призведе до різкого скорочення освітнього, інженерного та наукового потенціалу країни.
• Високу імпортозалежність не лише ххх-будування, а й інжинірингу.
• Як наслідок — остаточну фіксацію економічного укладу на природних ресурсах та сировині.

Головні KPI та контрольні точки за стратегічними напрямами

Джерело: Національна стратегія Індустрії 4.0, АППАУ, Державне агентство з розвитку електронного урядування

Джерело: Національна стратегія Індустрії 4.0, АППАУ, Державне агентство з розвитку електронного урядування

Приклади використання технологій Індустрії 4.0

Джерело: «Цифрова адженда України»

Джерело: «Цифрова адженда України»

6.7.10 Ризики цифровізації: безробіття

У цифровізації, як і будь-якої зміни, є дві сторони медалі. Головний ризик цифрової трансформації економіки — це можливе зростання рівня безробіття.

Згідно з аналітичними матеріалами Всесвітнього економічного форуму в Давосі, кожна промислова революція справді призводила до безробіття на початковому етапі, однак уже через невеликий проміжок часу (від 1 до 5 років) виникали нові потреби та запити з боку ринку, що зумовлювало появу нових професій. Фактично, кожна промислова революція створювала нові види економічної діяльності, нові підходи, моделі, а це своєю чергою змінювало ринок праці.

Джерело: «Цифрова адженда України»

За оцінками McKinsey & Co, у світі до 2030Е через розвиток штучного інтелекту й автоматизації процесів без роботи опиняться 400–800 млн осіб (від 15% до 30% світової робочої сили).

Багато операцій, які сьогодні виконують працівники, мають потенціал для автоматизації. Згідно з даними McKinsey, близько 60%усіх професій мають щонайменше 30% видів діяльності, які може бути автоматизовано за допомогою сучасних технологій.

Є і інші оцінки, наприклад, за даними European Commission, близько 50% поточних робочих місць у світі теоретично можна автоматизувати.

А це означає, що людська праця в окремих процесах буде не потрібна.

Потенціал автоматизації окремих професій

Джерело: McKinsey Global Institute analysis

Ще один приклад — згідно з аналізом Visual Capitalist, в США до 2030Е буде цифровізовано:

• — 50% робочих місць у сфері торгівлі;
• — 57% робочих місць у сфері транспорту;
• — 60% робочих місць у сільському господарстві;
• — 60% у виробництві;
• — понад 70% у сфері проживання й харчування.

Потенціал автоматизації у розрізі секторів

Джерело: McKinsey Global Institute analysis

В Україні ситуація на ринку праці в перспективі 10 років може бути менш драматичною, ніж у розвинутих країнах. У найближчі 3–5 років цифровізація та автоматизація, навпаки, дадуть змогу розв’язати проблему дефіциту трудових ресурсів. За оцінками Українського інституту майбутнього, за останні 3–4 роки з країни виїхали 5–6 млн українців. Практично в усіх галузях сьогодні спостерігається дефіцит кваліфікованих кадрів.

Проте буде ряд секторів/сегментів, у яких українці через цифровізацію втратять роботу вже в 2020–2021ЕЕ і де гостро постане питання працевлаштування декількох сотень тисяч людей. Наприклад, у разі скорочення держапарату, чиновників тільки на третину без роботи залишаться 400–450 тис. осіб.

Ми пропонуємо такі опції для розв’язання проблеми працевлаштування:

• стимулювання самозайнятості. Україні потрібна стратегія, яка передбачатиме програми навчання громадян основам підприємництва та ведення бізнесу, а також допомогу в наданні кредитів під невеликий відсоток;
• формування культури «навчання протягом усього життя», освоєння українцями нових навичок і професій (у будь-якому віці);
• створення й розвиток цифрових платформ талантів.

Але цифровізація не лише призводить до зникнення професій та зменшення використання людської праці, а й створює нові галузі (сектори, професії), надає необмежені можливості для реалізації навичок та талантів людини.

Наприклад, згідно з висновками дослідження McKinsey’s Paris office, Інтернет знищив 500 тис. робочих місць у Франції за попередні 15 років, але водночас створив 1,2 млн інших. Тобто замість одного знищеного робочого місця створювалися 2,4 нового.

Таким чином, тотальна цифровізація та розвиток цифрової економіки в Україні так чи інакше супроводжуватимуться на першому етапі негативними процесами втрати роботи громадянами, проте саме цифровізація і створить нові напрямки, котрі уже через декілька років (а то й менше) зумовлять новий попит, що, як показує досвід промислових революцій, буде набагато більшим за попит на «руки та мізки» минулого періоду.

Згідно з дослідженнями Українського католицького університету, цифровізація призведе як до появи нових робочих місць, так і до істотної трансформації наявних.

1. Учитель

У 2030Е новітні технології дадуть учням можливість досліджувати дно Індійського океану або єгипетські піраміди, не виходячи з класних кімнат.

Учителі як експерти зможуть створювати індивідуальні навчальні програми з урахуванням потреб учнів, що допоможе тим досягати успіху в житті.

2. Герокінезіолог

У майбутньому людям усе успішніше вдаватиметься долати старіння. І важливу роль тут відіграватимуть люди такої професії — володіючи знаннями в галузях геріатрії й кінезіології.

Вони не лише покращуватимуть здатність літніх людей рухатися, залишатися міцними й гнучкими, а й сприятимуть загальному благополуччю, надихаючи на нові починання.

3. Естетист

Спеціаліст цієї професії допомагатиме людям трансформувати свою зовнішність для особливих випадків, використовуючи тимчасові протези для обличчя, грим, який реагуватиме на зовнішнє середовище, та інші модифікації тіла.

4. Аналітик автотранспорту

У майбутньому автобусами й потягами керуватимуть комп’ютери. Та проблеми, які вимагатимуть участі людини, вирішуватимуть аналітики автотранспорту.

Вони допомагатимуть транзитним пасажирам дістатися пункту призначення і гарантуватимуть, що транспортна система працює ефективно й без перешкод.

5. Спеціаліст із сонячних технологій

За 112 годин Сонце дає стільки енергії, скільки можна виробити з усіх запасів нафти, вугілля і природного газу на Землі.

Акумулювання цієї маси енергії за допомогою сонячних технологій під керівництвом людей такої професії дасть нам можливість виробляти електроенергію, вкрай необхідну для комфортного життя людини.

6. Шкільний дієтолог

Шкільний дієтолог гарантуватиме, що учні отримуватимуть харчування відповідно до їхніх особистих фізіологічних потреб.

Також шкільні дієтологи навчатимуть дітей правильно та збалансовано харчуватися.

7. Ренатуралізатор

Завдання людини цієї професії — компенсувати шкоду, завдану екології сільської місцевості людьми, фабриками, машинами та інтенсивним монокультурним сільським господарством.

8. Персональний веб-менеджер

Людина цієї професії матиме завдання «очистити» онлайн-персону свого клієнта, вистежуючи та коригуючи незручну чи неточну інформацію або зображення, захищаючи приватне життя й репутацію людини.

9. Містопланувальник

2030 року люди саме цієї професії розроблятимуть проекти забудови міст.

Ці проекти збалансовуватимуть соціальні та культурні потреби громадян і вимоги до навантаження на довкілля.

10. Посол із культури компанії

Людина цієї професії відіграватиме важливу роль у забезпеченні позитивної робочої культури, тому що працюватиме частково як гуру лідерства, терапевт і координатор.

Для опанування такої професії особі потрібні добрі навички спілкування з людьми та креативне мислення.

11. Міський фермер

Ці спеціалісти намагатимуться за допомогою парників максимально зменшити споживання енергії.

Парники буде збудовано на багатоповерхівках, і вони відіграватимуть важливу роль у забезпеченні міського населення городиною.

12. Аудитор екосистем

Робота аудитором екосистем полягатиме в тому, щоб зрозуміти місцеву екосистему й запобігти її перевантаженню результатами людської діяльності.

Такі експерти консультуватимуть уряд та органи місцевої влади з питань, пов’язаних із впливом людських спільнот на локальні екосистеми.

13. Консультант із питань роботів

У майбутньому домашні рóботи працюватимуть у хатньому господарстві або дбатимуть про дітей чи літніх людей.

Тому їх власники потребуватимуть консультацій для вибору правильного робота для сім’ї, а також подальшого його програмування та обслуговування.

14. Цифровий мемуарист

Експерт у цій царині працюватиме зі збереженням пам’яті про близьких людей після їхньої смерті, визначаючи, які аспекти онлайн-ідентичності померлої людини мають зберегтися.

15. Дизайнер ігрофікації

Ігри створюються не тільки для дітей. Вони є прекрасним засобом навчання для людей будь-якого віку.

Дизайнер з ігрофікації вноситиме ігрову логіку до повсякденних видів діяльності, подій, продуктів і послуг.

16. Експерт зі спрощення

Головним завданням у цій професії буде спростити та пришвидшити процеси організації та роботи бізнесу в різних галузях.

Експерти зі спрощення поєднуватимуть навички з дизайну та соціології з компетенціями математичної геніальності.

17. Архітектор віртуальної реальності

Експерт цієї сфери розроблятиме загальні та індивідуальні додатки, що відповідатимуть психічним та емоційним особливостям користувачів і даватимуть змогу відпочивати та працювати у віртуальному світі.

18. Інженер 3D-друку

Особа, яка розуміється на створенні або перетворенні тривимірних моделей для їх друку.

Також людина цієї професії знатиметься на технічних особливостях та налаштуванні 3D-принтерів.

19. Консультант із цифрової валюти

Мета роботи в цій професії — навчити людей, як управляти своїми заощадженнями та заробітком за допомогою правильного балансу систем, що складаються з різних видів цифрової валюти (наприклад біткоїн).

20. Бібліотекар

Бібліотека 2030 року складатиметься з елементів музеїв, театрів, парків і шкіл.

Бібліотекарі володітимуть не лише традиційними для професії навичками, але й навичками консультування з гуманітарних та соціальних проблем і координування локальних проектів.

Затребувані будуть професії, що вимагають соціальних і емоційних навичок, просунутіших когнітивних здібностей, таких як логічне мислення і творчий підхід.

Очікується значне зростання зайнятості в таких секторах, як AI, робототехніка і блокчейн.

Блокчейн, наприклад, являє собою нову галузь, яка використовуватиметься практично в усіх сферах. Це створить попит на професію архітектора блокчейна.

У найближчі 10–20 років у світі даних буде задіяно понад 100 трильйонів сенсорів. Також зростатиме кількість працівників, необхідних для налагодження зв’язку між базою даних і фізичним світом. З’явиться професія архітектора й куратора сенсорних систем.

У майбутньому 65% наших дітей займатимуться видами діяльності, які ще не існують сьогодні.

Для того щоб бути затребуваною в надзвичайно мінливому світі, людина повинна постійно вчитися.

Саме тут критично важливим є принцип «знати, як навчатися протягом життя та стати самореалізованим та конкурентоздатним».

Україна має просуватися вперед із сучасною національною програмою навчання загальних та професійних цифрових компетентностей та навичок як ключових компонентів цифрової економіки. Пріоритетом уряду повинні стати створення та координація відповідних ініціатив та надання ресурсів.

Державна стратегія раннього запобігання ризикам зменшення кількості робочих місць має декілька рівнів реалізації:

• освітянський, тобто створення академічних програм та освітянської інфраструктури для планової підготовки кадрів під нові спеціальності;
• програми перекваліфікації громадян та програми адаптації громадян;
• структурні ініціативи: оновлення державного класифікатора професій, тобто розробка та затвердження переліку цифрових професій (на основі вимог ринку праці, цифрових трендів), їх запровадження у профільних навчальних закладах.

6.7.11 Кібербезпека: управління викликами

Масштабна цифровізація сфер життя призведе до того, що громадяни України та бізнес усе більше потерпатимуть від зростання кіберзлочинності. Наприклад, під час покупок або здійснення банківських операцій в Інтернеті.

Найнебезпечнішими для економіки та громадян є кібератаки на критичну інфраструктуру (енергозабезпечення, транспортне управління, банківський та телекомунікаційний сектори, медичне обслуговування, водопостачання тощо).

Нарешті, все складніші та взаємопов’язаніші цифрові технології призводитимуть до виникнення нових форм кібератак (т. з. вразливості «нульового дня»).

Україна та її спеціалізовані організації мають співпрацювати з усіма зацікавленими сторонами, особливо на європейському рівні, задля забезпечення національної кібербезпеки та кіберзахисту. Розробка технічних та організаційних рішень мають, з одного боку, не обмежувати можливостей, які відкриває для країни перехід до цифрових технологій, а з іншого — забезпечувати відповідний рівень довіри та безпеки кожному користувачу.

Національна система кібербезпеки України повинна:

• забезпечити передню лінію оборони проти кіберзагроз шляхом посилення загальної ситуаційної обізнаності щодо інцидентів, вразливостей та загроз у середовищі державних установ, на об’єктах критичної інфраструктури, у громадському сегменті;
• запобігати вторгненням завдяки обміну інформацією та впровадженням контрзаходів, здатних зменшити поточні вразливості;
• захищати від повного спектру загроз шляхом підвищення контррозвідувальних та розвідувальних можливостей;
• зміцнити середовище кібербезпеки через освітянські, медійні громадські ініціативи;
• стимулювати та забезпечувати проведення кібернавчань, досліджень і розробок у сфері кібербезпеки.

Відповідно до Закону України «Про основні засади забезпечення кібербезпеки України», затвердженої Указом Президента України Стратегії національної системи кібербезпеки та відповідних рішень Ради Національної безпеки та оборони України, ключовими елементами Національної системи є:

• — організаційно-технічна модель,
• — відповідні її елементи — від національних центрів управління кібербезпекою до відповідних галузевих, приватних та інших центрів управління безпекою (SOC, Security Operations Centers) або центрів реагування на кіберзагрози (CERT, Computer Emergency Response Team).

Критичні завдання:

1. Скласти та затвердити перелік систем критичної інфраструктури (СКІ).
2. Провести аудит стану кібербезпеки СКІ з наданням відповідних рекомендацій щодо збільшення рівня захищеності та реагування на інциденти.
3. Створити центральні (ДССЗЗІ та СБУ вже створені) та галузеві центри запобігання кіберінцидентам та реагування на них (SOC, CERT) (згідно з європейською практикою, транспортний, енергетичний, фінансовий, телекомунікаційний, медичний, продовольчо-забезпечувальний рівень).
4. Розробити галузеві стандарти (настанови, інструкції) з кібербезпеки об’єктів СКІ та визначити механізми перевірки їх дотримання та оцінки виконання.
5. Розробити методику та заходи щодо проведення лабораторних та польових кібернавчань для спеціалістів та керівників СКІ та державних установ.

Довіра користувачів — істотний показник не лише для цифрової комунікації та транзакцій між громадянами, а й для бізнес-моделей, на яких базуються електронна економіка та комерція.

Держава має докласти всіх зусиль, щоб суспільство знало про наявні ризики, а також надати консультаційну та технологічну підтримку у впровадженні та використанні захищених інформаційно-комунікаційних систем, інфраструктур, платформ тощо.

6.7.12 Дорожня карта реалізації стратегії розвитку цифрової економіки

Цифровізація економіки не є самоціллю, а виступає лише інструментом для досягнення стратегічних цілей України та візії української економіки 2030Е (визначено у Розділах 3–4 Стратегії).

Ключові стратегічні цілі, які стоять перед Україною у перспективі до 2030Е:

• — Збільшити номінальний ВВП України у 8 разів — до 1 трлн дол. у 2030Е (ВВП 2018 р. — 130,5 дол.)
• — Стати впливовим регіональним суб’єктом, самостійним, незалежним в ухваленні економічних і геополітичних рішень, наскільки даватиме можливість це здійснити глобальна ситуація
• — Забезпечити вищий за середній показник у Європі та країнах-сусідах рівень доходів і якості життя українців (номінальна середньомісячна заробітна плата у 2030Е не нижче ніж 2700 дол.; середньомісячна пенсія — 775 дол.)
• — Створити умови для зростання капіталізації українського бізнесу

У Розділі 4 ми писали, що українська економіка не матиме швидкого розвитку, зробивши ставку на традиційні індустріальні сектори (металургію, важке машинобудування тощо).

Щоб у 2030Е досягти ВВП 1 трлн дол., потрібно найближчі 3–4 роки активно стимулювати процес проникнення технологій та інновацій у галузі економіки, які потенційно могли б показати значне зростання, а саме:

• — машинобудування;
• — військово-промисловий комплекс;
• — транспорт та логістика;
• — агросектор;
• — харчова та переробна галузь;
• — деревообробка;
• — металургія.

Окремо слід сфокусуватися на створенні промислових кластерів із присутністю в них високотехнологічних напрямків, таких як:

• — робототехніка;
• — біоінженерія;
• — 3D-принтинг;
• — штучний інтелект з акцентом на глобальний ринок.

Саме через технологізацію галузей економіки, надання бізнесу стимулів до цифровізації та паралельного розвитку високотехнологічних напрямків, за оцінками UIF, цифрова економіка потенційно складе до 65% ВВП у 2030Е.

Розвиток цифрової економіки в Україні дасть можливість:

• Створити умови для 8–10-кратного збільшення економіки протягом подальших 10 років.
• Набагато збільшити продуктивність праці (за оцінками UIF, для досягнення ВВП 1 трлн дол. продуктивність має зрости в 8,5 разу — до 71 тис. дол. на одного зайнятого. Це відповідає нинішньому рівню продуктивності у високотехнологічних секторах таких країн, як Бельгія, Данія, Фінляндія, Німеччина, Швеція)
• Здійснити технологічний стрибок української економіки.
• Істотно підвищити конкурентоздатність української економіки на глобальних ринках.
• Створити нові бізнес-моделі, нові сегменти та сектори, можливості швидко, зручно, дешево розвивати, масштабувати та капіталізувати будь-який бізнес.
• Створити нові робочі місця, попит на нові професії.

Програма «Цифровий спринт» (33 кроки для розвитку в Україні цифрової економіки):

Джерело: експерти «Цифрової адженди України»

Стратегічні рішення щодо розвитку цифрової економіки:

Джерело: експерти «Цифрової адженди України»

6.7.13 Оцінка макроефектів від цифровізації для ключових стейкхолдерів

Світ вступив в нову епоху, в якій вплив цифрових технологій дедалі більше відчувається в усіх секторах економіки.

Як саме цифровізація впливає на ВВП?

1. Цифровізація кардинально змінює традиційні галузі й сектори. Відбувається зміна класичних бізнес-моделей, аналогові процеси та операції перетікають в Інтернет, з’являється можливість формувати персональні пропозиції для кожного окремого клієнта. Автоматизація та роботизація мінімізують потреби в людському ресурсі, стрімко підвищуються ефективність і продуктивність праці.

Приклади: Alibaba не веде власної торгівлі, Uber не володіє жодною машиною, Amazon не має фізичних магазинів. Порт Роттердам перетворюється в єдиний цифровий простір за допомогою IoT (Інтернет речей). У порту встановлюються «цифрові дельфіни» — інтелектуальні датчики, що забезпечують підтримку транспортних потоків, включаючи перевезення вантажів. «Дельфіни» здатні до самонавчання, їх основа — нейромережі.

Кардинальні зміни відбуваються й у тих галузях, які вважаються базовими для української промисловості, — металургії, видобутку нафти й газу, енергетиці, АПК тощо.

Приклади: виробник сталі Thyssekruppcobots упроваджує коботів (cobots) на своїх заводах. Нафтогазовидобувна компанія BP активно використовує IoT для моніторингу стану своїх свердловин. Shell експлуатує систему Sensabot — віддалено контрольованих роботів, здатних функціонувати в локаціях, небезпечних для людини. В агросекторі створюються спеціальні роботи, які зможуть знищувати бур’яни, не використовуючи пестицидів.

2. Цифровізація створює нові сектори й сегменти, так само, як і нові професії. За оцінками Українського Інституту Майбутнього, до 60% доданої вартості в Україні в 2030Е буде створено в нових високотехнологічних секторах економіки, в таких як штучний інтелект, робототехніка, біоінженерія, 3D-принтинг, наномедицина та інші. В майбутньому 65% наших дітей займатимуться видами діяльності, які ще не існують сьогодні.

Цифрова економіка — це не окремий сектор ВВП, як, наприклад, індустрія ІКТ або промисловість, це платформа, яка пронизує всі сектори економіки, кардинально змінює їх, змінює саму структуру української економіки, створює нові сегменти і навіть галузі.

Вплив цифровізації визначається доданою вартістю, яку вона створює для кожної галузі економіки або сфери життя на макроекономічному рівні, або для конкретного продукту чи послуги — на мікрорівні.

Головний ефект цифровізації — це зміна ланцюжків створення доданої вартості. Технології та цифровізація витіснятимуть людину зі звичних для неї процесів — виробництва, сфери обслуговування, розваг, торгівлі, освіти й навіть медицини.

При тому в бізнесу кардинально зросте окупність інвестицій (ROI). За оцінками Digital Spillover, ROI для цифрових технологій у 6,7 разів вище, ніж для традиційних.

Згідно з результатами досліджень у звіті Digital Spillover, кожен долар, інвестований у цифрові технології, зумовлює зростання ВВП на 20 дол., тобто мультиплікатор інвестицій дорівнює 20. Для порівняння: мультиплікатор традиційних інвестицій (нецифрових) становить 2–8 (залежно від галузі).

Що отримають ключові стейкхолдери від цифровізації:

1. Ефекти від цифровізації для економіки України й бюджету

Джерело: оцінки експертів ініціативи «Цифрова адженда України», Ukrainian Institute for the Future на базі Digital Dividend: Policies to Harness the Productivity Potential of Digital Technologies

У світі використовуються різні підходи до оцінки впливу цифровізації на зростання ВВП, як і оцінки самого обсягу цифрової економіки, але уніфікованої єдиної методики поки що не існує.

Офіційна статистика (Укрстат) не обраховує обсягу цифрової економіки в Україні. Тому ми робили власні оцінки, що базуються на численних дослідженнях міжнародних організацій.

Ми оцінили макроекономічний ефект через оцінку впливу інвестицій в цифрові технології та цифрові інфраструктури на ВВП, а також через оцінку зростання продуктивності за рахунок цифровізації.

2. Ефекти від цифровізації для українського бізнесу^*:

• зростання промислового виробництва на 7–10% на рік;
• зростання високотехнологічних сегментів до 20% на рік;
• зростання пропускної здатності виробництв — до 60%;
• зростання кількості замовлень, виконаних вчасно, — до 95%;
• скорочення запасів — до 20%;
• зростання ефективності встановленого обладнання — до 15%;
• скорочення простоїв обладнання — до 22%;
• економія витрат на закупівлю — до 30%;
• додаткове залучення до країни інвестицій у розвиток Індустрії 4.0 — як у виробництва, так і в центри R&D, інкубатори та технологічні компанії.

^* згідно з оцінками АППАУ, експертів ініціативи «Цифрова адженда України», даними Національної стратегії Індустрії 4.0

3. Ефекти від цифровізації для громадян^*:

• Зростання економіки і, як наслідок, зростання доходів, зарплат. Додатковий приріст середньої зарплати за рахунок цифровізації складе від 11% у 2021Е до 95% у 2030Е (оцінки UIF)
• Зростання тривалості та якості життя (кожний громадянин отримає доступ до якісної медицини, зокрема профілактичної, що особливо змінить якість життя у віці старше 60–70 років; доступ до якісної освіти; буде гарантовано безпеку кожної людини; взаємодія громадян із державою відбуватиметься через електронний кабінет, що економитиме купу часу, грошей та забезпечуватиме психологічний комфорт українців тощо).
• Кожен українець отримає такі можливості:
  • — легко капіталізувати себе, свої знання, вміння та навички завдяки використанню цифрових технологій;
  • — створювати, розвивати та продавати свої ідеї, продукти та послуги через онлайн-сервіси та платформи, через власні боти та цифрові особисті «копії», без посередників і роботодавців;
  • — легко, зручно та швидко створювати бізнес із нуля та отримувати дохід від реалізації свого творчого потенціалу, креативних ідей та інтелекту.

^* згідно з оцінками експертів ініціативи «Цифрова адженда України» та Українського Інституту Майбутнього.

Ми привели лише деякі можливі ефекти й вигоди від цифровізації для української економіки. Насправді реальні наслідки можуть виявитися ще непередбачуванішими і приголомшливішими. Адже люди мислять лінійно, а зміни відбуваються експоненціально. Але в кожному разі вибір шляху, яким піде Україна, за нами — українцями.

Джерело: «Цифрова адженда України», оцінки Ukrainian Institute for the Future

Автори:

1. Валерій Фіщук, BDM/GR Cisco, член ради директорів Digital Transformation Institute, віце-президент асоціації «Інноваційний розвиток України»
2. Володимир Матюшко, кандидат технічних наук, незалежний експерт з ІКТ, член правління NGO «Central and Eastern Europe Business Council (CEE BC)»
3. Єгор Чернєв, консультант з інновацій та цифрової трансформації, голова ГО Innovation Nation, член ради руху Industry 4.0 Ukraine
4. Олександр Юрчак, генеральний директор Асоціації підприємств промислової автоматизації України.
5. Яна Лаврик, експерт економічних програм аналітичного центру «Український інститут майбутнього» (UIF)
6. Анатолій Амелін, співзасновник аналітичного центру «Український інститут майбутнього», директор програми «Економіка»

Джерела:

1. Розпорядження КМУ від 17 січня 2018 р. №67-р «Про схвалення Концепції розвитку цифрової економіки та суспільства України на 2018–2020 роки та затвердження плану заходів щодо її реалізації»
2. «Цифрова адженда України – 2020 («Цифровий порядок денний – 2020)», — ГС «ХАЙ-ТЕК ОФІС УКРАЇНА», 2016
3. Матюшко В.І. Аналітичне дослідження. Широкосмуговий доступ до Інтернету в Україні: стан та перспективи. — Intel, 2012, 146 стор.
4. Концепція АППАУ «Національна стратегія Індустрії 4.0»

Сообщение Україна 2030Е – країна з розвинутою цифровою економікою появились сначала на ХВИЛЯ.

Скандинавские страны разделились по поводу исхода европейских выборов. Ультра-либеральная Дания сохранила свои позиции, а их правящие партии превзошли все ожидания и переломили скептицизм тех, кто считал, что пришло время правых консерваторов.

Однако, в ослабленной миграционным кризисом и неудачной коммуникационной политикой Швеции правые всё же совершили свой разворот, и укрепили свои позиции на выборах в ЕП.

Латвия и Эстония, пережив смену правящих элит после парламентских выборов, оказались погружены в вопросы противостояния России, поиску новой социально-экономической модели развития в рамках противостояния с Брюсселем и попытками сближения с Польшей.

Наконец, европейские выборы в Румынии стали одними из самых динамичных и драматичных в этом году. Переживая острый политический кризис, правящие элиты отчаянно пытались сохранить свои позиции на выборах в ЕП, в то время, как их оппоненты сделали из антикоррупционной борьбы свой главный меседж на выборах.

Шестая часть из цикла статей о выборах в Европарламент, анализе их результатов и последствий для Европейского Союза и каждых стран по отдельности. С предыдущей частью можете ознакомиться по ссылке.

Швеция: правый разворот Стокгольма

После миграционного кризиса 2015 года, шведская политика последовательно смещается вправо, из-за чего результаты выборов в ЕП стали кардинально другими по сравнению с 2014 годом, когда успехом наслаждались лево-либералы, феминистки, центристы и социал-демократы.

Единственное, что не позволило правым полноценно доминировать в шведском политическом дискурсе последние 5 лет, стала стабильная экономика. Как и во всей Скандинавии, в Швеции последствия мирового финансового кризиса не так сильно ощущались благодаря сильной экономической модели государства, что удержала на плаву правящие центристские силы и социалистов.

В этом году правящая Социал-демократическая партия премьер-министра Стефана Лёфвена готовилась получить второе поражение после неудачи на парламентских выборах в сентябре 2018 года. Хотя они остаются крупнейшей датской фракцией в ЕП, их результат последовательно спускается вниз на фоне более агрессивных и актуальных для общества правых консерваторов, эксплуатирующих тему миграционной политики и противодействия наплыву беженцев.

Коллеги социал-демократов, помогавшие им удерживать правительство Льовфена на плаву последние несколько лет – «зелёные», «Левая партия» и «Феминистская инициатива» — также деморализованы из-за восхождения правых, сумевших консолидировать свой электорат и удержать его внимание, в отличие от своих единомышленников в соседней Дании.

Эти европейские выборы стали очередным победным маршем для шведских правых, особенно партии «Шведские демократы», получившей второе дыхание благодаря миграционного кризису, ослаблению либеральных элит в Германии и обострению противоречий внутри Евросоюза.

Результаты выборов в Европарламент по Швеции отобразили результаты выборов в парламент страны в прошлом году.

Шведские выборы в Европарламент стали прямо противоположным тому, что произошло в соседней Дании:

1. Все правые консервативные партии усилили своё присутствие в ЕП, набрав больше голосов, чем 5 лет назад. Это даст им преимущество в статусе оппозиции к довольно хрупкой и неустойчивой коалиции премьер-министра Стефана Лёфвена;
2. Впервые за 20 лет, христианские демократы также получили больше чем 1 мандат, что также подчёркивает тренд на правый разворот шведского избирателя;
3. Несмотря на то, что социал-демократы останутся крупнейшей партией в шведском парламенте (что было неизменным с 1917 года!), они продолжают пробивать новое дно с каждыми выборами. В конечном итоге, Швеция уже скоро может получить совершенно новое правительство в истории страны, а социал-демократы впервые за 100 лет утратят первенство;
4. Шведские либералы получили худший результат в своей истории, что стало неприятным сюрпризом для альянса либералов Эммануэля Макрона в ЕП;
5. Швеция в новом составе ЕП станет более консервативной и будет тяготеть к «Европейским консерваторам и реформистам», усиливая их позиции в борьбе за руководителей институтов ЕС.

Дания: возрождение либералов и разгром консерваторов

Главной политической силой Дании на этих выборах была правящая Либеральная партия премьер-министра Ларса Лёкке Расмуссена, которой многие прогнозировали поражение в пользу правых консерваторов. Впрочем, сами либералы делали всё возможное, чтобы убедить население, что это голосование – это выбор между ЕС и чем-то ужасающим, типа Brexit.

Примерно такая же тактика наблюдалась и у социал-демократов, которые шли на выборы с таким же чувством предстоящего поражения, в основном из-за своего длительного пребывания при власти или в союзе с правительством.

А вот датские консервативные партии, включая умеренных евроскептиков из Датской народной партии, были уверены в своей победе. Они шли на выборы с обещаниями изменить политику ЕС и вернуть Копенгагену больше полномочий, особенно в вопросах миграционной политики и энергетики, с учётом напряжённой ситуации вокруг строительства газопровода «Северный поток-2».

Наконец, не последняя роль на этих выборах отводилась «зелёным», серьёзно усилившим свои позиции в датской политике из-за истории с трубопроводом «Северный поток-2» и роста популярности темы экологии.

Результаты европейских выборов в Дании превзошли все ожидания, причём по всем партиям:

Что эти цифры говорят нам о политическом будущем Дании, и её роли в новом составе Европарламента:

1. Партия премьер-министра Ларса Лёкке Расмуссена превзошла ожидания и сумела увеличить своё представительство в ЕП, тем самым сделав приятный подарок альянсу либералов во главе с партией Эммануэля Макрона;
2. Датские консерваторы были полностью разгромлены из-за скандалов с неэффективным использованием бюджетных средств ЕС и появления новых правых, пытающихся паразитировать на их электорате, а также неспособности отвечать на запросы обществе по «зелёной повестке». Поражение Датской народной партии может открыть дорогу новым игрокам, и это будет проблемой для нынешнего премьер-министра, который столкнётся с неизведанными силами на выборах 9 июня;
3. «Зелёная повестка», набравшая популярность в Дании, вывела на европейский уровень «зелёных», имеющих в стране сильные позиции. Это усилит влияние групп, ратующих за отмену строительства больших трубопроводов и энергетических проектов. Это плохие новости для России и Германии с «Северным потоком-2».

Румыния: призрак коррупции на развалинах коалиции

Данная страна в последние 5 лет переживала возможно чуть ли не самый политически тяжелый период в своей современнейшей истории. Политики в Бухаресте были вынуждены пережить политический кризис и массовые протесты граждан, вызванные скандалами вокруг увольнения Лауры Ковеши председательницы Национального антикоррупционного директората, являвшейся в стране «легендой» и чуть ли не идолом, показавшим как необходимо бороться с коррупцией.

Данную ситуацию только обострял тот факт, что во всем этом процессе с увольнением Ковеши был задействован Конституционным суд, что фактически дискредитировало данную институцию в глазах множества граждан, сделав ему репутацию «марионетки» в руках политиков.

Основными конкурентами на политической арене Румынии являются «Национал-либеральная партия», поддерживающая президента страны Клауса Йоганниса и «Социал-демократическая партия», имеющая большинство в обеих палатах парламента и контролирующая правительство в коалиции с «Альянсом либералов и демократов».

Именно между «НЛП» и «СДП» разыгрывалась борьба вокруг решения Конституционного суда, заставившего президента Йоганниса уволить Лауру Ковеши. «НЛП» обвиняли «СДП» в постепенном «сворачивании» демократического режима в Румынии посредством подчинения себе как судов, так и антикоррупционных институций.

В результате политической турбулентности, которая буквально поглотила Румынию «НЛП» начали стремительно наращивать рейтинги, поднявшись с 22% до 27%, а их главные оппоненты «СДП» не менее стремительно теряли популярность, упав с 32% до 25%. «Альянс 2020», ставший результатом объединения двух политических сил ради «спасения страны» получал около 16% голосов избирателей.

В связи с тем, что партия «АЛДЕ», являлась союзником и партнером по коалиции с «проштрафившейся» «СДП», данная политическая сила начала также терять рейтинги, упав с 12% до 9%. Идентичную поддержку в соответствии с предвыборной социологией получала также и партия «Про Румыния», что определенно являлось успехом в связи с тем, что она была создана в 2017 г.

«Партия народного движения», которая практически не изменила своих позиций с 2014 г., могла рассчитывать только на 6% голосов избирателей, что вовсе создавало угрозу оказаться вне парламента. «Демократический альянс Венгров в Румынии» по результатам социологии получает переменную поддержку колеблющуюся от 4% до 5%, имея шанс не попасть в Европейский парламент.

Результаты выборов в Европейский парламент в Румынии оказались одними из самых точных, если говорить о социологических исследованиях. «НЛП» получает 27,8% голосов избирателей и 10 мандатов в наднациональной институции, их главные оппоненты «СДП» действительно «похудели», но при этом не сильно отстав от либералов и получив 24,8% и 9 мандатов. «Альянс 2020» поддержали 18,1% избирателей, давших им 7 евромандатов. «Про Румыния», «Партия народного движения» и «Демократический альянс Венгров в Румынии» получили каждый по 2 мандата.

Таким образом, из Румынии в Европейский парламент не попала ни одна евроскептическая сила, разве что «СДП», которая в попытках разрешить внутриполитические конфликты, иногда критикует Брюссель и «старые элиты».

Латвия: победа правящих сил и усиление оппозиции

Политическая ситуация в Латвии остается неизменной даже после прошедших парламентских выборов в 2018 г., на которых в очередной раз победила партия, представляющая интересы русскоязычного населения Нила Ушакова «Согласие». Основными политическими силами на внутренней арене Латвии, кроме пророссийского «Согласия» остаются партия «Новое Единство», представителем которой является нынешний премьер-министр, «Союз Зеленых и Крестьян», национал-популистская партия «Национальное объединение», «Кому принадлежит страна?», «Новая консервативная партия» и партийный блок «Развитие/За!», а также не присутствующая в Сейме «Русский союз Латвии».

При этом, несмотря на то, что партия «Согласие» победила на выборах в Сейм, на выборах в Европейский парламент данная политическая сила получила только второе место и два евромандата ввиду того, что часть её электората оттекло к «Русскому союзу Латвии», также прошедшему в Европейский парламент и получившему один мандат.

Первое место заняла партия «Новое Единство», которому доверилось 26,2% избирателей и также получившей 2 мандата. Национал-популисты «Национальное объединение» заняли третье место на этих выборах, также получив 2 мандата и 16% голосов избирателей. Помимо них в Европейский парламент «проскользнул» партийный блок «Развитие/За!», получившее 1 место.

В целом следует отметить, что Латвия, несмотря на свои скромные размеры и только 8 мест в Европейском парламенте имела крайне динамичную предвыборную кампанию, поскольку в избирательной гонке за места в наднациональной институции Европейского союза приняло участие более 17 политических партий.

Сразу после выборов в Европейский парламент латвийский Сейм на внеочередном собрании выбрал Эгила Левитса на должность президента Латвии. Его поддержали депутаты не только правящей коалиции, но также часть оппозиции, которая не могла определиться с основной линией.

Эстония: дробление коалиции и ослабление либералов

Данное государство, лежащее в Балтийском регионе, которое даже не успело «отдохнуть» от выборов в Рийгикогу, прошедших 3 марта 2019 г., а точнее от их результатов, сразу же принялось готовиться к гонке в Европейский парламент.

На последних выборах в эстонский парламент победила «Партия реформ», которая на сегодняшний день является самой крупной политической силой на арене Эстонии. Их конкурентами являются экс-партия власти «Центристская партия» и национал-популисты «Консервативная народная партия», «Отечество» и «Социал-демократическая партия».

В результате последних выборов свою поддержку потеряли «ЦП», которые изменили риторику в отношении РФ, ужесточая её, тем самым «оттолкнув» представителей российского меньшинства. Свои рейтинги увеличили «ПР» и правые «КНП».

Результаты внутренних выборов вполне логично перенеслись и на гонку в Европейский парламент, на которых победили «ПР» и «СДП», получившие по 2 мандата. Ещё по одному месту в Европейском парламенте досталось «ЦП» и «КНП».

Основной проблемой для эстонской политической арены будет являться трудное сотрудничество во внутреннем парламенте, поскольку даже поиск и создание коалиции оказались достаточно затруднительными, учитывая нынешний расклад сил. Фрагментированность парламента вынуждает партии искать поддержку даже у потенциальных оппонентов.

Сообщение Европейские выборы: анализ результатов. Швеция, Дания, Прибалтика и Румыния появились сначала на ХВИЛЯ.

Вспышка масштабных боевых действий на северо-западе Сирии в начале мая стало очередной «ожидаемой неожиданностью» для международного сообщества и региональных игроков, участвующих в этом сложнейшем конфликте. Спустя 8 лет войны, слово «участие», на мой взгляд, уже не отображает реальной ситуации. Тут впору говорить скорее о «втянувшихся в конфликт игроков», которые из него не могут выйти, даже при всём желании и готовности.

На протяжении последнего года, с момента завершения боёв вокруг Дамаска и в южной части страны, основной вопрос, который все задавали касательно конфликта, относился к последнему из всех существовавших на территории Сирии антиправительственных анклавов – провинции Идлиб.

Поражение боевиков в военных кампаниях вокруг сирийской столицы, в Южной Сирии и в северных районах провинции Хомс, для многих стало началом конца «сирийской революции» — так западные журналисты называли происходившее в этой страны в первые годы конфликта. Провинция Идлиб осталась последним оплотом антиправительственных сил и, соответственно, последним препятствием на пути Дамаска к военной победе над своим противником.

Однако по мере приближения развязки 8-летнего конфликта, повышались и ставки в нём. Внешние игроки, чувствуя приближение какого-то логичного конца, внезапно осознали, что за войной приходит мир, а с ним – ответственность за дальнейшее развитие ослабленного, травмированного и уставшего государства. Вопрос Идлиба быстро погрузился в пучину формальных и неофициальных переговоров, а вскоре и вовсе затерялся в этих бесконечных разговорах.

И вот, спустя год, поздней весной, вокруг провинции Идлиб вспыхивают масштабные боевые действия, уносящие жизни сотен человек и угрожающие изменить баланс сил в регионе. Парадоксально, но для многих наблюдателей, целый год сравнивавших Идлиб с пороховой бочкой, которая может рвануть в любой момент, бои всё равно стали неожиданностью, словно они не характерны для этого конфликта. Словно никто не верил в силовой вариант развязки ситуации.

Объяснить этот парадокс несложно, ведь именно он и стал причиной эскалации. Это классическая ловушка игрока в покер, который так упорно блефовал, что в какой-то момент действительно поверил в свой собственный блеф.

В случае конфликта в Сирии, таких игроков в покер было сразу несколько, и блефовали они много, часто и весьма масштабно. Такая политика притворства, имитации и завышенных ожиданий в конце концов натолкнулась на оперативную реальность, взорвавшуюся очередной вспышкой насилия и разбалансировкой статуса-кво, закреплённого в прошлом году.

Призрак Астаны и «сирийский консенсус»

Ещё в сентябре прошлого года, когда Турция, Иран и Россия – три государства, доминирующие в Сирии на сегодняшний день – подписали знаменитые Сочинские соглашения о перемирии и зонах де-эскалации, было понятно, что это ненадолго.

Несмотря на то, что подобный «сирийский консенсус» между тремя странами, имеющими разные долгосрочные интересы в Сирии – это уже подвиг их дипломатии, договорённости были настолько слабыми и неубедительными, что любой наблюдатель, хоть немного знакомый с ситуацией на местах, мог понять их несостоятельность и недолговечность.

Сочинские соглашения стали просто-таки невероятно изобретательным способом заморозить имеющиеся у трёх сторон политические разногласия по Сирии, апофеоз изворотливости и гибкости российской и турецкой дипломатии, сумевших найти настолько размытую, но такую заманчивую, формулу широкого компромисса. Даже Иран, который был наиболее скептичен к этим соглашениям, бы вынужден махнуть рукой и поставить свою подпись, понимая, что ничего другого они не придумают, по крайней мере, пока что.

Уже тогда, за круглым столом переговоров Константиновского дворца, началась легендарная игра в покер, блеф, который спустя полгода завершится крупнейшей за последний год вспышкой насилия и гибелью сотен людей. Все участники переговоров делали вид, что всё идёт по какому-то заранее намеченному плану.

Турция, обеспокоенная отсутствием прогресса в договорённостях с США по курдам, делала вид, что зоны де-эскалации – это хорошая идея, которая позволит установить длительный мир в северной Сирии. Реджеп Тайип Эрдоган горячо убеждал своего российского коллегу Владимира Путина, что он имеет полный контроль над антиправительственными группировками в провинции Идлиб, включая террористов коалиции «Тахрир Аш-Шям» — организации, связанной с «Аль-Каидой» и не включенной ни в одно соглашение о перемирии.

Официальная Анкара, контролирующая часть группировок, собранных вместе под зонтиком коалиции «Фронт национального освобождения» (созданная турецкой разведкой), видимо, искренне считала (или хотела так думать), что может повлиять на радикальных экстремистов, убедив их не стрелять и вывести свои силы из «буферного пояса», созданного вокруг провинции Идлиб Сочинскими соглашениями.

Иран был наименее уверенным в успехе этого предприятия. Официальный Тегеран несколько раз поднимал вопрос целесообразности реализации именно такого подхода, указывая на то, что террористы «Аль—Каиды» и прочие аффилированные с ними экстремистские структуры в Идлибе не будут соблюдать мирные соглашения. Тем не менее, дабы не утратить своё влияние и вовлеченность в сирийские процессы, несмотря на санкции США, иранцы решили сыграть в эту игру самообмана и блефа, сделав хорошую мину при плохой игре, и публично поздравив своих коллег с «прорывом».

Со своей стороны, Россия, гонимая желанием продемонстрировать успешность и результативность своего Сочинского формата, созданного в качестве альтернативы проамериканскому Женевскому процессу, тоже блефовала, убеждая своих партнёров в том, что Москва полностью контролирует официальный Дамаск, и сумеет сдержать сирийцев от нападения на провинцию Идлиб. О проблемах в отношениях Сирии и РФ, которые я поднимал в своей статье ранее, естественно, в Кремле тактично не упоминали.

Завышенные ожидания, конвертировавшиеся в щедрые обещания и самоуверенные заявления участников переговоров, стали бомбой замедленного действия для ситуации в северной Сирии.

Единственными, кто не питал иллюзий относительно данных договорённостей, были сирийское правительство и антиправительственные силы. Они прекрасно понимали, что конфронтация неминуема, и провинция Идлиб всё равно окажется в перекрестии прицела. Они рассматривали Сочинские соглашения как обыкновенную политическую игру, призванную просто помочь участникам переговоров сохранить лицо.

С точки зрения боевиков, перемирие изначально было «фейковым», а в глазах некоторых их командиров даже играло на руку сирийской армии, помогая им перегруппироваться и подготовиться к наступлению. Со своей стороны, в Дамаске договорённости РФ, Ирана и Турции считали очередной попыткой «поторговать» сирийскими землями, надолго заморозить ситуацию и, в конечном счете, разделить сферы влияния северной Сирии между тремя сторонами. Для сирийцев это прямо противоречило их цели вернуть все свои земли под свой контроль и ликвидировать иностранное военное присутствие на севере страны.

Нетрудно догадаться, что сразу за подписанием соглашений в Сочи и их закреплением на последующей конференции в Астане, антиправительственные группировки и сирийские войска начали готовиться к нападению друг на друга, и даже не думали покидать «зоны де-эскалации», рассматривая в этом шаге проявление слабости и утрату территориального преимущества над противником.

Уже в октябре начались обстрелы в западном пригороде Алеппо, на северо-востоке провинции Латакия, на юго-западе провинции Алеппо и на севере провинции Хама – по всей линии фронта вдоль административной границы с провинцией Идлиб, там, где проходила пресловутая «зона де-эскалации».

Однако, если на локальном уровне режим перемирия так и не заработал, то на высшем политическом уровне участников переговоров, всё было, казалось бы, отлично. Турция браво рапортовала о том, как хорошо сохраняется перемирие, и как много сирийских беженцев вернулись домой после того, как турецкие «миротворцы» оккупировали северные территории Сирии, выгнав оттуда курдов.

Россия ежедневно считала количество обстрелов на линии соприкосновения, отмечая их резкое снижение и стабилизацию фронта, параллельно получая горячие заверения Дамаска в том, что всё спокойно, сирийские войска, конечно же, соблюдают перемирие, и наступать не собираются. Желая верить именно в это, русские особенно не проверяли правдивость этих слов, а их инспекции вдоль «буферного пояса» редко выявляли нарушения или несоответствие достигнутым договорённостям.

Имея более эффективную и обширную агентурную сеть на местном уровне, Иран понимал, что по факту соглашения не работают, и стороны активно готовятся к масштабным боям. Попытки убедить в этом русских завершились ничем, а Эрдогану, особенно накануне местных выборов (которые он впоследствии проиграл) не нужны были плохие новости.

В конце концов, ни один из трёх участников-гарантов перемирия не имел альтернативного безболезненного плана урегулирования ситуации, да и желания его сформулировать особенно не высказывал. Кому надо слышать о том, что договорённости, к которым готовились целый год, оказывается, не работают с самого первого дня? К тому же, у многих наблюдалась внутренняя уверенность в том, что Сочинские соглашения заморозят ситуацию хотя бы на год, пока они не разгребутся со своими внутренними проблемами. В случае Ирана – это санкции США, экономические реформы и стабилизация финансовой ситуации.

К середине весны этого года, ситуация в северной Сирии окончательно накалилась. Карточный домик, выстроенный из лжи, самообмана, мифов и иллюзий, наконец рухнул, обнажив реальную обстановку на местах. Сочинские соглашения стали историей.

Рассвет Идлиба

После провальных мирных переговоров по Сирии в столице Казахстана, завершившихся ничем, ситуация вокруг «буферного пояса» в северной Сирии окончательно вышла из-под контроля. Подробнее о результатах конференции в Нур-Султане я писал в предыдущей статье.

Для сирийского правительства, долгое время твердившего о несостоятельности российско-турецко-иранских договорённостей, очередной провал переговоров стал сигналом к действию, последней попыткой хоть как-нибудь обратить внимание внешних игроков на реальную ситуацию в провинции Идлиб.

Уже 1-2 мая началась масштабная переброска сирийских войск из центральных и восточных регионов на северо-запад, в горные районы провинции Хама, прилегающей к провинции Идлиб, на которую Дамаск планировал начать наступление. На следующий же день начались ковровые бомбардировки укреплённых позиций боевиков с воздуха, а сирийская армия совершила разведку боем на нескольких участках фронта.

Логика сирийского политического руководства состояла в том, чтобы усилить давление на внешних стейкхолдеров путём разбалансировки ситуации вокруг Идлиба, вынуждая стороны конфликта реагировать на кризис и действовать более решительно.

Ясное дело, о зачистке всей провинции Идлиб речь не заходила, хотя населению, дабы консолидировать людей и поднять боевой дух, сообщали о намерении «вернуть каждую пядь земли». В реальности, сирийцы прекрасно понимали, что ресурсов для возвращения всего региона у них нет, а настолько масштабная военная операция приведёт к огромным жертвам и растратам, вероятно вызвав очередной региональный гуманитарный кризис.

Согласно планам военного руководства, сирийская армия поставила себе следующие задачи:

1. Прорвать первые линии обороны антиправительственных сил и захватить их укреплённые позиции в горных крепостях Калаат Аль-Мадык и Кяфр-Наббуда, создававшие серьёзные проблемы для тыловых баз сирийских войск в христианских районах северной части провинции Хама;
2. Зачистить северо-восточную часть провинции Латакия, взяв под контроль стратегически важную горную крепость Кабани, из которой постоянно обстреливают российскую военную базу «Хмеймим» в Латакии;
3. Захватить контроль над горными районами на кряже Джабаль Аз-Завийя, открывающий вид на равнину Аль-Гааб и дающий возможность следить за всеми передвижениями противника на ней;
4. Разблокировать стратегические трассы Алеппо-Латакия и Алеппо-Дамаск с выходом на границу с Турцией, дабы воссоединить коммуникацию между севером Сирии и её другими регионами, а также возродить региональную торговлю, включая поставки топлива;
5. Получить территориальное преимущество над противником, установив контроль над горными районами северо-западной Сирии, что позволит заблокировать линии снабжения боевиков в южной части провинции Идлиб и обеспечить постоянное военное давление на них, вынуждая добровольно покинуть территорию, чтобы не попасть в «котёл».

Рано утром 4 мая сирийская армия двинулась всем фронтом вперёд, и начала масштабное наступление на северо-западе провинции Хама в сторону провинции Идлиб под кодовым названием «Рассвет Идлиба». В следующие 4 дня сирийским войскам удалось штурмом овладеть двумя горными крепостями Калаат Аль-Мадык и Кяфр-Наббуда, захватить прилегающие к ним посёлки и высоты, и перебить линии снабжения боевиков в юго-западной части Идлиба, вынуждая их отступить на север. Впервые с 2014 года, когда сирийская армия покинула провинцию Идлиб, они вернулись на юго-западные границы этого региона, что стало серьёзным поворотом во всей северной военной кампании в Сирии.

Антиправительственные группировки оказались в затруднительном положении. Несколько их контрнаступлений потерпели поражение, а руководство боевиков было слишком занято внутриполитическим соперничеством, и отказывалось выступать единым фронтом.

К тому же, про-турецкие фракции исламистов, находящиеся под контролем Анкары, не спешили помогать своим идеологическим партнёрам. Это лишь способствовало быстрому продвижению сирийской армии. Некоторые командиры боевиков начали говорить о «зраде». Дескать, Турция их «кинула», и договорилась с русскими, чтобы их «слить», поэтому Анкара им не помогает, и не позволяет своим группировкам участвовать в оборонительных боях.

К 20 мая сирийские войска немного выдохлись, и сделали паузу. Захват горных районов северо-западной Хамы дался им невероятно сложно. К тому же, если на этом участке фронта всё шло по плану, то в провинции Латакия наступление провалилось.

Маленький городок Кабани, возвышающийся над горным массивом Джабаль Аль-Акрад, неслучайно прозвали «Сталинградом». Уже 5 лет сирийская армия не может его взять. Сложность ландшафта и мощные укреплённые позиции боевиков делают любой штурм бессмысленной бойней, а победу «пирровой», способной обескровить наступающую силу и не дать ей закрепиться здесь после захвата города. В период между 4 и 30 мая сирийские войска предприняли 13 попыток штурма Кабани, и все они провалились. Это сорвало планы сирийских генералов, и вынудило их перебросить туда подкрепления, тем самым ослабив восточное крыло наступления.

Пробуксовка наступления сирийской армии дала антиправительственным силам время для перегруппировки и проведения консультаций полевых командиров. В итоге, к 21 мая к террористам коалиции «Тахрир Аш-Шям», которые были главной боевой силой при обороне северной части провинции Хама, присоединились ещё части боевиков – наёмники из Центральной Азии, китайские уйгуры и часть про-турецких группировок. Также был создан единый оперативный штаб для координации союзных сил.

Это упрочило позиции антиправительственных группировок, дало им возможность переосмыслить свои действия и спланировать несколько грамотных контранаступательных операций.

Душевные метания Реджепа Эрдогана

Вспышка боевых действий на северо-западе Сирии больнее всего ударила по самоощущению Турции. Для президента Реджепа Тайипа Эрдогана, только что пережившего унизительное поражение на местных выборах в Стамбуле, Анкаре и Измире, наступление сирийской армии стало очень неприятным сюрпризом.

Как я уже писал выше, Турция ревностно относилась к Сочинским соглашениям и переговорам в Казахстане, всегда подчёркивая, что они являются могущественным и влиятельным стейкхолдером в северной Сирии. Это вполне логично. Ведь если бы выяснилось, что турки не могут влиять на местные элиты, тогда их роль в региональных договорняках утратила бы смысл.

Провинцию Идлиб Турция с самого начала считала важным регионом, буферной зоной, которая отделяет их границу от враждебной Анкаре сирийской правительственной армии. Неудивительно, что после начала зачистки пограничных территорий от курдов в 2016 году и уменьшения влияния Саудовской Аравии и Катара на местные группировки после 2017 года, Турция перебрала на себя функции куратора региона.

Не доверяя официальному Дамаску, Турция противилась любым планам Ирана и России решить вопрос Идлиба военным путём, результатом чего стал широкий компромисс в виде Сочинских соглашений, заморозивший ситуацию и фактически отложивший её в долгий ящик. В действительности, стороны просто отложили то, что неминуемо должно было произойти, ведь реального влияния на местные элиты Анкара не имела.

Когда начались бои, Турция оказалась в сложной ситуации. С одной стороны, террористы коалиции «Тахрир Аш-Шям» и их союзники-экстремисты уже порядком всем надоели. Их отказ соблюдать перемирие и покинуть «буферный пояс» вокруг Идлиба отравлял трёхсторонние переговоры и подрывал договорённости в Сочи и Нур-Султане.

Боевики крепко сидели на контрабандных потоках, а их непокорность создавала дополнительные препятствия для передвижений про-турецких фракций и турецких войск в их партизанских войнах с курдским подпольем севернее Алеппо. К тому же, застой в переговорах из-за неспособности Анкары влиять на исламистов Идлиба, не давал возможности разрешить вопрос курдского анклава на северо-востоке, поскольку блокировал возможность договориться с русскими и иранцами. Цена последних за раздел влияния на северо-востоке была всегда одной и той же – провинция Идлиб.

С другой стороны, зачистка даже небольшой части северного региона Сирии от террористов «Аль-Каиды» и их союзников поставил бы под угрозу позиции про-турецких фракций и ослабил бы их. Выход сирийской армии к границам провинции Идлиб и их захват стратегических трасс усилил бы переговорные позиции Башара Асада, давая ему возможность постоянно оказывать давление на турецкие войска, расквартированные северо-восточнее места боёв.

Это бы сделало все военные достижения Турции в северной Сирии бесполезными. К тому же, Анкара не доверяет Дамаску в принципиальных для себя вопросах. Эрдоган полагает, что Асад не поможет ему закрыть курдский вопрос, поскольку для этого Анкаре нужен постоянный доступ к северным районам Сирии и, желательно, установление над ней особого квази-протектората, дабы держать ситуацию под постоянным наблюдением и контролем. В свою очередь, в Дамаске такую идею категорически отвергают, считая, что она фактически узаконивает долгосрочную оккупацию Турцией северных курдских земель.

Поэтому, душевные метания Эрдогана по поводу вспышки боёв на северо-западе Сирии, вынудили его всё-таки поддержать боевиков и остановить Асада. 21 мая Турция и Россия провели мирные переговоры, на которых команда Эрдогана потребовала от сирийских войск покинуть все захваченные за это время территории и отвести тяжёлое вооружение согласно Сочинским договорённостям. Естественно, наэлектризованный патриотизмом и решимостью от недавних военных побед сирийский генералитет отказал российским эмиссарам в таком «щедром» предложении, послав Турцию на три буквы. Переговоры провалились.

Это развязало Анкаре руки, и на следующий же день про-турецкие фракции боевиков присоединились к своим коллегам в провинции Идлиб в обороне юго-западных границ от сирийских войск. Их стало так много, что они решились на масштабную контратаку, и уже 22 мая отвоевали стратегический горный городок Кяфр-Наббуда, нанеся болезненный удар по самолюбию сирийских генералов.

Впрочем, их атака оказалась слишком дорогостоящей. В боях погибли до 200 отборных бойцов антиправительственных сил из коалиции «Тахрир Аш-Шям» и группировки «Джейш Аль-Изза» — одной из самых боеспособных. Практически весь командирский состав последней лёг в сражениях за этот маленький город. Боевики сожгли на подходах к Кяфр-Наббуде десятки танков и ещё больше бронемашин. Понимая, что закрепиться в городе они не успеют, а ждать подкрепления долго, уже через пару дней боевики вынуждены были отступить под натиском сирийской армии.

Ситуация на северо-западе Сирии зашла в тупик. Антиправительственные группировки, получившие мощное подкрепление от Турции, не сумели им грамотно воспользоваться и потерпели ряд поражений в ходе контратаки на позиции сирийской армии.

Правительственные войска сделали паузу, зализывая раны от той кровавой бани, которая вспыхнула на этом участке фронта в конце мая, и решили попридержать коней, и не спешить идти в лобовую атаку на вторую линию боевиков уже на территории провинции Идлиб. К тому же, все попытки захватить многострадальный городок Кабани в Латакии снова и снова проваливались.

Это вынудило Турцию и Россию снова вернуться к столу переговоров и объявлять одно ситуативное перемирие за другим. Впрочем, ни одно из них не проживало более 2 часов, и всякий раз разваливалось. Было ясно видно, что стороны конфликта уже вообще не ставят в расчёт позиции своих покровителей, а идея перемирия окончательно утратила свою ценность и серьёзность в глазах местных сил.

К середине июня военная ситуация на северо-западе Сирии оставалась подвешенной в воздухе. Стороны обстреливают друг друга, пытаясь совершить вылазку на чужую территорию. Турция раз за разом бросает в пустоту свои угрозы и требования остановить обстрелы и отвести сирийские войска от провинции Идлиб. Россия безучастно наблюдает за тем, как медленно и уверенно отмирает её договорная база с Турцией и Ираном, так хорошо консервировавшая ситуацию на протяжении последних 1,5 лет. По крайней мере, так всем казалось.

Конец старой договорной базы и будущее Сирии

Эскалация боевых действий на северо-западе Сирии засвидетельствовала смерть старой договорной базы триумвирата Турции, РФ и Ирана, с помощью которой они пытались законсервировать конфликт, локализовать его в пределах одного региона и заморозить решение самых острых проблем, дабы они не были постоянным раздражителем в их отношениях на базе совместного противостояния с США.

В некотором смысле, действия Башара Асада и сирийского генералитета вскрыли те фундаментальные дыры, которые существовали в договорённостях, и которые так упорно старались не замечать их авторы. Крах баланса сил вокруг провинции Идлиб обещает создать дополнительные вызовы для Турции и РФ в ближайшем будущем. Уже сейчас, сирийская армия готовится к летней военной кампании, неприкрыто намекая о своих намерениях отвоевать часть этого северного региона.

Это ставит Россию и Турцию перед важнейшей дилеммой: как сохранить их партнёрство, при этом избегая прямого столкновения в провинции Идлиб?

И Россия, и Турция (в меньшей степени, Иран) положили на эти соглашения слишком много ресурсов, времени и людей, чтобы сейчас с лёгкостью от них отмахнуться, не говоря уже о том, чтобы признать их неэффективность и несостоятельность. Оба государства, желая играть доминирующую роль в сирийских процессах, охотно убеждали международное сообщество и друг друга, что они способны влиять на местные элиты: Москва – на Дамаск, Анкара – на Идлиб. Оба президента – Владимир Путин и Реджеп Эрдоган – бросили на амбразуру личный авторитет и репутацию, сделав из политики «зон де-эскалации» и «буферного пояса» часть собственной легитимности в вопросах Сирии, позволившей им перетянуть на свою сторону многие государства региона, убедив их, что именно РФ и Турция сейчас заправляют в Сирии.

Нынешняя ситуация, особенно с учётом её дальнейшего ухудшения, вскрывает все эти недостатки, и вынуждает Иран, Турцию и Россию пойти по одному из трёх вариантов.

№1. Компромисс. Стороны могут наконец начать предметный разговор о будущем северной Сирии и договориться между собой. В случае регионального договорняка, Турция получит «зелёный свет» на зачистку курдского анклава севернее Алеппо с центром в городе Таль-Рифаат. К тому же, Турция получит поддержку РФ и Ирана в противостоянии с курдами на северо-востоке Сирии, где стоят американские войска.

Россия содействует переговорам лояльной части курдов с официальным Дамаском, и даст гарантии Турции, что они не получат автономию. Анкара берёт кураторство над этим регионом, и сохраняет своё влияние на приграничных землях севернее Алеппо и Идлиба. Про-турецкие группировки, скорее всего, будут в дальнейшем легитимизированы через международные переговоры в Казахстане и Женеве, и станут марионетками Анкары для сохранения своего влияния на севере Сирии.

В обмен на это, Россия и Иран получат возможность отвоевать провинцию Хама, Латакия и часть провинции Идлиб, разблокировав стратегические трассы, соединяющие северные районы Сирии с остальными провинциями, а также с Турцией. Это позволит возродить региональную торговлю и привлечь деньги в Сирию, а также разрешить «топливный кризис», вспыхнувший в стране два месяца назад.

Иран сохранит своё военное присутствие и усилит позиции на рынке, куда он хочет зайти со своими деньгами и инвестициями, а также реализовать энергетические проекты с Турцией. Россия расширит свою военную инфраструктуру в Сирии, раскроет собственный противовоздушный ракетный щит над Левантом и станет главным стейкхолдером левантийской политики при поддержке Анкары. Лояльную часть сирийских курдов русские будут пытаться свети с официальным Дамаском, дабы урегулировать их конфликт и вернуть контроль правительства над нефтегазовыми месторождениями на востоке.

Сирия получит долгожданную возможность зачистить последний анклав боевиков. В случае турецко-российского компромисса, Анкара может даже помочь Дамаску. Например, отозвать лояльные им фракции боевиков с передовой, или даже помочь в боях против террористов «Аль-Каиды», с которыми у них и так тлеющий конфликт. Кроме того, Дамаск наконец разблокирует шоссейные коммуникации в северной Сирии и закроет границу с Турцией, стабилизировав ситуацию в стране.

№2. Заморозка. Не в состоянии договориться, стороны могут прибегнуть к уже проверенному, заманчивому и наименее болезненному варианту – снова заморозить конфликт какой-то сложной схемой типа «буферных поясов» и «зон де-эскалации». Консервация ситуации до лучших времён даст им больше времени, но лишь поляризует позиции местных игроков – сирийского генералитета, боевиков «Аль-Каиды» и их союзников и сирийских курдов на северо-востоке. Заморозка ситуации будет недолговечной, и сорвётся точно также, как и предыдущая попытка в сентябре 2018 года в Сочи.

№3. Конфронтация. Эскалация боевых действий впервые заставила говорить о риске конфронтации между тремя ситуативными союзниками. В этом сценарии главными драйверами противостояния станут Сирия и локальные игроки: курды, боевики и местные племена. В случае конфронтации, она начнётся именно с северо-западной Сирии и районов вокруг города Алеппо – там, где пересекаются интересы Турции и Сирии. Два дня назад на северо-западе провинции Хама уже произошло первое боевое столкновение турецкой и сирийской армий. Они могут участиться, если Россия, Иран и Турция не найдут компромисс, а Сирия будет продолжать подрывать легитимность их договорной базы и расшатывать статус-кво.

Вспышка конфликта в северной Сирии быстро перекинется на курдские территории севернее Алеппо и на северо-восток, где стоят войска США. Далее произойдёт цепная реакция, которая коснётся восточных земель, где арабские племена готовятся к восстанию против курдского правления и военного присутствия США.

Конфронтация ухудшит отношения Ирана, РФ и Турции, и заставит их искать новых партнёров и строить новые союзные конструкции и альянсы, дабы сохранить своё влияние и контроль над Сирией. От конфронтации выиграют США, монархии Персидского Залива и Израиль в краткосрочной перспективе, но в случае затянувшейся войны, это станет очередным дестабилизирующим фактором для региона.

Сообщение Пылающая земля: что стоит за очередной эскалацией в Сирии? появились сначала на ХВИЛЯ.

Украина должна готовиться к новой волне глобального кризиса. Курс доллара будет в пределах нормы, т.е. до конца года подрастет до 29 гривен. Ситуация с ПАСЕ показала, что надо наращивать экономику, чтобы крепче привязывать Европу к себе.

Обо всем этом  беседа Юрия Романенко с соучредителем Украинского института будущего Анатолием Амелиным.

Советуем по теме прочитать текст Илии Кусы, написанный год назад, где он все произошедшее заранее ( см. текст «Европейская политика как оптическая иллюзия для Украины«.

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook, канал Юрия Романенко на Youtube, канал Юрия Романенко в Telegram, страницу в Facebook.

Сообщение Экономика Украины при Зеленском: риски и возможности появились сначала на ХВИЛЯ.

Прошёл год с тех пор, как мы написали текст о возможной «большой сделке» Дональда Трампа и Владимира Путина. Тогда это было накануне двустороннего саммита в Хельсинки. В материале мы попытались очертить контуры вероятных российско-американских договорённостей, исходя из интересов обоих государств. Кроме того, мы описали те точки соприкосновения, которые есть у русских и американцев по разным вопросам международной политики, и которые могут стать фундаментом для будущих договорённостей, или помочь этому процессу идти вперёд.

Сегодня, эта тема снова актуальна. В частности, из-за очередной встречи Путина-Трампа, на этот раз в рамках саммита «Большой двадцатки», который проходит в японском городе Осака. В отличие от предыдущего раза, встреча двух лидеров проходит по инициативе США, а не России, а на повестке дня больше вопросов, чем это было в прошлом году.

В связи с недавними событиями вокруг ПАСЕ, мы решили снова поднять тему глобальных переговоров РФ и США, в которых Украина, к сожалению, фигурирует как разменная монета, предмет для торга, в чём и заключается главная для нас угроза.

Поэтому мы представляем вашему вниманию наш старый текст из прошлого года, дополненный и обновлённый в соответствии с последними событиями и изменениями, которые произошли с тех пор, как Путин и Трамп впервые полноценно пообщались в Финляндии.

************

16 июля 2018 года в Хельсинки прошла встреча Дональда Трампа с Владимиром Путиным. Представители США и РФ успели обсудить целый перечень вопросов международной политики. Среди них война на Донбассе, Крым и позиции России в регионе. В СМИ вновь поднялась тема «большого компромисса» — комплекса договорённостей о разделе сфер влияния, в рамках которого Украина и наши проблемы будут лишь разменной картой. Но, как и в истории с санкциями, разговор, в значительной мере шёл на уровне оценок, а не анализа интересов.

Год спустя, Трамп и Путин снова встретились в японской Осаке. За это время произошло многое. Было две эскалации военных действий в Сирии, США начали «мягкий государственный переворот» в Венесуэле, были восстановлены санкции против Ирана, провалился очередной саммит США с КНДР, обострилось торгово-технологическое противостояние Соединённых Штатов и Китая, ухудшились отношения Вашингтона и Брюсселя, а в целом ряде государств поменялась власть, включая Украину.

Как и в прошлый раз, в повестке дня Путина-Трампа ситуация в Украине – лишь один из многих пунктов, который, впрочем, имеет большое значение как минимум для президента России.

Для того, чтобы понимать возможность большого компромисса стоит держать перед глазами набор интересов, с которыми едут на встречу президенты США и РФ. Сразу стоит оговориться, что как и переговоры в Хельсинки, так и саммит «Большой двадцатки» имели целью выработать условия сосуществования государств на ближайшие несколько лет. И Трампу, и Путину важно выйти «с плюсом» из существующих кризисов и, возможно, лишь обозначить контуры взаимодействия в будущем. Разговор вёлся о ближайших 3-5 годах, не более.

В связи с этим мы сделали таблицу, где кроме названия темы для обсуждения обозначены позиции сторон на ближайшую перспективу.  Например, стратегически США не против войти на рынок ЕС в качестве крупного трейдера углеводородами, но в ближайшие годы это вряд ли возможно. Трамп это прекрасно осознаёт.

Таблица интересов сторон по состоянию на июнь 2018 года:

Рассмотрим каждый из пунктов более подробно.

Санкции

Интерес РФ

В России осознают проблему, которую создало санкционное давление. При этом чётко разделяют санкции на группы по степени воздействия:

1. санкции, к которым РФ адаптировалась и которые не оказывают влияния на перспективы развития страны. К таковым, в первую очередь, относится «Крымский пакет» — перед Кремлём не стоит задача развития полуострова, в режиме «Крым= военная база» ограничения, касающиеся гражданских компаний не так важны;
2. санкции, которые создают проблемы отдельным лицам, компаниям и/или направлениям бизнеса. К таким относится значительная часть пакетов 2014 и 2015 годов, введённые за войну на Донбассе. Они неприятны, но существует множество способов обхода таких ограничений;
3. санкции, которые несут опасность для технологического развития российской экономики. Это ограничение рынков сбыта продукции, запрет на передачу технологий, научно-техническое сотрудничество. Это санкции, введённые в последние два года по инициативе США, а так же пакеты, не связанные с Украиной, которые вводились в период с 2009 по 2014 годы. Последние уже дают результат в виде «технологического голода» российской космической (читай ракетной) программы, что выливается в утрату Россией статуса ведущей космической державы мира (сегодня за это место идёт борьба между США и КНР).

Первые два пакета напрямую касаются Украины, основания для введения санкций последних лет более широкие и это даёт дополнительные возможности на поиски компромисса. Для России важно выйти из-под давления ограничений, касающихся передачи технологий и научно-технического сотрудничества.

При этом, важно отметить, что Москве так важны остальные пакеты санкций, которые по факту малоэффективны и уже не сильно влияют на саму Россию. Соответственно, Кремль мог бы пойти на компромисс даже при условии сохранения какого-нибудь «крымского» пакета санкций, который и так никаких проблем для РФ не создаёт.

Подход стран ЕС

Для Европейского Союза санкции — метод давления на принятие политических решений и демонстрация приверженности определённым принципам. При этом существует достаточно мощное лобби за отмену экономического пакета санкций и восстановление полноценного сотрудничества с Российской Федерацией. Различные мнение, потребность в одобрении санкционных пакетов со стороны всех стран Европейского Союза привели к тому, что европейские ограничения носят, скорее, политический характер, чем реальный способ экономического давления — не затрагивают важные для ключевых стран Союза области и отдельные проекты.

Тенденция последних нескольких лет говорит о том, что в Европе всё чаще обращаются к идее нормализации отношений с Россией и смягчении антироссийских санкций. Это связано с кризисом глобального лидерства США, в рамках которого доверие между Вашингтоном и Брюсселем было подорвано после прихода к власти Дональда Трампа.

В условиях, когда США не демонстрируют приверженность европейским ценностям и принципам, в том числе по линии НАТО, а также действуют с позиций эгоцентризма, исходя из узкого, меркантильного толкования своих национальных интересов, Европа ищет альтернативного партнёра в области безопасности.

К тому же, Евросоюз, постепенно проигрывающий конкуренцию Азии, нуждается в дополнительных ресурсах. На фоне кризиса трансатлантического альянса, нормализация отношений с Россией выглядит как неплохой вариант для обеспечения своего фланга и усиления позиций на континенте.

Более того, внутренние структурные кризисы в ЕС (Brexit, кризис Еврозоны, реформирование ЕС, идеологический тупик) лишь подстёгивают Париж, Берлин, Брюссель к поиску возможности наладить отношения с Москвой. С точки зрения европейских элит, это позволит Европе увеличить объёмы торговли и сохранить конкурентоспособность своей продукции. Ситуация вокруг ПАСЕ стало яркой демонстрацией вышеописанной тенденции.

Подход США

Американский подход ещё более прагматичен — он сосредоточен на защите своих экономических интересов и/или влияния в том или ином регионе. В случае с РФ, это защита экономических интересов, лишение России возможности сделать скачок в новый технологический уклад, что естественным образом ослабит позиции Кремля уже через 10-15 лет.

Примерно так, с прицелом на далёкую перспективу, работали США во время «холодной войны» — СССР, проспавший техническую революцию в начале 70-х, уже через 15-16 лет закончил крахом. При этом Соединённые Штаты отдают себе отчёт в том, что РФ завязана на ещё нескольких кризисах и пока служит противовесом усилению Китая и Ирана в ряде азиатских государств.

Сегодня именно американские, а не европейские санкции наиболее болезненны для Российской Федерации. Часть из них введена как результат действий Кремля в Украине, часть из-за вмешательства в американские выборы, войну в Сирии, сотрудничество с Ираном (военный «иранский» пакет), помощь КНДР и так далее.

Вашингтону выгодно ослабление позиций РФ по нескольким ключевым направлениям (ракетная техника, металлургия, ядерная программа и т.д.), как минимум один из поводов — вмешательство в дела США политически не выгоден Трампу.

Исходя из этого интерес Вашингтона в снятии как минимум с повестки дня вопроса российского вмешательства в выборы и кибератак на американские организации, оставив при этом возможность введения санкций по другим причинам.  Одним из вариантов решения может быть какое-то подобие декларации о совместной борьбе с преступлениями в информационной сфере.

Вопрос выполнения условий снятия санкций решается через механизм их «приостановки». Государства, наложившие ограничения не отменяют их, а лишь «приостанавливают» в связи с «прогрессом», демонстрируемым партнёром. По такому пути за последние 4 года прошли власти Судана и Беларуси, не выполнившие ни одно из условий ЕС и США — они просто стали нужными в связи с более глобальными процессами.

К тому же, хотя США рассматривают Россию как естественного соперника, в Вашингтоне опасаются, что чрезмерная изоляция РФ может толкнуть Москву на ещё большее сближение с Китаем. Для Штатов российско-китайский альянс – это геополитический кошмар, которого желательно избежать любой ценой. По этой причине, санкции против России и касаются лишь отдельных сфер, и не являются полноценно эффективными, как бы этого хотели в Украине.

КНДР

Решение проблемы разделённой Кореи чрезвычайно выгодно Дональду Трампу. Продемонстрировав возможность выхода из кризиса, тянущегося с 50-х годов ХХ века он:

• демонстрирует способность проводить успешную внешнюю политику на фоне обвинений в ухудшении отношений с большинством стран-партнёров. Это личная политическая победа американского президента.
• добивается возможности уменьшить влияние Китая на КНДР: в режиме международной изоляции у Пхеньяна был фактически единственный экономический партнёр, обеспечивающий своими товарами, технологиями и инвестициями рост северокорейской экономики. Разрушение изоляции автоматически приведёт к росту влияния других государств, в первую очередь Южной Кореи, ближайшего партнёра США в регионе.
• усиливает и американское влияние на Южнокорейские власти — уменьшение военной активности США на фоне сохранения власти Ким Чен Ына на севере заставляет Сеул искать новые аргументы в пользу сохранения американского присутствия в регионе. А это означает большую податливость южнокорейских партнёров на переговорах.

Есть и объективные интересы — никому в мире не нужна ещё одна ядерная держава с авторитарным, непредсказуемым лидером, огромной армией и агрессивной риторикой.

Интересы России совпадают с американскими в области прекращения северокорейской ядерной программы, открытия экономики и инвестициях со стороны богатых соседей. С одной стороны исчезает опасность ядерного конфликта, с другой, сохранение Ким Чен Ына у власти гарантирует интерес в области военной техники и вооружений. Это выгодно Кремлю, особенно, если в сфере военных поставок удастся потеснить Китай.

Для США позиция РФ, которая является хоть далеко и не главным, но существенным игроком на Дальнем Востоке, очень важна. Россия имеет влияние на Ким Чен Ына через вопросы трудовой миграции граждан Северной Кореи и торгово-экономического сотрудничества. Визит лидера КНДР в Россию зимой 2019 года подтвердил этот тезис: в КНДР воспринимают РФ как одну из «отдушин» среди международных партнёров, которая позволит увеличить товарооборот в обход санкций, разгрузить рынок труда, усилить свой дипломатический статус и привлечь крупный капитал для модернизации инфраструктуры.

Украина

Позиция России по украинскому вопросу достаточно прозрачна и понятна. В Москве осознают, что физически разделить Украину между сопредельными государствами не выйдет. Большая война слишком рискованна и затратна, а появление в Киеве явно пророссийской власти маловероятно.

В сегодняшних условиях идеальным вариантом для России на ближайшие несколько лет является недееспособное правительство в Украине. Это может быть слабый президент при постоянном конфликте с Верховной Радой, собранной из мелких фракций, значительная доля которых популисты. Если же в составе дополнительно будут примерно равные группы крайне правых и пророссийских депутатов — такой парламент не будет способен на плодотворную работу в принципе.

Недееспособная слабая власть, где для принятия важного решения необходимо договариваться (и/или покупать) большое количество игроков является идеальным вариантом для проведения российской повестки в более далёкой перспективе.

Позиции президента Украины прогнозируемо ослаблялись в результате выборов 2019 года, независимо от того, какую фамилию носит победитель. Виктория Петра Порошенко проходила бы на фоне консолидации его оппонентов и создания мощных «антипрезидентских» политических групп. Победа Зеленского, несмотря на набранный процент сопровождается непримиримой позицией сторонников Порошенко, которым подыгрывает своим медийным и политическим ресурсом Виктор Медведчук.

На этом фоне президент Украины начинает свою каденцию, не имея рычагов влияния на парламент (состоящий из его оппонентов), правительство (парламент не проголосует за новый кабинет) и блок силовиков (смена которых так же требует голосов в парламенте). Таким образом, дееспособность украинской власти уменьшена, как минимум, до середины осени — времени окончательного формирования (не формального, а реального) парламентского большинства в новоизбранной Верховной Раде и, как следствие, проведение необходимых кадровых ротаций.

В интересах России, необходимо сделать всё возможное, чтобы украинский парламент не имел устойчивого большинства, находился в состоянии перманентного конфликта между различными группами. Те же минские соглашения с особым статусом, фракцией в ВР как раз подчинены логике создания в Украине лоскутной, вечно конфликтующей внутри и неспособной к серьёзным шагам власти.

Исходя из этого РФ в своих СМИ как минимум с 2015 года утверждает, что «Донбасс — это Украина», предлагая свои варианты разрешения конфликта, свои сценарии действий. При этом Кремлю критично важно оставить Крым «российским». В идеале — признание новых границ, приемлемым вариантом может быть «прибалтийский кейс», когда страны Запада не признавали оккупацию стран Балтии СССР, но при этом работали с Москвой и «фактическим» руководством «прибалтийских республик».

Позиция США по украинскому вопросу не менее утилитарна. В идеале, естественно, Вашингтону хотелось бы видеть в Украине мощное государство, проводника проамериканской политики в регионе. Но Восточная Европа практически всегда была чем-то непонятным для США. Исключением стала Польша, которая смогла предложить Штатам отчётливую модель того, какое место в регионе она занимает и чем она будет полезна. Кстати, именно поэтому, говоря о зоне российского влияния, в США её проводят как минимум по восточным польским территориям, хотя такого же чёткого представления относительно, например, Словакии, нет.

Для Трампа наш регион не интересен — новый американский президент занимается ключевыми, на его взгляд, проблемами, мало обращая внимания на «периферию». Украина на слуху лишь только потому, что у нас война и есть проблема Донбасса и Крыма. Тем более, что официальный Киев до сих пор не смог внятно сформулировать чем он может быть полезен Штатам в среднесрочной и долгосрочной перспективе, какая роль страны в регионе и в мире. Даже, прося денег на реформы, мы не можем однозначно сказать в какой тип государства мы реформируемся, ведь успешный Сингапур отличается от успешного Китая либо успешной Австралии. Точно так же Польша отличается от Испании, Чехии, Румынии, Германия от Швеции и т.д.

Исходя из этого, интерес Трампа заключается в том, чтобы достичь компромисса, снимающего «проблему Украины» с повестки дня. К нашему счастью вариант «поглощения Россией» не пройдёт, поскольку это будет признанием политического поражения США и ЕС. В вопросах Крыма Трамп может говорить что угодно, но признания полуострова российским относится к компетенции Конгресса.  Возможный компромисс — принятие фактической ситуации (Крым де-факто российский), с оговоркой что де-юре он принадлежит Украине и когда-нибудь будет возвращён.

Поскольку Украина пока не предложила Соединённым Штатам чёткого видения своего будущего и своей роли, интерес Трампа будет заключаться так же в том, чтобы наша страна не стала причиной ещё больших проблем, например, чтобы она не распалась либо не превратилась в некое подобие Сомали. Власть в Киеве должна быть предсказуемой и понятной, но в это определение не входят слова «сильной» и «успешной». Поэтому компромисс, который будет включать, например, скорейшую реализацию «политической части» Минска исключать нельзя.

В случае, например, договорённостей по Донбассу окончательного выведения за скобки вопроса Крыма, США получают возможность, спокойно приостановить часть санкций, но оставляют поводы для введения новых (скорости реализации договорённостей, Крым, который остаётся под контролем РФ и т.д.).

Стоит обратить внимание ещё на один аспект переговоров Путина и Трампа — в большинстве спорных тем, кроме, разве что КНДР, есть интерес части элит Европейского Союза. Даже санкции против РФ за вмешательство в выборы в США бьют по бизнесу европейцев, поэтому возможный компромисс и уменьшение накала страстей найдёт понимание и в Европе.

Таким образом, выходя на формат решений по спорным с Россией темам, Трамп может рассчитывать на понимание и поддержку части бизнес и политических элит стран Европейского Союза. Данное утверждение год назад можно было назвать голословным, но сегодня оно получает подтверждение в Молдове, события в которой, кстати, можно воспринимать в качестве предвестника того, что может произойти у нас через 8-10 месяцев.

Суть договора — обеспечение, пусть не стабильного, но удовлетворяющего стороны правительства, которое, возможно,приступит к решению проблем развития страны, являющихся приоритетом для ЕС — коррупция, контрабанда, олигархическое влияние на политические и экономические процессы. Условием сделки со стороны РФ являются дальнейшие шаги по урегулированию в Приднестровье на её условиях. Не называя действия последних двух лет «реализацией плана Козака», стороны достигли «прогресса» в экономической, экологической и даже правоохранительной сфере, оставив «за скобками» необходимость демонтажа «государства ПМР».

Фактически, Кишинёв лишился большинства рычагов принуждения сепаратистского региона к политическим уступкам. Сегодня мы фактически имеем Конфедеративное устройство государства, хоть основные игроки избегают такого термина.

Соединённые Штаты Америки, входя в такую сделку, усилили свои позиции в Румынии и Венгрии, в том числе в военной сфере. Причём, на фоне реализуемого компромисса по Молдове, усиление их присутствия в регионе не вызывает резкой реакции Кремля. Российская дипломатия говорит об угрозе из Польши, но уже несколько месяцев хранит гробовое молчание относительно аналогичных процессов в Румынии, Венгрии и даже в Болгарии.

Такой, пока что успешный кейс, является дополнительным бонусом, склоняющий американского президента к диалогу с Путиным.

Для российского президента успех в Молдове является, кроме всего прочего, хорошей демонстрацией способности идти на компромисс в диалоге с Западом. Добавив к молдавскому кейсу формальные уступки в Украине, как, например, согласие на частичное разведение сторон, освобождение части пленных, он уже к 2020 году получит возможность ставить вопрос о смягчении санкционного давления.

Иран

Вопрос сдерживания иранского влияния является одним из ключевых на каждой встрече Путина-Трампа. Это тот вопрос, который волнует обе стороны и по которому ни у Вашингтона, ни у Москвы нет особенных противоречий. И для администрации Дональда Трампа, и для Владимира Путина Иран – это конкурент, а в некоторых сферах даже стратегическая угроза.

И Россия, и США заинтересованы в сдерживании иранского влияния на Ближнем Востоке, подавлении его амбиций как в энергетическом секторе, так и на рынке оружия. Обе страны рассматривают Иран как потенциального врага в сирийском конфликте. Про-иранские силы в Сирии неудобны практически для всех сторон: Турции, РФ, США, Иордании, Израиля и даже Ирака с его новой, нестабильной коалицией, пытающейся исповедовать про-иракские националистические позиции.

Единственная разница между позициями США и РФ по Ирану – в уровне антагонизма относительно Тегерана. Если в Штатах рассматривают Иран как геополитического врага, угрозу национальной безопасности и всего мира, то для РФ эта угроза намного меньше, по крайней мере, по мнению нынешнего руководства. Если в Вашингтоне всерьёз рассматривает максимальные санкции против Ирана вплоть до провоцирования социально-экономического кризиса с последующей сменой режима, то для России такой сценарий – это чересчур круто, даже учитывая противоположные интересы Москвы и Тегерана в субрегионе Леванта.

Таким образом, между США и Россией нет противоречий относительно самой необходимости противостояния иранскому влиянию, однако как именно это делать – тут уже обе стороны имеют разные варианты.

Для США приемлемым должно стать падение режима аятоллы в Тегеране, а для отдельных политических фракций в Белом Доме (неоконов-республиканцев) было бы неплохо и ударить по ненавистным иранцам. Недавняя напряжённость из-за нападений на нефтяные танкеры в Оманском заливе и сбитого американского беспилотника показала всему миру, что военный конфликт между США и Ираном – это вполне реально, даже когда обе стороны не желают его.

Для России достаточным будет немного придавить Иран, частично уменьшить его влияние в Сирии и ограничить его ресурсы так, чтобы он не смог переходить русским дорогу там, где они пытаются установить своё единоличное влияние. Но на этом их интересы заканчиваются. Никакой войны и смены режима Москва не планирует.

Несмотря на разницу в восприятии Ирана в США и РФ, у них всё-таки наметились несколько важных точек соприкосновения, которые могут послужить объектов для торга во время встречи Путина и Трампа. Такие точки будут следующими:

• Уменьшение иранского влияния в Ливане и Сирии (выведение военных советников, неучастие Ирана в боях на стороне Башара Асада, уменьшение роли иранских советников в переговорах с боевиками);
• Совместная поддержка новой националистической коалиции в Ираке в противовес Ирану;
• Возможный отказ России и дальше поддерживать на плаву иранское ядерное соглашение от 2015 года;
• Уменьшение сотрудничества РФ с Ираном в рамках новых американский санкций для усиления давления на Тегеран;
• Поддержка позиции США по увеличению добычи нефти для замены иранской нефти на рынках совместно с Саудовской Аравией;
• Блокировать все возможные энергетические проекты Ирана на территории Сирии и в регионе.

Сирия

Сирия, будучи также одним из ключевых вопросов на переговорах, является ещё и темой, контуры договорняка по которой наметились уже давно. Именно по Сирии Дональд Трамп и Владимир Путин могут вполне сойтись и договориться, поскольку спорные моменты по ситуации в стране уже давно набрали критическую массу и готовы взорваться.

Основной базой для вероятных американско-российских договорённостей в Сирии станет общая позиция по Ирану. Как было сказано выше, и для американцев, и для русских чрезмерное усиление Ирана в результате их противостояния между собой в последнее время – нежелательный сценарий. Поэтому вполне возможно, что Вашингтон пойдёт на уступки Москве в обмен на поддержку в сдерживании иранского влияния в пользу российского.

Для РФ Иран – это прямой конкурент в её борьбе за Дамаск. Президент Сирии Башар Асад, хотя и пытается играть свою игру, в последнее время всё больше тяготеет к Ирану.

Во-первых, Тегеран лучше, чем русские, понимает природу сирийского правительства и особенности коммуникаций с ними. Во-вторых, позиции Ирана и Сирии относительно пост-военного будущего устройства страны очень похожи. Иран также поддерживает план Дамаска по максимальному возвращению к статусу-кво 2011 года и лишь ограниченной автономии для курдов. В-третьих, склонность русских обмениваться территориями и торговать целыми регионами ради политической выгоды и усиления своих позиций на международной арене, чтобы впечатлить США, абсолютно неприемлема для сирийцев, которых в этом поддерживают иранцы.

Поэтому неудивительно, что влияния Ирана на Дамаск росло в то время, как необходимость в поддержке со стороны РФ падала по мере того, как уменьшалась интенсивность боёв в Сирии. Для Кремля единственной возможностью отыграться может стать договорённость с Трампом, на котором Россия с помощью неформального молчаливого согласия поможет Вашингтону прижать Иран, а тем временем усилит свой контроль над Дамаском.

В обмен на помощь РФ по сдерживанию Ирана в Ливане и Сирии, США могут пойти на выведение своих войск из Сирии (как мы видели в конце 2018 года, они на него и пошли). Президент Дональд Трамп давно выявлял желание вывести свои войска и уменьшить вовлечённость США в конфликт в Сирии вопреки позиции части его администрации.

Для Владимира Путина вывод американских сил – это последнее препятствие на пути к нормализации отношений с сирийскими курдами. Уход США из северо-восточных регионов Сирии позволит России взять на себя весь процесс реинтеграции курдских земель под управлением Дамаска в виде какой-нибудь ограниченной автономии при сохранении интересов Турции.

Хотя этот вопрос на сегодня «завис в воздухе», будучи заблокированным противниками этой идеи в самой администрации Белого Дома, перспективы договорённостей все ещё высоки. Штаты так и не сформулировали внятного видения своих стратегических интересов в Сирии и не могут объяснить своё военное присутствие на северо-востоке страны. На этом фоне ухудшаются отношения Вашингтона с Турцией и самими курдами, что вынуждает продолжать искать пути компромисса, в том числе и с РФ.

К тому же, для РФ сдерживание Ирана будет означать блокировку его возможных энергетических проектов в Сирии, особенно газовых. В 2011 году Тегеран уже пытался построить трубопровод через Сирию к Средиземному морю для поставок газа в Европу. Для РФ такой проект – это конкуренция их газовым поставкам, поэтому чем дальше Иран от Сирии – тем лучше для русских (и для американцев с израильтянами).

Вообще, если хотите посмотреть на то, как работает модель договорняка между США и Россией по Сирии – посмотрите на ситуацию с битвой в Южной Сирии, где сошлись интересы Израиля, Иордании, Сирии, РФ и США. Все стороны успешно договорились между собой, а Россия будет использовать ситуацию как успешную мини-модель в переговорах с Трампом.

Энергетика

По энергетическим вопросам наиболее важными для обеих сторон будет вопрос замены иранской нефти на рынках. И для РФ, и для США высокие цены на нефть – это очень хорошо. В условиях, когда США ввели нефтяное эмбарго против Ирана, поддержка (хоть и непубличная) России будет очень даже кстати, особенно учитывая возрастающее влияние РФ на ОПЕК в последнее время. Именно Россия и Саудовская Аравия сегодня фактически «определяют» политику ОПЕК. Для США заручиться поддержкой РФ на фоне потепления их отношений с Эр-Риядом – это ключ к более успешному сдерживанию Ирана.

Недавно в рамках ОПЕК Россия и Саудовская Аравия договорились об увеличении добычи нефти на 1 млн. баррелей в день в связи с санкциями США против Ирана и перебоями с поставками нефти из Ливии и Венесуэлы. Для США поддержка РФ в их планах ещё больше увеличить добычу нефти (об этом Трамп заявил несколько дней назад) – очень важна, поскольку не позволит посеять бардак в рамках ОПЕК. К слову, в ближайшее время должна пройти новая встреча участников ОПЕК и ОПЕК+.

Кроме того, учитывая вышесказанное по Ирану и Сирии, помощь РФ в сдерживании Тегерана через перекрытие иранцам окон для манёвра в условиях восстановления санкций может сыграть на руку политике США по Ирану. А Россия взамен получить высокую цену на нефть, которая им позарез нужна для стабилизации экономической ситуации и относительно безболезненного проведения реформ типа пенсионной.

Наконец, конечно же, будет обсуждаться вопрос «Северного потока-2». Для РФ крайне важным будет получить гарантии от Вашингтона, что они не введут санкции против «Северного потока-2» или компаний-трубоукладчиков. Пока в администрации Трампа сами не знают, идти ли на прямую конфронтацию в этом вопросе с Европой, Москва будет убеждать Трампа в том, что проект трогать не надо.

Для РФ критически важным является поскорее завершить строительство трубы до 2020 года, и запустить её на полную мощность в 2021-2022 годах. Кроме того, смягчение позиций США по «Северному потоку-2» позволит русским усилить давление на Данию, чтобы та дала добро на прокладывание трубы в её территориальных водах, особенно после недавних парламентских выборов в этой стране и выборов в Европарламент, завершившихся переформатированием правящей коалиции.

Венесуэла

Вопрос Венесуэлы стал относительно новым накануне саммита в Японии. Когда проходила встреча в Хельсинки, ситуация в Венесуэле не сильно волновала США, и тем более Россию. Всё изменилось зимой 2019 года, когда Штаты решились всё-таки на мягкую форму государственного переворота, сделав ставку на харизматичного и молодого оппозиционера Хуана Гуайдо, который должен был взять власть в свои руки, создать параллельные государственные структуры и убедить армию перейти на его сторону.

Впрочем, этот план не был реализован до конца, и в конечном счёте провалился в том виде, в котором его задумали. Самопровозглашённый президент Хуан Гуайдо оказался, хоть и талантливым оратором, но самым успешным переговорщиком и политическим лидером, способным на жёсткие решения.

Несколько провокаций на границе и в ходе демонстраций в Каракасе, которые должны были стать триггером к началу жёсткой фазы переворота, провалились и не смогли поднять массы на восстание против Николаса Мадуро. Это дало последнему время перегруппироваться, собрать силы, консолидировать свою власть и усилить контроль над армией. К тому же, Россия и Китай, решившие, что Венесуэла потеряна, и крах Мадуро – это вопрос времени, после провала попыток Гуайдо свергнуть президента, решили втянуться в конфликт, и отправили свои спецвойска в Каракас.

Всё это завершилось переговорами между Мадуро и Гуайдо, которые до сих пор проходят в столице Норвегии. Таким образом, стороны пришли к той фазе противостояния, когда можно договориться и прийти к согласию. Россия, естественно, будет обыгрывать венесуэльскую карту, которую она получила, к удивлению для самой себя весной этого года.

Интерес США состоит в том, чтобы Россия держала нейтралитет в этом конфликте и не вмешивалась в дела Венесуэлы, которую в Белом Доме считают зоной американского влияния. Со своей стороны, Штаты также могут пойти на уступки Путина в других вопросах, если Кремль согласиться покинуть Венесуэлу и «слить» токсичного Николаса Мадуро. Интересно, что накануне саммита в Осаке российские специалисты действительно покинули Венесуэлу, что может свидетельствовать о начале договорённостей.

Три возможных сценария

Если проанализировать темы, баланс приоритетов выглядит примерно так:

• для США важны вопросы КНДР, Венесуэлы и Ирана;
• по ценам на углеводороды имеем обоюдный интерес, хотя, естественно это критично важно для Кремля. Аналогично по «вмешательству России в выборы» — для Трампа лично важно снятия вопроса с повестки дня, поскольку он политически токсичен для него и его команды;
• сирийский вопрос более важен для России, но и тут есть определённое совпадение интересов с позицией Трампа (но не для части его команды) «выйти из Сирии и заявить о победе»;
• для РФ ключевым являются вопрос Украины, санкции, «Северный Поток».

Исходя из этого, возможны несколько конфигураций договорённости, если таковая будет. Мы решили их описать в виде трёх основных групп.

1.  Минимальный компромисс

Он возможен, когда стороны не нашли общего языка по темам, где есть расхождение позиций и сосредоточились на выработке формата взаимодействия по наименее конфликтным ситуациям.

Наиболее логичным в данном случае выглядят темы цен на углеводороды и вмешательство России в американские выборы — там интересы США (или отдельно Трампа) и РФ практически совпадают. По первому варианту возможны некие договорённости, по второму, проблема решена не будет, но будет заявление о, например, совместном расследовании киберпреступлений и манипуляций в информационном пространстве двух стран.

Стоит сразу отметить, что после завершения расследования специального прокурора Роберта Мюллера «сговора» Трампа с Россией во время выборов, Трампу стало легче отбиваться от обвинений в пророссийскости. Это облегчает ему задачу снять с повестки дня этот вопрос, не боясь репутационных издержек от встреч и переговоров с Путиным. Ведь теперь у него есть документ Мюллера, в котором говорится, что никакого «сговора» не было.

Второй составляющей «минимального пакета» может стать обмен уступками в важных для стран направлениях. Вашингтон получает заверения о поддержке со стороны России диалога с КНДР и невмешательство в дела Венесуэлы, а Кремль, в свою очередь уверения в том, что США не будут торпедировать проект «Северный Поток -2».

Дополнением к этому станет ни к чему не обязывающее заявление о Сирии и Украине. Стороны могут заявить, что они достигли определённого компромисса в выработке «общего видения» решения проблем

2.  Средний вариант — контуры «большого договора»

Данный сценарий возможен, когда стороны пришли к пониманию какие уступки могут привести к выигрышу позиций на более приоритетных для них площадках. Учитывая уровень недоверия друг к другу, договорённости будут увязаны одна с одной.

Естественно, данный вариант включает в себя «минимальный пакет», но к нему добавляется договорённость о судьбе Сирии (возможно и всего региона). Как минимум, в договорённости могут включить вопросы нормализации отношений с курдами при сохранении военного присутствия США (или выводе войск), замены американского контингента каким-нибудь другим и «зелёный свет» от Вашингтона на ликвидацию последних анклавов боевиков на севере Сирии — в провинции Идлиб.

В украинском вопросе в данном случае будет больше конкретики — например согласованная позиция по введению миротворцев с достаточно размытым форматом. То есть без привязки их работы к политическому блоку (выборы) и, например, поэтапное разворачивание миссии. Это позволяет каждой из сторон в будущем пытаться навязать свою повестку.

Этот сценарий уже позволяет вести практический разговор о приостановке части санкций в отношении Российской Федерации.

3. Хардкор или большой договорняк

Самый неприятный для Украины вариант, который включает консенсус РФ и США по рамкам решения всех (или большей части) перечисленных кризисов.

Контуры компромисса выглядят так:

• Сирия отходит в сферу влияния РФ, американцы уходят из страны, оставляя за собой возможность влияния в регионе через Саудовскую Аравию и Израиль. РФ признаётся гарантом стабильности страны, а также её допустят в Ливан, Иорданию и Ирак. Вероятно, она даже сумеет помочь Штатам в продвижении их варианта мирного урегулирования израильско-палестинского вопроса;
• Стороны соглашаются о том, что КДНР будет без ядерного оружия, во главе с Кимом. Рынок страны открывается. США закрывают глаза на развитие военного сотрудничества России и Северной Кореи;
• Для Ирана создаются условия, при которых возврат к ядерной программе невозможен. Но при этом в Тегеране сохраняется правящий режим. РФ создаёт для себя возможности по выходу из ядерного соглашения с Ираном, играя таким образом на стороне США против ЕС. Россия и США неформально работают вместе над сдерживанием иранского влияния, каждый в своей сфере влияния на Ближнем Востоке;
• По вопросу «вмешательства в выборы США» принимается общее заявление, возможно анонсируется совместная работа спецслужб по «расследованию инцидентов». Одним словом, демонстрируется «понимание и желание двигаться вперёд». Трамп ещё раз закрепляет объявленную им в апреле «победу» в битве за расследование Мюллера, и Путин её подтверждает. По сути, препятствие для Трампа вести переговоры с Путиным исчезает, поскольку он не является «агентом Кремля»;
• Русские покидают Венесуэлу и не вмешиваются в ситуацию, постепенно «сливая» президента Николаса Мадуро. Они могут помочь США оказать давление на Мадуро с тем, чтобы он ушёл с должности в рамках широкого компромисса на переговорах с оппозицией, и стороны договариваются о разделе власти. В худшем сценарии, Штаты вмешиваются в ситуацию силой и свергают Мадуро, а Россия не лезет в конфликт, лишь выражая «обеспокоенность» и критикуя «империализм» США;
• Украинский вопрос. США признают Крым де-факто принадлежащим России, подчёркивая, что они и дальше считают, что полуостров должен вернуться в состав Украины. Достигается договорённость по Донбассу (формат миротворцев, иные варианты), в результате которой Россия уходит из региона, но там в обозримой перспективе проводятся выборы (либо иным образом местные элиты вводятся в общеукраинскую политику). Обе договорённости подаются «одним пакетом по Украине» и таким образом Кремль демонстрирует «победу по Крыму и защите политических прав донецкого народа», Трамп — «разрешение кризиса».
• Дополнительным бонусом к украинской проблеме может стать выход РФ из Приднестровья, тем более, что Дмитрий Рогозин отодвинут от кураторства «республикой» и в 2017 году с подачи РФ ПМР пошло на компромиссы по 5 из 8 пунктов, обозначенных ОБСЕ ещё 10 лет назад.

На основании такого комплекса соглашений ключевые для РФ санкции «приостанавливаются». Естественно, о полной отмене речь не идёт, возможны даже громкие и резкие заявления по «крымскому пакету», но сути это не меняет.

Что на этом фоне может сделать Украина?

Самое глупое, что могут сделать наши политические элиты, начиная от сторонников президента и, заканчивая его оппонентами — начать искать виновных и копаться в прошлом. Это, естественно, не относится к действительно пророссийским силам, которые будут старательно, через СМИ, лидеров общественного мнения, навязывать именно подобный дискурс.

Их задача — споры о ситуации, поведении участников процесса и блокирование любых попыток подойти к решению проблемы с точки зрения трезвого понимания нашей ситуации и выработки шагов по её улучшению. Украина, которая «спорит», апеллирует к «ценностям», выступает з просьбами, заявлениями — объект. Государство, которое, кроме публичного дискурса, предлагает свои шаги, пытается перехватить инициативу — субъект.

Говоря о возможностях действий, стоит начать с того, что даже негативный сценарий, когда глобальные игроки договорились, не реализуется за месяц или два. По большому счёту, у Украины есть от 10 до 12 месяцев на изменение своей политики. В идеале, мы должны иметь наработки по ключевым направлениям уже к ноябрю-декабрю. О чём идёт речь?

Ситуация с ПАСЕ. То, что сессию Парламентской Ассамблеи покинули делегации сразу нескольких государств, даёт нам уникальные шансы на начало своей игры. Если проанализировать кто уехал из Страсбурга, становится очевидно, что все эти государства принадлежат к «орбите Соединённых Штатов». Те из них, которые являются членами ЕС, достаточно часто оппонируют инициативам Франции и Германии по ключевым вопросам, начиная от энергетики, заканчивая безопасностью и миграцией.

По большому счёту, Вашингтон имеет ось политических союзников, идущую от Балтийского до Чёрного моря. Наш интерес заключается в том, чтобы эта группа стала «политическим клубом» с общими интересами и координацией внешнеполитической активности хотя бы на уровне ПАСЕ. В будущем — группой государств, ведущих скоординированную политику на европейском и азиатском направлениях.

Такая конфигурация является желанной для США, поскольку они получают альянс региональных игроков, достаточно мощный (учитывая их количество) для того, чтобы быть противовесам некоторым инициативам Брюсселя с одной стороны и политике России с другой.

Таким образом, задача украинской дипломатии на ближайшие 2-3 месяца — консультации с МИД этих стран по вопросам работы в Совете Европы и подготовка визитов президента в столицы всех государств группы — такой себе региональный вояж. В данный процесс необходимо так же втягивать Венгрию и Румынию. Тем более, что руководство этих государств само заинтересовано в более тесном политическом сотрудничестве в регионе — в 2018 году они проводили консультации с поляками по тем же вопросам.

Украина как часть подобного «неформального клуба» более интересна США, чем просто Украина, подвергшаяся агрессии со стороны РФ. Кроме того, наличие такого объединения,  регионального союза в интересах США, автоматически снимает вопрос о сферах влияния на нашу территорию.

Донбасс и внутренняя политика. Политика затягивания времени в расчёте не то, что глобальные игроки найдут алгоритм решения наших проблем в наших же интересах более не актуальна. Поэтому не позднее января 2020 года Украина должна иметь свой план действий на Донбассе. Грубо говоря, ответить на несколько ключевых вопросов:

• зачем нам нужен Донбасс?
• что мы с ним будем делать с точки зрения экономики, экологических рисков, решения социальных проблем. И сколько это будет стоить?
• наши планы реорганизации региона при различных сценариях развития ситуации, начиная от военного конфликта в горячей фазе, заканчивая вариантами мирного урегулирования. Так же с оценкой финансовой составляющей и политических рисков для нас самих и для региона.

Эти сценарии — то, что от нас безуспешно ожидали получить в Брюсселе и Вашингтоне последние три года. Сейчас у Украины нет и 12 месяцев — успешная реализация компромисса в Молдове даст нашим оппонентам кейс «успешной политики», который они будут пытаться применить по отношению к войне на Донбассе. Таким образом с одной стороны будет «работающий инструмент», с другой наши просьбы ещё подождать в надежде, что «что-то изменится».

Официальный Киев, да, впрочем, в том числе аналитические центры, центры принятия политических решений имеют не более 8-10 месяцев. Грубо говоря — к новому году мы должны иметь хотя бы логику наших планов и нашей политики на Донбасском и Крымском направлениях. До марта — апреля эти планы должны быть представлены и согласованы во всех ключевых столицах: Берлине, Париже, Вашингтоне.

В идеале — подключение через предложение реализации инфраструктурных проектов, и Пекина. Естественно, что эти же планы должны быть согласованы с группой соседей, упомянутых в предыдущем пункте: лоббирование наших интересов будет более эффективным, если им занимается группа государств.

Перехват инициативы в предложении рецептов урегулирования конфликтов. Поскольку Совет Европы является площадкой для диалога, мы можем заявить о готовности обсуждения наших планов на этой площадке, как способ проведения предварительных консультаций. Группа участников — наши региональные союзники, и «партнёры по нормандской четвёрке». Тем самым мы, формально говоря о готовности диалога с РФ и предлагая его:

а) расширяем круг участников диалога, в первую очередь за счёт государств, которые адекватно воспринимают российскую угрозу;

б) создав площадку обсуждения (не принятия решений — Совет Европы — это обсуждения), мы усложняем для России реализацию политики усиления своего политического присутствия посредством создания новых площадок для «диалога». Такая политика может найти поддержку среди чиновников Совета Европы, поскольку это увеличивает роль данной организации. Наша задача — приложить максимальные усилия для того, чтобы российский успех в ПАСЕ остался «досадным исключением из правил» — оставить РФ в этом загоне.

Это всего лишь три направления, которые можно реализовать, исходя из имеющихся ресурсов и времени. Возможно, это покажется ничтожно малым. Но это уже в разы более содержательно, чем то, что мы демонстрировали на протяжении 2017 и 2018 годов и это позволяет нам попытаться перехватить инициативу в процессах, касающихся будущего нашего государства.

________________

Текст понравился? Отблагодарить авторов можно монетизировать переводом адекватной (на ваш взгляд) суммы на карту ПриватБанка.

Тышкевичу:  5168 7422 0332 9507
Кусе: 5168 7456 0146 5609

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, страницу «Хвилі» в Facebook

Сообщение Сделка Трампа и Путина: сценарии и контригра Украины появились сначала на ХВИЛЯ.

События последних 3 недель на Ближнем Востоке заставили содрогнуться многих. Целая череда провокаций в районе двух важнейших международных морских артерий – Ормузского пролива и Оманского залива – посеяла страх в мировых столицах, расшатала мировые рынки и резко подорвала с мест дипломатов.

Пожалуй, подобной танкерной мини-войны не видели уже более 30 лет. Последний раз, когда нефтеналивные суда в районе Персидского залива так часто подвергались нападениям, был в 1984 году, и привёл к обострению ирано-иракской войны, ставшей самой кровавой и масштабной со времён Второй Мировой войны. Интенсивность взаимных ударов по танкерному флоту была настолько высокой, что начала угрожать глобальным поставкам нефти, и вынудила вмешаться США.

Сегодня, кульминацией международного напряжения, сохранявшегося на протяжении последнего месяца, стал инцидент со сбитым над Ираном американским беспилотником, который чуть не привёл к войне между двумя странами.

Президент США Дональд Трамп издал приказ о военно-воздушных ударах по территории Ирана, однако затем, когда авиация уже была в воздухе, он отменил его, ссылаясь на вероятные жертвы среди мирного населения. 10 минут отделяли мир от начала очередного ближневосточного конфликта, который мог стать гораздо более страшным и масштабным, чем все предыдущие.

Поскольку разговоры о потенциальной войне не утихают до сих пор, я решил, что неплохо было бы очертить расстановку сил, и проанализировать, а могут ли стороны воевать друг с другом, и какие ресурсы у них для этого есть? Как Иран и США могут ударить друг по другу, какие карты они могут разыграть? Каковы их слабые и сильные места? На какие региональные союзы им придётся опереться в потенциальной войне? И кто из стран региона на чью сторону встанет?

Об этом всём в рамках анализа расстановки сил перед вероятным конфликтом и пойдёт речь.

Цели и смысл конфликта

Прежде, чем рассмотреть силы сторон, необходимо понять, какая логика стоит за нынешней эскалацией противостояния между США и Ираном. Ведь информации о происходящем действительно много, но практически никто не задаёт вопрос: «А нафига?». Зачем Соединённым Штатам и Ирану воевать друг с другом? Зачем вообще вступать в конфликт, особенно после заключения многообещающей мирной «ядерной сделки» 4 года назад?

Цели и смысл войны, как их видят в разных заинтересованных столицах, не менее важны, чем ход и последствия самого конфликта, если он вспыхнет. Они позволяют понять динамику процессов, логический бекграунд, стоящий за действиями сторон и, возможно, даже предугадать интенсивность противостояния.

Восприятие «иранской проблемы» в Соединённых Штатах зиждется на двух основоположных противоборствующих подходах. Один подразумевает использование всех возможных силовых методов давления на Иран, дабы наказать его за «неправильное поведение», то бишь, за антиамериканскую политику, которая не вписывается в интересы США.

Этот подход активно продвигают преимущественно республиканцы, особенно неоконсервативное, правое крыло партии – архитекторы «глобальной войны с террором», Патриотического Акта и сакральной миссии США как «глобального полицейского», адепты американской внешней политики после 11 сентября во времена администрации Буша-Чейни.

Второй подход предусматривает менее агрессивные инструменты влияния на Иран. Его логика заключается в том, что нейтрализовать «иранскую угрозу», в том числе в вопросах нераспространения ядерного оружия, можно не изолируя эту страну и загоняя её в угол, а наоборот – открыв её миру.

Дескать, если Иран получит доступ на мировые рынки, возможность завести в страну иностранный капитал, потуже связать себя с мировой экономикой и вмонтироваться в международную систему, то необходимость во владении ядерным оружием не будет для него столь необходимой, а любой конфликт станет слишком дорогим. Гарантии безопасности со стороны глобальных игроков могли бы закрепить эту уверенность.

К тому же, это будет усиливать умеренное, реформаторское крыло иранского политикума, которое охотнее воспринимает язык денег и бизнеса, и имеет поддержку значительной части населения, что в будущем нейтрализует негативное воздействие пропаганды силовиков и радикалов из консервативного духовенства.

Во времена администрации Барака Обамы, демократы решили попробовать именно второй подход. Они уже начали его реализовывать в отношениях с Кубой, и переключились на Иран. Это была первая реальная попытка воплотить в жизнь эту идею урегулирования кризисов не через силу, а путём диалога и торговли.

После пары десятков лет безуспешной санкционной политики, Белый Дом всё же решился на мирные переговоры и убедил иранцев пойти на широкий компромисс, вылившийся в форму Совместного всеобъемлющего плана действий, ставшего известным как «ядерная сделка». Документ, который готовился 10 лет, был подписан Ираном с одной стороны и шестёркой международных переговорщиков с другой стороны (США, Великобритания, Франция, Россия, Китай и Германия).

Договор предусматривал полное снятие санкций с Ирана, введённых в связи с разработкой его ядерной программы. В обмен на это, Иран гарантировал мирный характер своей ядерной программы, обязался перепрофилировать завод по обогащению урана в Фордо и ядерный реактор в Араке, экспортировать за рубеж тяжёлую воду и в течение 15 лет не иметь у себя более 300 кг обогащённого до 3,67% урана.

Международные наблюдатели и сами участники переговоров называли это соглашение одним из важнейших и самых комплексных в мире – прецедентом, который, в случае успеха, мог быть использован и в урегулировании других подобных кризисов, например с Северной Кореей или индийско-пакистанским конфликтом.

С приходом к власти в 2017 году администрации Дональда Трампа – ярого критика «ядерной сделки» и махрового республиканца, ситуация, естественно изменилась. Новая власть развернула иранскую политику на 180 градусов. В основе такого разворота лежали личные предубеждения и мировоззрение Дональда Трампа, влияние его ближайшего окружения и воздействие иностранных лобби.

Дональд Трамп, ещё в ходе предвыборной кампании критиковавший соглашение, считал, что договор слишком мягкий, и его можно ужесточить. В логике президента США, сформировавшегося в мире нью-йоркского крупного бизнеса, невыгодная сделка – это хуже, чем её отсутствие. По его мнению, любой договор можно переписать, обновить или переломать через колено. Нужны лишь переговоры.

Поэтому, в мае 2018 года США выставили Ирану ряд нереальных требований: от отказа от производства ракет и ядерного оружия до полной капитуляции своих позиций на Ближнем Востоке. После ожидаемого отказа Тегерана рассматривать этот ультиматум, Трамп в одностороннем порядке вывел США из этого соглашения, и восстановил санкции.

С тех пор Штаты планомерно проводят политику по максимальному давлению на Иран, пытаясь его изолировать, отрезать от рынков сбыта и перебить экспорт нефти и газа, который генерирует большую часть прибыли. Таким способом в Штатах пытаются заставить Тегеран сесть за стол переговоров и сдать свои позиции, подписав новое соглашение, которое Трамп сможет «продать» публике накануне выборов и доказать всем, что он всё таки лучше, чем Обама.

Последним ударом по Ирану стала отмена в конце мая этого года программы исключений из санкций, действовавшая для восьми стран, которые продолжали покупать иранскую нефть. Это Турция, Япония, Южная Корея, Тайвань, Китай, Греция, Италия и Индия. В этот же день США ввели и новый пакет анти-иранских санкций, направленный против их металлургической отрасли и нефтехимии.

Я уже писал в одной из своих статей, что проследить чёткую стратегию США по Ирану крайне сложно. Администрация Дональда Трампа, находясь под воздействием разнообразных идеологических концепций старой формации, бросилась в бой против Ирана без понимания и видения точек выхода из ситуации и целей, которые они хотят достигнуть.

Реванш республиканцев-неоконов в 2017 году привёл к тому, что в администрации Дональда Трампа появилось множество одиозных персонажей из, казалось бы, забытой в собственном позоре эпохи Буша-Чейни.

Советник президента США по нацбезопасности Джон Болтон, госсекретарь Майкл Помпео и президент Дональд Трамп в Овальном кабинете.

Многие из этих людей были «ястребами» во внешней политике, сторонниками концепций агрессивного нападения, использования военной силы для разных форм внешнеполитической экспансии. Назначение Джона Болтона советником президента по нацбезопасности и Майкла Помпео госсекретарём цементировали анти-иранский ближневосточный курс, который взяли США при Трампе, откатывая назад все решения Обамы и демократов.

Сегодня, ближайшее окружение Трампа – это в основном люди, которые считают правильной и необходимой конфронтацию с Ираном. А команда Джона Болтона и вовсе представляют наиболее радикальную фракцию в Белом Доме, ратующую за силовую смену режима в Тегеране любой ценой, как в старые-добрые времена Джорджа Буша-младшего или Рональда Рейгана, который, к слову, и был тем, кто вмешался в иракско-иранскую войну в 1987 году.

Впрочем, неоконы, видящие в борьбе с Ираном сакральную миссию США, не единственные, кто влияют на Трампа в этом вопросе. Вторая крупнейшая фракция после них – это транснационалы, с которыми активно общается зять президента и его старший советник Джаред Кушнер. Международные корпорации – особенно нефтяники – поддерживают разворот Трампа в иранской политике, однако доводить ситуацию до открытого вооружённого конфликта считают лишним.

Для них главное – это заработать деньги на скачках на нефть, отрезать враждебное государство-конкурента от мировых энергетических рынков и выбить более выгодные условия «ядерной сделки», чтобы потом использовать это на выборах. Собственно, сам Дональд Трамп больше тяготеет именно к этой группе влияния – она ему ближе и понятнее, ведь он сам – крупный делец и торгаш.

Противостояние двух вышеупомянутых фракций и создаёт сегодняшний иранский дискурс внутри Белого Дома, формируя иранскую внешнюю политику. Именно из-за постоянных внутриполитических склок между двумя группировками Вашингтон очень часто посылает противоречивые сигналы касательно Ирана. Впрочем, от исхода этого противостояния и зависит будущее иранско-американской борьбы.

Анализируя риторику администрации Трампа и её действия на протяжении последних 2 лет, можно выделить следующие цели США в этом противостоянии:

• Подписание нового «ядерного соглашения» 2.0 с новыми уступками от Ирана;
• Мобилизация своего электората на выборах 2020 года;
• Отвлечение внимания от внутриполитических проблем;
• Выбить Иран из региональной гонки вооружений и не допустить появление у него ядерного оружия;
• Отрезать своего конкурента в сфере энергетики от внешних рынков, и постепенно захватить его позиции самостоятельно или с помощью союзников, заблокировать его энергетические проекты;
• Снизить активность Ирана в регионе, дабы плавно передать функции «полицейского» региональным союзникам, создав для них специальную устойчивую геополитическую структуру.

В самом Иране конфликт с США видят сквозь призму внутренней политики и исторического опыта. Отношения американцев и иранцев всегда были напряжёнными. В Иране до сих пор не могут простить Штатам несправедливые нефтяные сделки, полуколониального отношения к себе и гнусного госпереворота, в результате которого Запад сверг националистического премьер-министра Мухаммеда Мосаддыка, дерзнувшего вернуть стране контроль над нефтяной промышленностью.

Для политического руководства Ирана Соединённые Штаты – это главный внешний враг, вокруг которого выстроено уже столько символов, образов, нарративов и ужасающих историй, что противостояние с Вашингтоном стало основой их внутренней легитимности.

Иранцы – довольно сложный народ для переговоров, упёртый, с обострённым чувством национальной гордости, смешанного с ностальгией по «славным временам» прошлого. Они никогда не принимают решений под внешним давлением, никогда не уступят в вопросах, касающихся сакральных духовных скреп и всегда ревностно относятся к национальному суверенитету как высшей ценности своего государства и основы своей независимости.

Именно по этой причине, история с переговорами США и КНДР никогда не повториться с Ираном в том же форме и при таких же обстоятельствах. Азиатская гибкость не присуща иранской политической культуре.

В Иране на сегодняшний день существует три основные политические группировки, борющиеся за влияние и власть, и формирующие внешнюю политику страны. Это умеренные реформаторы во главе с президентом Хассаном Роухани, консервативное духовенство во главе с Ибрагимом Раиси и силовики во главе с иранскими генералами Корпуса стражей исламской революции (КСИР).

Все три фракции активно сотрудничают между собой, и так же активно ссорятся. Однако существует кое-что, что объединяет всех в трудные времена: антиамериканизм, укоренившийся в обществе на протяжении последних 40 лет. Как только возникает угроза национальному суверенитету страны, все три группы выступают единым фронтом, и победить их практически нереально.

Другими словами, если азиаты или европейцы способны, при определённых условиях, идти на компромисс, пытаться «отпетлять» через переговоры, навязывая бессмысленные и демонстративные мирные инициативы, то на Ближнем Востоке это всё не работает. Если вы их давите, они будут отвечать тем же, вне зависимости от того, чем это обернётся для их собственного благосостояния или жизней. Это то, что до сих пор не понимают ни в США, ни в Европе, когда пытаются выстроить отношения с этим сложным и многогранным регионом.

Поэтому, неудивительно, что в ответ на давление США, Иран, терпеливо прождав целый год (благодаря виртуозной гибкости европейских и российских дипломатов), решился дать Штатам «ответку». 8 мая 2019 года официальный Тегеран сообщил, что приостанавливает выполнение части своих обязательств в рамках «ядерного соглашения» 2015 года.

Они также пригрозили пойти на более жёсткие меры, если в течение 2 месяцев не будут выполнены их требования: смягчение тем или иным способом банковских и нефтяных санкций США. В противном случае, иранцы угрожают прекратить экспорт тяжёлой воды и снять ограничения на обогащение урана.

Сегодня Иран официально превысил порог в 300 кг обогащённого до 3,67% урана, который они могут хранить в рамках положений «ядерного соглашения». Это резко поднимает ставки в игре, и вынуждает Штаты и Европу действовать активнее.

Верховный лидер Ирана, аятолла Али Хаменеи. ФОТО: AP

Ясное дело, что этот посыл был прежде всего направлен европейцам, русским и китайцам – сторонам, оставшимся приверженными «ядерной сделке» и пытающимися держать её на плаву. Иран недоволен тем, что за прошедший год у них не получилось обойти санкции, убедить международные компании остаться на рынке и заставить ЕС создать действенный механизм по обходу американских ограничений. Созданный в феврале этого года механизм для торговли с Ираном (INSTEX) пока что сыроват, не подходит для больших объёмов торговли и пока что охватывает лишь товары, не попадающие под санкции США.

Очень важную роль в действиях Ирана играет вопрос сохранения лица. Проявление слабости в иранской политике недопустимо, особенно в наэлектризованной атмосфере «осаждённой крепости», которую власти в Тегеране щедро культивируют многие годы, во многом благодаря действиям самих Штатов. После выхода США из «ядерной сделки» 2015 года в Иране резко усилились группировки силовиков и консервативного духовенства.

В некотором смысле, для них решение Дональда Трампа стало настоящим подарком: наконец-то, они получили шанс отомстить своим противникам-реформаторам, доказав, что все эти годы они были правы насчёт переговоров с Западом. После решения Вашингтона выйти из соглашения, влияние президента Ирана Хассана Роухани, для которого эта «сделка» была смыслом его первой каденции и главным «щитом» от силовиков, уменьшилось.

Радикалы бросились на него, обвиняя в «предательстве», «халатности» и «попустительстве» в  вопросах национальной безопасности. Чудом, Роухани удалось удержаться в кресле президента, хоть и не без политических жертв.

На протяжении последнего года парламент, ведомый силовиками, уволил под разными предлогами сразу несколько министров правительства Роухани, а его главный соперник – радикал и консерватор Ибрагим Раиси – стал главой судебной власти Ирана, могущественной структуры, способной прямо влиять на политику. Обычно, именно глава этой институции имеет высокие шансы в будущем стать новым верховным лидером (рахбаром) вместо нынешнего аятоллы Али Хаменеи.

Сейчас, иранские власти изо всех сил пытаются сохранить лицо. Умеренные реформаторы вынуждены подыгрывать своим соперникам, а те не могут позволить себе проявлять слабость, дабы не упасть в глазах населения. Отсюда можно сделать вывод, что хотя Иран не желает войны, но скорее ввяжется в неё, нежели примет унизительный и позорный мир, капитулируя перед США на тех условиях, которые им слепо предлагает администрация Трампа.

Впрочем, не стоит обманывать себя, и считать, что раз там все такие неуступчивые, то войны не избежать. На самом деле, главная цель иранского политического руководства в нынешней ситуации – это не только сохранить лицо и отстоять свои позиции, но и… не допустить войны с США.

Иранские лидеры многократно повторяли, что открытого конфликта не желают, и готовы идти на мирные переговоры. Сам верховный лидер Ирана, аятолла Али Хаменеи, против которого Вашингтон недавно ввёл персональные санкции, говорил, что «не собирается вступать ни в какую войну с США». В конце концов, Хаменеи был именно тем человеком, который в 1987 году, будучи президентом Ирана, инициировал мирные переговоры с администрацией Рейгана в США.

Однако в Вашингтоне и Тегеране переговоры видят по-разному. Если американцы настаивают на том, чтобы Иран сел с ними за стол переговоров под давлением санкций и сразу же выложил все на стол, подняв руки вверх, то иранцы считают, что диалог возможен лишь с позиции уважения.

Ирану очень важно завершить конфликт переговорами и каким-то договорняком, но ещё важнее сделать это под соусом «победы». Мало кто обратил внимание на информационное поле Ирана после того, как на днях Трамп чуть не развязал против него войну, и в последний момент отменил воздушные удары по его территории.

В Тегеране немедленно начали говорить о том, как смело и решительно они противостояли Штатам и отпугнули американцев от начала боевых действий. В Иране искренне верят, что контрдавление на США – это эффективный способ выйти на мирные переговоры. Парадоксально, но в каком-то смысле Иран и США действуют по очень похожей схеме: запугивания, агрессии, давления, нагнетания и эскалации с целью склонить своего врага к переговорам с позиции слабого. Вопрос лишь в том, кто первый уступит?

Таким образом, главными целями Ирана в нынешнем противостоянии с США являются следующие:

• Сохранение собственного лица;
• Склонение Соединённых Штатов к переговорам без предварительных условий и со сменой риторики на более «уважительную»;
• Максимальное давление с целью продемонстрировать, насколько дорогой для американцев может оказаться конфронтация с Ираном;
• Мобилизация населения вокруг правящих элит;
• Выход на новый всеобъемлющий договор, который закрепит иранские интересы и позволит говорить о победе;
• Нейтрализация внутреннего социального напряжения и протестного потенциала путём нагнетания ситуации на внешних направлениях;
• Защита собственных инвестиций и влияния на Ближнем Востоке, накопленных за последние 20 лет.

США на Ближнем Востоке: расстановка сил и союзники

Пришло время посмотреть на расстановку сил на Ближнем Востоке накануне потенциального конфликта. Начнём с позиций США в регионе.

Американское военное присутствие на Ближнем Востоке действительно впечатляет. США имеют в этом регионе более 30 военных баз (не считая разного рода прочих военных объектов). От Турции и до Пакистана, от Туркменистана до Омана, Штаты имеют весьма внушительную, мощную военную инфраструктуру, обвивающую Иран по прилегающих к нему территориях, и замыкающую вокруг него кольцо.

Военные базы, морские порты, лагеря, аэродромы, наблюдательные пункты, ударные флотилии, силы быстрого реагирования, пустынные рейнджеры – в общем, тут в арсенале всё, что можно представить себе из популярных фильмов.

Крупнейшими базами США владеют в ключевых для себя странах: в Саудовской Аравии, Катаре, Ираке, Афганистане, Пакистане и Бахрейне. Расквартированные здесь для защиты, прежде всего, американских долгосрочных инвестиций в энергоресурсы, эти войска стоят на первой линии обороны в случае потенциального конфликта с Ираном.

«Мозг» и «сердце» американской военной машины на Ближнем Востоке расположены в Катаре на территории военно-воздушной базы «Аль-Удейд» — крупнейшей в регионе. Здесь находится Центральное Командование Вооружённых сил США (US CENTCOM) – управление, отвечающее за планирование и осуществление операций во время военных действий на Ближнем Востоке, в Восточной Африке и Центральной Азии. В случае конфликта с Ираном, именно отсюда Штаты будут осуществлять оперативное управление военными операциями, и выбирать цели для ударов по противнику.

Крупнейшими военно-логистическими узлами Штатов являются Иордания, Кувейт, Турция и Пакистан. Все четыре страны – это «оружейные хабы», через которые США поставляют оружие своим союзникам. При этом каждая из четырёх стран, имея несколько военных баз США (за исключением Турции), дают американцам доступ к стратегически важным районам, которые потенциально могут стать ареной для сражений с про-иранскими силами.

Через Иорданию США традиционно влияли на Сирию, Египет и палестинские территории. К примеру, через Амман США перебрасывали оружие антиправительственным группировкам в Южной и Восточной Сирии на протяжении 2011-2017 годов.

Турция давала возможность контролировать северные регионы Сирии и соседний Ирак, а доступ к военно-воздушной базе «Инджирлик» фактически сделал всю военную кампанию США «Непоколебимая решимость», начатая в 2014 году против террористов «Исламского государства».

Кувейт и Пакистан позволяют США шпионить за передвижениями иранцев и мониторить его границы, а также район Персидского Залива. Кувейт, среди прочего, является и перевалочным пунктом для переброски оружия в Ирак и Сирию. До недавнего времени, Пакистан служил главной военно-разведывательной базой для Штатов на афганском направлении, а также для шпионажа за действиями Тегерана в Центральной Азии и на мусульманских территориях Индии. Впрочем, после 2017 года отношения между Исламабадом и Вашингтоном испортились по мере постепенного дрейфа Пакистана в сторону Китая.

Бахрейн является одной из крупнейших военно-морских цитаделей США, с 1948 года являющейся постоянным домом для 5 Флота США, в полномочия которого входят обеспечение стабильности и безопасности международных морских коммуникаций: Аравийского моря, Суэцкого канала, пролива Баб Аль-Мандаб, Оманского залива, Ормузского пролива и Персидского залива. Именно флот будет задействован в первую очередь в случае, если конфронтация между США и Ираном примет открытый вооружённый характер и вспыхнет на море.

Кроме флота, Штаты имеют в Бахрейне более 7 тысяч военнослужащих, которые действуют здесь в рамках соглашения, подписанного с королевством в 1991 году после Войны в Заливе. Они размещены на военно-морской базе США, где бросил якорь и американский флот. Между 2010 и 2017 годами Штаты потратили полмиллиарда долларов на расширение военной инфраструктуры в этом крошечном государстве. Американские самолёты F-16, F\A-18 размещены на военно-воздушной базе «Шейх Исса» и на базе ВВС «Мухаррак», которая является частью международного аэропорта Бахрейна.

Дополнительными картами США в регионе являются ударная военная сила и мобильность Израиля, военная база в Джибути, доступ к стратегически бесценным оманским портам, боеспособные саудовско-эмиратские войска и цепочка тыловых баз в Саудовской Аравии.

К тому же, Штаты располагают и недавним «приобретением» — 4 военными мобильными лагерями на территории восточных, юго-восточных и северо-восточных регионов Сирии. Это преимущественно курдские территории в провинциях Аль-Хасака, Ракка и Алеппо, ставшие оплотом проамериканских сил после 2014 года, когда Штаты начали операцию против боевиков «ИГ». После разгрома террористов, этот курдский анклав используется для сдерживания сирийских правительственных войск (которым помогает Иран) и турецкой армии, желающей зачистить приграничные территории северной Сирии от курдских вооружённых группировок.

Иран на Ближнем Востоке: расстановка сил и союзники

Влияние Ирана на Ближнем Востоке охватывает преимущественно четыре арабские столицы, стоящие вдоль так называемого «шиитского полумесяца» — цепочки государств, имеющих внушительное шиитское меньшинство. Это Бейрут, Дамаск, Багдад и Сана. Хотя религиозное деление мусульман в этом регионе не является решающим фактором противостояния, оно исторически предопределило те страны, которые стали союзниками Ирана, или предпочитали не идти с ним на конфронтацию.

Ливан – один из крупнейших форпостов иранского влияния, ближе всех находящийся к границам Израиля. Главными союзниками Ирана в этой стране является шиитское движение «Хезболла». Кроме того, что эта организация считается террористической в ряде стран мира, она ещё и один из крупнейших политических игроков в Ливане.

Партия «Хезболла» на последних парламентских выборах в мае 2018 года заняла одно из первых мест, и резко усилила своё присутствие в новом коалиционном правительстве. Именно на штыках десятков тысяч бойцов «Хезболлы» держится иранская военная инфраструктура в Ливане, и именно благодаря движению Тегеран способен оказывать политическое влияние на Бейрут. Из-за обильного присутствия «Хезболлы» у границ Израиля, официальный Тель-Авив не оставляет надежд начать новую войну с про-иранскими силами в южной части этой страны.

По разным данным, количество бойцов «Хезболлы» может достигать от 20 до 50 тысяч. При этом, организацию часто считают параллельными Вооружёнными силами Ливана. В арсенале «Хезболлы» имеются баллистические ракеты, РСЗО «Град», ПТРК, ПЗРК и даже средние танки, хоть и устаревшие – советского или югославского образца.

Хотя такая сила не является прямой военной угрозой для Израиля или, тем более, США, это один из неприятных уколов, который может совершить Иран в случае вооружённого конфликта, и отвлечь силы противника от основной арены боевых действий: собственной территории и района Персидского Залива.

Кроме «Хезболлы», Иран сохраняет дружественные отношения с другими политическими кланами Ливана. Прежде всего, это право-христианские про-сирийские партии типа «Свободного патриотического фронта», к которому относятся президент Ливана Мишель Аун и министр иностранных дел Джебран Бассиль. Также, неплохие отношения иранцы имеют с частью ливанских суннитов.

Ещё одним бастионом про-иранского влияния в регионе является Сирия. Начиная с 2013 года, Иран активно помогает сирийскому правительству Башара Асада в конфликте, который длится уже 8 лет. Ударными силами Ирана в Сирии выступают бойцы той же «Хезболлы», афганские шиитские бригады «Аль-Фатемийюн», пакистанские отряды «Аль-Зейнабийюн» и иранские военные советники с несколькими отрядами спецназа, помогавшие сирийцам в нескольких крупных военных кампаниях.

Точное количество про-иранских бойцов в Сирии неизвестно, однако по некоторым данным, за 8 лет конфликта там погибло около 5 тысяч про-иранских наёмников, включая десяток бригадных генералов. Иранцы имеют там обширную агентурную сеть и несколько штаб-квартир, расположенных на сирийских военных базах вокруг Дамаска и Хомса.

Президент Сирии Башар Асад и верховный лидер Ирана Али Хаменеи, 18 февраля 2007 года.
ФОТО: Reuters

После падения Саддама Хусейна иранское влияние в Ираке выросло в несколько десятков раз. Ныне, официальный Тегеран – близкий союзник Багдада. Ирак импортирует из Ирана электроэнергию, нефть, газ, а также активно торгует со своим соседом.

Иранцы имеют обширную агентурную сеть по всей стране, а их форпостами считаются южные и юго-восточные провинции – штаб-квартиры военизированных формирований «Силы народной мобилизации», созданные Ираном и местными лидерами шиитской общины в 2014 году для борьбы с террористами «Исламского государства». С тех пор они стали одними из самых боеспособных подразделений в Ираке, и со временем были включены в официальный состав Вооружённых сил Ирака. Впрочем, финансируется коалиция до сих пор из иранской казны.

Наконец, Йемен – ещё один довольно неожиданный бастион про-иранского влияния, хотя и не такой мощный, как Ирак или Ливан. Местные шииты в Йемене исторически враждовали с Ираном, а потому союз между ними скорее вынужденный – у обоих существует общий враг в лице Саудовской Аравии. Данных о том, что Иран в больших количествах участвует в конфликте в Йемене, нет, однако страна открыто помогают шиитским отрядам хуситов оружием, финансовой помощью и гуманитарными грузами.

Во всех четырёх странах Иран имеет своих агентов влияния (журналистов, политиков, сельских старейшин, духовных лидеров) и прокси-инфраструктуру в виде мобильных лагерей, схронов с оружием, подпольных ячеек военных специалистов. В отличие от США, Иран не имеет полноценной цепочки военных баз в регионе, предпочитая делать ставку на партизанскую войну – герилью.

Для этого им достаточно иметь в кармане пару десятков тысяч вооружённых бойцов различных парамилитарных формирований, которые являются либо «параллельными военными структурами» в государстве (движение «Ансарулла» в Йемене, движение «Хезболла» в Ливане), либо частью этого государства («Силы народной коалиции» в Ираке, палестинские бригады «Аль-Кудс» в Сирии).

Кроме того, Иран имеет и дополнительные карты для розыгрыша в противостоянии с региональными врагами. Это полученное недавно влияние на Катар (из-за конфликта между Дохой и Эр-Риядом в 2017 году), а также торгово-экономические и финансовые связи с Оманом, Кувейтом, Бахрейном, Палестиной, Турцией и Пакистаном.

Если завтра – война: основные вызовы для США

А теперь самое время проанализировать основные проблемы, стоящие перед сторонами противостояния в случае вооружённого конфликта. Это те факторы, которые, на мой взгляд, не позволяют говорить о реалистичности масштабной войны, по крайней мере, с рациональной, геостратегической точки зрения.

Почему обе страны не готовы к войне при всём желании отдельной части их политических элит и, вероятно, привилегированного класса? Здесь и появляются следующие вызовы, которые сделают из потенциального конфликта мировую катастрофу.

У Соединённых Штатов главным и основным преимуществом перед Ираном является полное и неопровержимое военное превосходство. В этом американцы бьют Иран при любом раскладе. Количество военных баз позволяет Штатам быстро мобилизовать силы, а системы ПРО защитят основные пункты управления, аэродромы и военные объекты на территории стран-союзниц.

Однако силовое доминирование уже давно не является чем-то определяющим в современных конфликтах. Несмотря на безумное количество военных объектов США на Ближнем Востоке, у них существуют значительные военно-политические пробелы, которые не позволят одержать полную победу над таким противником, как Иран.

Одной из первых и, на мой взгляд, фундаментальных проблем для США стоит выделить ненадёжность региональных союзников. Несмотря на бравурные, оптимистичные речи Дональда Трампа о его «чудесных» отношениях с «отличными парнями» из Эр-Рияда, Абу-Даби и Тель-Авива, реальное отношение этих стран к перспективе конфликта с Ираном оставляет множество вопросов и даже заставляет задуматься, а существуют ли у США вообще союзники в этом регионе как таковые? В особенности, это касается арабских монархий Персидского Залива.

Арабская хитрость заключается в том, чтобы выиграть для себя максимальную выгоду при минимальных издержках и, желательно, не взяв на себя никаких обременяющих обязательств. Что-то подобное происходит сейчас в отношениях США и Саудовской Аравии.

ФОТО: AMILCAR ORFALI/GETTY IMAGES NEWS/GETTY IMAGES

Администрация Дональда Трампа в своей иранской политике делает однозначную и безапеляционную ставку на Эр-Рияд. В этом и заключается одна из самых глупых и грубых ошибок Вашингтона. Дело в том, что Саудовская Аравия, из-за своего фанатичного и агрессивного стремления доминировать во всех арабских делах, фактически не имеет на сегодня надёжных союзников.

А потому, любые идеи и планы Белого Дома (наподобие концепции формирования «арабского НАТО») по созданию проамериканского регионального военно-политического альянса при ведущей роли саудитов – обречены на провал. Корень проблемы заключается не только в историческом религиозно-политическом соперничестве разных арабских стран Ближнего Востока, но и в отдельных личностях, в которых Трамп видит совсем не то, что есть на самом деле.

С тех пор, как в Саудовской Аравии к власти пришёл наследный принц Мухаммед бин Сальман – сын нынешнего короля Сальмана бин Абдель-Азиза – внешняя политика королевства ушла в тотальный разнос. За три с лишним года саудиты успели поссориться практически со всеми своими соседями и партнёрами в регионе, даже с теми, которые много лет считались союзниками и щедро финансировались из саудовской казны. На сегодня, Эр-Рияд одинок в своих геополитических амбициях. Посудите сами.

Йемен уничтожен. После вторжения про-саудовской арабской коалиции в 2015 году, страна погрузилась в вялотекущую многослойную гражданскую войну, которой не видно конца. Старое законное правительство превратилось в сборище саудовских марионеток, разрываемое внутренними склоками за влияние, деньги и контрабанду оружия и наркотиков через южные порты. Как целостного государства, Йемена больше не существует.

Обескровленный 6-летней войной с террористами «Исламского государства» и ослабленный вследствие краха старых элит на фоне молодеющего населения, Ирак ещё больше отдалился от Эр-Рияда. Сомнительные схемы финансирования саудитами боевиков «ИГ» посеяли подозрение и презрение в Багдаде, из-за чего отношения между двумя странами до сих пор остаются напряжёнными.

Это способствовало усилению позиций Ирана, который, в отличие от саудов, сыграл решающую роль в обороне Багдада от сил «ИГ» в 2014 году. Более того, парламентские выборы в Ираке в прошлом году лишь закрепили иранское влияние и усилили позиции иракских националистов. Неудивительно, что на прошлой неделе президент Ирака Баргам Салих прямо заявил: в случае войны с Ираном официальный Багдад не встанет на сторону США.

Сирия все ещё входит в послевоенный период реконструкции и примирения. Саудовская Аравия, сыгравшая ключевую роль в финансировании,  вооружении и тренировке различных антиправительственных группировок в Сирии с 2011 года (включая «ИГ» и «Аль-Каиду»), окончательно потеряла влияние и позиции в этой стране. При этом, раньше Дамаск охотно шёл на тесное партнёрство с Эр-Риядом, пытаясь играть в политику балансирования между Ираном и Саудовской Аравией. Отношения между Дамаском и Эр-Риядом до сих пор плохие, и вряд ли будут восстановлены в ближайшее время.

Иордания переживает острый социально-экономический кризис в связи с проваленными реформами, программой МВФ и войной в соседней Сирии, развалившей региональную торговлю. Это сподвигло короля Абдаллу II изменить свою позицию по Сирии и с 2016 года самоустраниться от тамошних процессов, а в следующем году и вовсе перекрыть кислород для антиправительственных группировок, которые финансировались и вооружались с территории Иордании через Амман. Это испортило отношения с Саудовской Аравией. А попытка Эр-Рияда «по-братски» навязать иорданцам кредит на пару миллиардов долларов в прошлом году на фоне финансового кризиса вызвала прямо противоположную реакцию, и ещё больше усилила анти-саудовские настроения в обществе.

Более того, даже сам король Абдалла II стал с подозрением относиться к саудитам после того, как те инспирировали против него восстания юго-восточных племён летом 2018 года, и участвовали в планировании государственного переворота в мае прошлого года. Понятно, что в случае войны с Ираном, Иордания не будет поддерживать саудитов и их союзников.

Палестинцы также утратили доверие к Саудовской Аравии после того, как наследный принц Мухаммед бин Сальман публично поддержал сомнительный план Дональда Трампа по урегулированию израильско-палестинского конфликта, прозванный «сделкой века». Начав сближение с Израилем, Эр-Рияд оттолкнул от себя значительную часть палестинцев, включая их политическое руководство. Громкое молчание саудовского принца по поводу переноса столицы США в Израиле из Тель-Авива в Иерусалим окончательно подорвало доверие к Эр-Рияду.

Король Саудовской Аравии Сальман принимает премьер-министра Ливана Саада Харири, 28 февраля 2018 года. ФОТО: AFP

С Ливаном произошла самая показательная история. В ноябре 2017 года по приказу наследного принца Мухаммеда, премьер-министр Ливана, про-саудовский политик Саад Харири был насильно задержан во время официального визита в Эр-Рияд.

Его заставили подать в отставку с поста премьера, зачитав соответствующее заявление по телевизору. Этот акт публичного унижения, организованный для провоцирования политического кризиса в Ливане, позднее оттолкнул от саудитов часть про-саудовских суннитских элит Бейрута, а на парламентских выборах в следующем году подорвал рейтинги их партии, усилив влияние Ирана. Обида за тот инцидент сохраняется до сих пор, а наследный принц не особенно общается с Харири.

Монархии Персидского Залива – казалось бы, ближайшие друзья Саудовской Аравии – также умудрились рассориться с новым принцем Мухаммедом. Кувейт и Оман, обескураженные агрессивной и безбашенной внешней политикой Эр-Рияда в Йемене, Сирии, Ираке и Ливане, решили отстраниться от процессов и сохранить связи с Ираном. Они не присоединились к арабской коалиции саудитов в Йемене и отказались финансировать группировки в Сирии. Оман также отказался поддержать Саудию в её блокаде Катара в мае 2017 года.

Бахрейн – ближайший союзник Саудовской Аравии, страна, де-факто являющаяся протекторатом Эр-Рияда из-за находящихся там с 2011 года саудовских войск. Большинство населения – мусульмане-шииты, которые не питают большой любви к саудовцам. Единственное, что удерживает Бахрейн в орбите влияния Эр-Рияда – правящая суннитская семья Аль-Халифа. Тем не менее, и это не стало гарантией полного подчинения Бахрейна саудитам. В конце декабря 2018 года королевство официально восстановило дипломатические отношения с Сирией.

Объединённые Арабские Эмираты, будучи союзниками Саудовской Аравии в их борьбе с Ираном, имеют собственные региональные амбиции и планы, не всегда соответствующие их соседу. В Йемене между Эр-Риядом и Абу-Даби – жёсткое соперничество, доходящее вплоть до открытых вооружённых столкновений между лояльными им группировками. В конце 2018 года ОАЭ, как и Бахрейн, восстановили отношения с Дамаском, и придерживаются более прагматичной позиции касательно Ирана, предпочитая не воевать с ним.

Саудовско-катарские отношения находятся на дне уже 3-й год подряд, с того самого дня, как Эр-Рияд решил наказать газовый эмират за слишком самостоятельную внешнюю политику и тесные отношения с Ираном. Блокада Катара, осуществляемая по приказу лично принца Мухаммеда, бумерангом ударила по саудовским элитам. Катар не просто пережил её, но и упрочил свой союз с соперниками Эр-Рияда – Ираном и Турцией.

Участники саммита Лиги Арабских Государств в Шарм Аш-Шейхе, 28 марта 2015 года. Слева направо: президент Египта Абдель-Фаттах Ас-Сиси, президент Судана Омар Аль-Башир, эмир Кувейта Сабах Ахмад Ас-Сабах, король Саудовской Аравии Сальман и президент Йемена Абд Раббо Мансур Хади. ФОТО: Associated Press

Египет – одна из немногих стран, где политическое руководство страны является союзником саудовских властей. Однако этот альянс вымощен не доверием, хорошими отношениями или родственными связями, а скорее нефтедолларами. Саудиты профинансировали и поддержали военный переворот 2013 года, в результате которого к власти в Каире пришли военные во главе с Абдель-Фаттахом Ас-Сиси. Впрочем, на уровне египетской общественности, Саудовская Аравия остаётся крайне непопулярной, в основном из-за анти-рейтинга Мухаммеда бин Сальмана, сближения саудитов с Израилем и мутной историей с продажей Каиром двух спорных островов Саудовской Аравии.

Остальные страны Северной Африки имеют очень похожую ситуацию.

Между Марокко и Саудовской Аравией несколько месяцев назад вспыхнул дипломатический конфликт. Сперва, Марокко покинули саудовскую коалицию в Йемене, а затем саудовские СМИ впервые назвали Западную Сахару «спорным регионом», отказавшись поддерживать позицию Марокко. А официальный Рабат даже отказался принимать принца Мухаммед бин Сальмана у себя, когда тот пытался приехать в рамках своего североафриканского турне.

Сосед Марокко – Алжир – пытается дружить со всеми, а недавний крах режима президента Абдель Азиза Бутефлики обнулил договорённости Мухаммеда бин Сальмана с алжирскими элитами. С Тунисом саудовцы сохраняют осторожные отношения, имея конфликт с частью их правящих сил, в частности с исламистской партией «Ан-Нахда». Наконец, Ливия – страна, которой нет. После убийства Каддафи в 2011 году, там не прекращалась гражданская война.

Отношения Саудовской Аравии с Турцией остаются напряжёнными из-за регионального соперничества и убийства Джамаля Хашкаджи в октябре 2018 года. Другие мусульманские страны мира холодно относятся к принцу Мухаммеду и его политике. В начале этого года наследный принц внезапно, без объяснения причин отложил свои визиты в Индонезию и Малайзию.

Даже внутри самого Саудовского Королевства, принц Мухаммед бин Сальман и его окружение имеют проблемы. Принц не может договориться с собственным отцом по ряду вопросов внутренней и внешней политики. Многие члены королевской семьи не воспринимают политику принца Мухаммеда в Катаре и Йемене, а некоторых возмутили его попытки узурпировать власть.

Всё это означает, что ставка США на Саудовскую Аравию и её мнимых «союзников» обречена на провал. Даже позиция Эр-Рияда по конфликту с Ираном не настолько однозначна. Часть элит предпочитает не провоцировать войну, которая ударит по ним в первую очередь, а это подрывает сами основы иранской политики Дональда Трампа, которая во многом зависит от действий саудовцев.

Кроме ненадёжности региональных союзников, Штаты имеют и ещё одну проблему – нейтралитет Европы. Страны Евросоюза не особенно радостно восприняли односторонний выход США из «ядерной сделки» в прошлом году, и заняли противоположную Штатам позицию. Это столкнуло интересы Вашингтона и Брюсселя. Европе не нужен конфликт. Они слишком боятся новой волны беженцев, последствий кризиса, дестабилизации Ближнего Востока и перебоев с поставками нефти и газа.

Поэтому, европейцы, совместно с русскими и китайцами, делают всё, чтобы держать на плаву «ядерное соглашение» с Ираном. На прошлой неделе они официально запустили механизм для торговли с Ираном в обход американских санкций (INSTEX), и не поддержали попыток США выставить Тегеран виновным за нападения на нефтяные танкеры в Оманском заливе 2 недели назад. Пока у Штатов нет поддержки Европы, им будет крайне сложно осуществить успешную военную операцию, получить морально-нравственное превосходство в этой истории и справиться с последствиями кризиса.

Более того, проблема с отсутствием союзников касается и самого Ирана. Вне зависимости от того, какую конечную цель преследуют в администрации Трампа, у них не на кого опереться в самом Иране. Смена режима, если американцы придут к ней, должна сопровождаться приходом лояльной к Штатам власти. А такой в Иране не существует. Диссидентов из-за рубежа общественность просто не примет, и повториться история с Ираком после 2003 года.

Президент США Дональд Трамп на саммите НАТО, 8 июня 2018 года. ФОТО: Twitter

Ещё одним вызовом для США станет низкий уровень влияния на локальном уровне. Хотя Иран не имеет тех рычагов влияния в глобальной политике, которым владеют Штаты, Тегеран с лёгкостью переигрывает американцев в локальной политике и игре местных элит. Это имеет чрезвычайно важное значение, когда начинается реализация определённых задач на оперативном уровне. А здесь, как показали ситуации в Сирии, Ираке и Йемене, Иран имеет очевидные преимущества: связи с племенами и кланами, понимание местной культуры и языка, способность различать полутона и оттенки политической игры. США действуют более широко и размашисто, не опускаясь на уровень микроконтроля.

Неприятностью для американцев в случае вооружённого конфликта с Ираном станет их уязвимость к многоуровневой партизанской войне, которую Иран способен развернуть по всему региону. Речь идёт о многочисленных военизированных формированиях, которые имеет в своём кармане Иран в разных странах Ближнего Востока.

Они не представляют прямой военной угрозы США и даже Израилю. Однако, в случае конфликта, они могут развернуть террор в тех районах, где, к примеру, американцы много лет сосуществовали рядом с про-иранскими силами. Это касается, прежде всего, Ирака, где позиции американских войск уязвимы к нападению со стороны иракских про-иранских сил. Саботаж, диверсии, точечные убийства – всё это вынудит Штаты тратить больше ресурсов на подавление очагов противостояния по всему региону, что приведёт к конфликтам с другими странами.

Внутри самих Штатов, администрация Трампа столкнётся с двумя вызовами. Один из них – общественное мнение. Согласно последним социологическим данным, более 60% американцев не поддерживают идею совершить даже упреждающий удар по Ирану. Лишь 12% считают, что Штаты должны нанести удар первыми.

Более того, 61% граждан США до сих пор поддерживают «ядерное соглашение» 2015 года, которое президент Обама подписал с Ираном. В случае конфликта, если общественное мнение не будет на стороне Дональда Трампа, это может обернуться для него катастрофой, особенно в свете приближающихся президентских выборов в 2020 году.

Кроме того, в Штатах отсутствует политический консенсус относительно противостояния с Ираном. Оппозиция в лице Демократической партии выступает категорически против любой эскалации конфликта, и поддерживает «ядерную сделку». Республиканская партия расколота между умеренными прагматиками, которые поддерживают санкционное давление на Иран, но не хотят войны, и радикалами-неоконами, которые видят в этом единственный путь избавления от «иранской угрозы». Даже в самой администрации идут бои между сторонниками жёсткой линии и умеренными относительно того, что делать с Тегераном, особенно после сбитого американского БПЛА.

Все вышеперечисленные факторы непосредственно влияют на способность США вести войну с Ираном, а также на её интенсивность, географический охват, длительность и даже исход. Если данные проблемы администрация Трампа не решит, они рискуют подорвать всю военную кампанию, будь она краткосрочной и ограниченной, или длительной и масштабной, с применением наземных сил.

Если завтра – война: основные вызовы для Ирана

Иран имеет похожие вызовы, связывающие ему руки в случае вооружённого конфликта с США. Думаю, стоит их также обозначить, чтобы лучше понимать внутренние процессы в Тегеране и его позицию касательно противостояния с Вашингтоном.

Начнём, пожалуй, с союзников Ирана. Как и в случае с США, у иранцев немало «колеблющихся» партнёров, которые не встанут на его сторону в случае, если «запахнет жареным». В основе неопределённой позиции большинства из них не ссора или конфликт, как в случае с Саудовской Аравией, а скорее страх перед последствиями конфликта.

Иордания, которая рассорилась с монархиями Залива и США из-за палестинского вопроса и финансов, сохраняет отношения с Ираном и считает, что его роль в соседней Сирии скорее стабилизирующая, нежели деструктивная. Однако вступать в войну с США и Саудовской Аравией официальный Амман не собирается – слишком велики риски и слишком затратное мероприятие, на которое денег и ресурсов и страны нет. К тому же, сохранение связей с США важно для получения финансовой помощи по линии НАТО и кредит МВФ.

Страны Северной Африки, имея прохладные отношения с Эр-Риядом из-за деструктивного фактора принца Мухаммеда, не поддержат войну, и не встанут ни на одну сторону. Даже Алжир, переживая собственные политические трансформации после коллапса режима Бутефлики, не бросится на амбразуру ради своего давнего приятеля.

Йемен, Ливия, Ирак и Ливан разрываются между разными кланово-племенными группами, борющимися между собой за власть и ресурсы. В каждой из этих стран лишь часть элит может пойти за Ираном, однако сразу же столкнётся с противодействием на национальном уровне. Это будет означать, что эффект от помощи этих государств будет лишь половинчатым. Максимум, на что Иран будет делать здесь ставку – это на развёртывание точечных ударов по американским силам и их союзникам.

Оман, Кувейт, Катар и Бахрейн традиционно займут нейтралитет, убедить их выступить на своей стороне Иран не может – слишком разные страны и слишком малое влияние на них. Разве что, Бахрейн может стать одной из арен регионального противостояния, из-за сильного иранского влияния на шиитское большинство королевства. А так, большая часть этих маленьких монархий не имеет сильной армии и не заинтересована в конфликтах.

Саудовская Аравия и ОАЭ – первые два государства, с которыми Иран развернёт войну. Однако в Эмиратах не все региональные шейхи поддерживают идею конфликта, а в Эр-Рияде позиции принца Мухаммеда держатся на силе и подавлении оппозиции, что является крайне хрупкой политической конструкцией.

Наконец, Сирия также полностью не подвластна Ирану, хотя и выступит на его стороне. Соперничество с Россией за влияние и контроль над Дамаском ослабило позиции Тегерана, а санкции США вынудили его снизить военное присутствие в этой стране. Так что, предугадать, какую позицию займёт Башар Асад – сложновато.

Кроме проблемы «колеблющихся» союзников, Иран проигрывает Штатам сильно слаб в экономическом плане, чтобы позволить себе вооружённый конфликт. Санкции США, введённые в августе 2018 года, а затем в ноябре и, наконец, усиленные весной этого года, действительно больно ударили по иранской экономике. Ограничения коснулись банковского сектора, нефтехимии, экспорта нефти и газа и металлургии.

Они обвалили экспорт Ирана за рубеж, и резко ухудшили благосостояние населения, вызвав антиправительственные протесты. Санкции связали руки Тегерана, и сузили ему поле для манёвра. Вооружённый конфликт лишь усугубит эти проблемы и отправит иранскую экономику в нокаут.

Национальная валюта Ирана — риял — потеряла две-трети своей стоимости. Экспорт нефти упал на 50%, а импорт лекарств и продовольствия стал невероятно сложным из-за блокирования Ирану доступа к мировым финансовым платёжным системам, его отключения от SWIFT. Это обостряет гуманитарный кризис в стране и бьёт по населению.

К тому же, Иран очень серьёзно проигрывает Штатам в информационном плане. Медиа-ресурс США – очень мощный. Они располагают одной из самых могущественных информационно-пропагандистских машин, и способны осуществлять информационные интервенции на глобальном уровне. Битву за морально-нравственное превосходство Ирану будет выиграть сложно.

Общие выводы

Вооружённый конфликт между Ираном и США, хоть и имеет риск начаться, крайне нежелателен для всего Ближнего Востока и мира. Парадоксально, но обе страны не желают войны, однако движимые амбициями, замкнутые в собственных предубеждениях и политических ловушках, на всех парах двигаются в сторону войны. Ни США, ни Иран не имеют достаточно средств, поддержки, желания и готовности победить в потенциальном конфликте, не говоря уже справиться с его последствиями.

США, не имея стратегического видения выхода из конфликта, не смогут достигнуть своих целей, даже спровоцировав падение правящего в Иране режима верховного аятоллы. Непонятно ни что они будут делать потом, ни как они будут действовать в случае реального вооружённого конфликта. Любой из вариантов плох.

Сценарий наземного вторжения США и их союзников крайне маловероятен и безумен по своей природе. Во-первых, союзников у Штатов в регионе нет, за исключением, может быть, Израиля, пока у власти находится Биньямин Нетаньяху.

Во-вторых, для вторжения в Иран, разгрома его армии и оккупации территории, Штатам потребуется военная инфраструктура для разворачивания ударных сил и наступления по суше. Таких военных объектов у них нет, как и соответствующей логистики. Они никогда не готовились к вторжению в Иран.

Один из самых удобных плацдармов для наступления на Иран – это Ирак. Но если Штаты захотят там развернуться по полной программе и мобилизовать войска для вторжения (что не пройдёт незамеченным для Багдада и Тегерана), то, с высокой долей вероятности, американцам придётся свергать ещё и нынешнее правительство в Багдаде. Даже высадка десанта на побережье станет катастрофой, поскольку войска будут уязвимы к иранским ракетам и артиллерии.

Более того, оккупировать и удержать Иран практически невозможно. Это потребует долгосрочного участия США в полноценной военной кампании, которая заберёт в десятки раз больше человеческих жизней, нежели война в Ираке, и будет стоить президенту Дональду Трампу его должности и политического рейтинга. Ведь именно Трамп обещал на выборах, что при нём Штаты никогда не втянутся в очередную бессмысленную войну на Ближнем Востоке.

В-третьих, у США нет плана по смене режима. Даже если американские войска войдут в Иран и свергнут правящие элиты в Тегеране, кем они их заменят? И как долго придётся удерживать ситуацию до её полной стабилизации?

Сценарий ограниченной войны более вероятен. США могут задействовать свой флот и ВВС, чтобы нанести удары по военным объектам Ирана на побережье, а также по инфраструктуре, в том числе ядерной. У США есть и ресурсы, и возможность это сделать. Воздушные удары США, скорее всего, придутся на основные военные и военно-морские базы Ирана, ракетные комплексы, а также нефтегазовую инфраструктуру и транспортные коммуникации. Это серьёзно ударит по ВВС и ВМФ Ирана, нанеся им непоправимый ущерб. Штаты будут обстреливать Иран со своих баз в Саудовской Аравии, Катаре и Бахрейне.

Однако никто не знает точно, какие потери они могут понести. В условиях, когда общественное мнение не на стороне Дональда Трампа, любые потери среди личного состава будут остро чувствоваться в Вашингтоне, и могут в любой момент завершить маленькую победоносную войнушку президента.

К тому же, ответ Ирана может стать неприятным для американцев и поставить под угрозу тысячи жизней американских солдат в Ираке, Иордании, Афганистане, Бахрейне и Сирии. А гибель иранских мирных жителей в результате бомбёжек промышленных объектов может и вовсе превратить конфликт в Ирак №2 для США в следующее десятилетие и развалить доверие к Штатам окончательно.

В самом Иране, не имея чётких союзников, США будут вынуждены поддерживать две основные антиправительственные группы – курдов и экстремистов типа «Моджахедов Ирана». Насколько это надёжно – смотрим пример Ирака и то, что с ним произошло.

США рискуют развалить Иран на несколько условных «ДНР», которые станут чёрными дырами в регионе, провозглашая собственные «халифаты» и «этнические автономии». Что с ними делать в стратегической перспективе никто не знает, а в Белом Доме не готовы брать ответственность за очередные государственные формирования, которые надо будет поддерживать, финансировать, вооружать и передавать разведывательные данные.

Сценарий экономического удушения – это то, что сейчас делает администрация Дональда Трампа. Вероятно, так всё и останется. Однако даже этот вариант вызывает множество вопросов. Как и в случае с предыдущим вариантом, свержение режима через использование комбинации экономических и военных методов, провоцируя восстание, может иметь крайне непредсказуемые последствия. Это потребует от США огромных финансовых ресурсов и поддержки мировых игроков для полной блокады Ирана на короткое время, чего у Вашингтона пока что нет.

Если в результате экономического удушения, иранский режим падёт сам собой, возникнет вопрос, а кто придёт после него. На фоне отсутствия у Штатов союзников на местах, они будут представители ещё более радикальных и фанатичных кругов иранской политики, более непредсказуемые, чем те, с которыми Вашингтон 10 лет вёл переговоры по ядерному оружию.

Более того, иранские элиты могут просто взять тайм-аут и подождать, пока общественное мнение не склониться на их сторону. Они прекрасно понимают, что оно и сейчас играет против администрации Трампа, а в случае длительного конфликта, которые перебьёт поставки нефти и газа и спровоцирует дестабилизацию региона, мировые лидеры встанут на сторону Тегерана.

Одной из главнейших проблем в санкционной политике США против Ирана является абсолютное непонимание восприятия этой ситуации в самом Тегеране. Иранцы, в отличие от Штатов, не рассматривают санкции как метод «наказания» или просто «давления». Иран убеждён, что истинная цель Вашингтона — уничтожение их режима, а значит санкции — это просто очередное оружие.

Это подводит их к мысли, что сдаваться не стоит. Необходимо сопротивляться и выживать, что Иран научился делать на протяжении последних 30 лет. Для них выжить под санкциями — это уже победа, даже если она «пиррова». При этом, иранцы верят, что история и правда — на их стороне. Они переживали резкое падение экспорта нефти и обеднение населения уже трижды — во время иракско-иранской войны 1980-1988, финансового кризиса в Азии 1997 года и нефтяной блокады 2012 года со стороны США и ЕС.

К тому же, Иран в своём сопротивлении Штатам преследуют сакральную, по мнению его руководителей, историческую, а может быть даже концептуальную, миссию — доказать миру, что стратегия максимального давления и жёсткой силы не работает с Ираном.

В США этого не понимают или не хотят понимать. Администрация Трампа следует старым-добрым, понятным всем методам, проверенным ещё в 1980-х годах. Поэтому, сценарий экономического удушения Ирана может провалиться и привести либо к полноценной войне, либо к переговорам, как это было с Обамой в 2012 году.

С учётом всего вышесказанного, можно сделать следующие выводы:

1. Страны региона не готовы и не желают войны;
2. Риск вооружённого конфликта между Ираном и США невелик, и может реализоваться лишь в виде ограниченных военных ударов по территории Ирана;
3. Обе страны хотят переговоров, и противостояние ими завершится;
4. США связаны по рукам и ногам избирательной кампанией и отсутствием союзников в мире, а Иран – падающей экономикой и колеблющимися странами региона;
5. Конфликт между Ираном и США при любом раскладе станет слишком дорогостоящим и одиозным в глазах мирового сообщества и даже для самих США, что делает его крайне непопулярным и маловероятным;
6. Единственный условно «победный» вариант для США – это совершить воздушную бомбардировку Ирана, ослабив его военный потенциал и вызвав внутренние политические беспорядки, что снизит его активность в регионе, а на фоне санкций может заставить сесть за стол переговоров, хотя и сомнительно;
7. Единственный условно «победный» вариант для Ирана – это уйти в глухую оборону, ждать, пока на США не начнут давить все подряд, а региональные союзники – искать выходы из кризиса, а самому организовать террор против американских сил в регионе, обескровливая США стратегией «тысяч малых порезов»;
8. Любой вооружённый конфликт на Ближнем Востоке будет иметь катастрофические последствия для мировой экономики и может приблизить очередную волну финансового кризиса;
9. Война с Ираном взвинтит цены на нефть и газ, что ударит по странам-импортёрам этих ресурсов, включая Украину. В свою очередь, это поднимет цены на транспортировку товаров, и в итоге приведёт к общему росту продовольственных цен, вызвав негодование населения целого ряда стран. Отдельные государства, экспортирующие нефть и газ, лишь заработают на скачке цен, однако длительный конфликт быстро нивелирует этот кратковременный эффект.

Сообщение Иранско-американская война: анализ и расстановка сил появились сначала на ХВИЛЯ.

Вот мы и подошли к финальным выводам по выборам в Европейский парламент. Это последняя часть нашего цикла о европейских выборах и их последствиях для Евросоюза. Здесь мы попробуем кратко подытожить, что же означают выборы и чем они завершатся для ЕС, как раз накануне выборов новых лидеров европейских институций.

Как и предполагалось ранее, своё большинство потеряли две самые крупные фракции в Европейском парламенте, уступив часть мандатов усилившимся либералам, национал-популистам, консерваторам, а также правым и левым радикалам.

Конечно же, «Европейская народная партия» остается всё также самой крупной политической силой в парламенте, но своё «явное» доминирование правоцентристы, как и социал-демократы однозначно потеряли. ЕНП актуально имеет 179 мандатов и стоит, пожалуй, вспомнить, что из них только 13 мандатами располагает венгерская правящая партия «Фидес», находящаяся на грани выхода из коалиции. Пару месяцев назад против неё ввели санкции за авторитарные замашки премьер-министра Виктора Орбана и «несоблюдение» им ценностей ЕС. Это заставляет предполагать, что «Фидес» в новом составе ЕП вполне может пойти на союз с евроскептиками из блока Сальвини-ле Пен.

Если принять широко распространенный тезис, что Европейский парламент никогда не был эффективно работающей институцией, за что он, собственно, обильно критиковался не только гражданами Европейского Союза, но и соседями ЕС, то теперь ситуация лишь усугубилась и при этом значительно.

Если ранее Европейскому парламенту было тяжело принимать только т.н. «судьбоносные» для существования Союза решения, то теперь даже принятие обычной директивы, указа и т.п. может оказаться затруднительным ввиду необходимости поиска единомышленников.

Высокий уровень раздробленности политических сил, фрагментация крупнейших коалиций и заход в парламент кучи совершенно новых игроков с весьма неординарной, хаотичной и нестабильной повесткой – всё это будет усиливать центробежные тенденции в ЕС, провоцировать многочисленные конфликты и споры, а также затягивать принятие важнейших политических решений, в особенности тех, которые касаются реформирования Евросоюза.

Это значит, что по мере роста внутренней разобщённости и деструктивности Европейского Парламента (а возможно, и не только), популярность ЕС среди граждан и национальных правительств будет падать, вероятно подпитывая мощь и влияние еврсокептиков и национал-консервативные силы.

Многие политические аналитики обрадовались тому, что евро-скептические и радикальные силы не смогли победить, но давайте будем честны, никто не ожидал, что они победят.

Радикалам было достаточно заполучить 1/3 голосов в Европейском парламенте и сегодня, учитывая кол-во всех потенциальных анти-системных, радикальных, популистских, националистических, левых, правых, консервативных политиков можно утверждать, что в наднациональном органе Союза они имеют около 228 мест. Это даёт им возможность влиять на решения ЕС и, если не блокировать их, то вынуждать корректировать и торговаться по ним однозначно.

Сами европейские политики, представители старых элит заявляют о том, что им совместно с гражданами Европейского Союза удалось «остановить» национал-популистский потоп, а отсутствие большинства не позволит никому самостоятельно принимать какие-либо негативные решения относительно дальнейшей евроинтеграции. Это правда. Однако, вместе с тем, это означает, что в ЕС нельзя будет нормально принять и условное «позитивное» решение.

В ЕС фактически складывается ситуация «замороженного состояния», когда все проблемы и конфликты в буквальном смысле «застынут», а основной задачей теперь станет удержание ситуации от того, чтобы она не ушла в разнос. Такое может сыграть на руку лишь евроскептикам, которые будут акцентировать внимание на возросшей неуправляемости ЕС и бардаке в Европарламенте.

Европейские элиты «старого порядка» до сих пор не могут принять тот факт, что политический ландшафт ЕС требует изменений, и притом срочных. Рост поддержки у «Зеленых» означает, что нерешенные проблемы экологии, а вместе с ними и прав человека, реализуемых посредством борьбы за чистый воздух, также становится всё более остро стоящей проблемой по мнению европейских избирателей. «Тупик», в который результаты выборов могут завести Союз, скорее всего, негативно скажется на политической стабильности Брюсселя, а вместе с тем снизится и доверие граждан к наднациональным институциям.

Восхождение «зелёной повестки», особенно среди молодых людей (что очень чётко нам показали недавние масштабные экологические протесты в Лондоне) – это общемировой тренд, который стал особенно остро встал на повестке дня на протяжении последних нескольких лет из-за стремительно ухудшающейся экологической ситуации в мире. Немаловажную роль в этом сыграл и президент США Дональд Трамп, демонстративно выйдя из Парижского соглашения 2015 года, тем самым обратив на него внимание.

Естественно, мы не станем отвергать шансы либеральных и центристских сил на формирование, если не постоянной, то хотя бы ситуативной коалиции. Но нужно учитывать то, что радикальные и евроскептические силы в Европейском парламенте будут стараться собирать 1/3 голосов, «блокируя» идеи и решения старых элит.

Можно обрадоваться хотя бы тому, что радикалам также будет трудно объединиться воедино, поскольку все они имеют разные взгляды на то, как должна выглядеть общеевропейская политика в отношении России, США и миграционного кризиса. Французские националисты Марин ле Пен имеют менее радикальные взгляды на миграционный кризис, нежели их итальянские коллеги из «Лиги», не говоря уже о совсем умеренных депутатов из «Движения 5 звёзд».

Но всё это возвращает нас к тому, что главным выводом этих выборов является высокая фрагментированность Европейского парламента, даже среди тех, кто на первый взгляд имеет схожие программные постулаты. Это может натурально привести Европейский Союз к тому, что в Брюсселе возрастет роль Совета Европейского союза, что негативно скажется на поддержке для Украины, поскольку Европейский парламент являлся традиционно самой проукраинской институцией Союза.

Ещё одним важным выводом этих выборов, судя по результатам и переговорам по избранию новых руководителей европейских институтов, стало резкое уменьшение представительства Центрально-Восточной Европы. Польша, Венгрия, Чехия, Словакия, Румыния и страны Балтии фактически станут аутсайдерами новой политической конфигурации Евросоюза, а проблема дисбаланса в его развитии и концептуальной элитарности так и не будет решена.

Более того, отсутствие нормального представительства восточноевропейского блока ЕС будет стимулировать франко-германские элиты продвигать свои планы реформирования Союза, вплоть до «Европы двух скоростей», которая может отсечь от ЕС его слабую, неэффективную по мнению «ядра» (Франция, Германия, страны Бенилюкса) периферию, которой считают и страны Восточной Европы.

На сегодняшний день можно утверждать, что в ближайшие несколько месяцев Европейский Союз «нырнет» в острую внутреннюю конъюнктуру, завязанную вокруг выбора новой власти. После выбора нового председателя Европейской комиссии и новых комиссаров, начнется настройка политики Европейского Союза, разработка бюджетов и т.д. Лишь после этого мы сможем понять, каким образом будет выглядеть и новая политика Евросоюза в отношении ключевых проблем, среди которых однозначно своё место найдет и конфликт на востоке Украины, а также отношения ЕС с Российской Федерацией.

Следует понимать, что победа центристских сил также не является панацеей от всех проблем. Прагматизация отношений с Россией и Украиной становится более распространенным взглядом даже среди «мэйнстримных» политических группировок.

Владимиру Зеленскому и его окружению необходимо осознавать, что рост фрагментированности вполне логично означает снижение эффективности работы Европейского парламента, а за ним и рост значения национальных государств и Совета Европейского Союза, где заседают представители МИД. Поэтому команде новоизбранного президента необходимо активизировать работу на «местах», т.е. настраивать отношения с отдельными государствами и правительствами, которые в свою очередь, будут передавать украинскую повестку дня на общеевропейский, наднациональный уровень и совместно с Европейским парламентом принимать решения относительно нашего государства и отношений с ним.

После недавнего поражения на площадке ПАСЕ, Украина столкнулась с европейским прагматизмом, который всегда был присущ Европе. Но пока в восприятии украинцев оставалась «перемог», никто этой реальности не замечал. Теперь же, после истории с ПАСЕ, выборов в Европарламент и Brexit мы почувствуем на себе эту холодную прагматику в полной мере. Ослабление влияния Восточной Европы даёт нам возможность (как и после ПАСЕ) переориентироваться в своей внешней политике на наших соседей (кроме РФ).

Прибалтика, страны Вышеградской четвёрки, Румыния, Молдова и даже Беларусь – это наши естественные соседи и партнёры, с которыми необходимо проводить максимальное сближение, формировать новые альянсы путём участия в различных геоэкономических проектах и инициативах типа Балто-Черноморских союзов.

Это единственная геополитическая конфигурация, которая осталась доступной Украине в нынешних условиях коллапса старого мирового порядка. Без неё мы рискуем остаться обыкновенной буферной зоной, квази-failed state, которая будет занимать вторую строчку в списке интересов глобальных игроков лишь как источник сырья и трудовых ресурсов.

В результате реализации вышеописанного, мы не только повысим эффективность работы дипломатических представительств, но также убережем себя от возможного «тупика» в Европейском парламенте, создадим или реформируем уже существующую украинскую повестку в отдельно взятых государствах и настроим (углубим) отношения с правительствами стран с которыми активно и «тесно» будет работать Киев.

Более того, Украина от этого ничего не потеряет, поскольку «останавливать» работу наших дипломатов в Брюсселе не нужно. Достаточно учитывать, что её эффективность может упасть в связи с объективными внешними обстоятельствами. А значит, на время неопределённости и турбулентности, необходимо поменять приоритеты.

****

Ознакомиться с предыдущими частями цикла о европейских выборах можно по следующим ссылкам: 

Часть 1. Германия и Польша

Часть 2. Великобритания и Чехия

Часть 3. Италия, Греция и Венгрия

Часть 4. Франция, Бельгия и Словакия

Часть 5. Испания, Португалия и Австрия

Часть 6. Нидерланды, Болгария и Литва

Часть 7. Швеция, Дания, Прибалтика и Румыния

Сообщение Европейские выборы: финальные выводы появились сначала на ХВИЛЯ.

Целых три дня длился экстренный саммит Европейского Союза, который согласовывал кандидатуры на пять руководящих должностей в ЕС: Еврокомиссия, Европейский Совет, Европейский Парламент, Европейский Центральный Банк и верховный представитель ЕС по внешней политике и политике безопасности. Пять человек, которые станут «лицом» Союза и в течение следующих 5 лет будут определять и исполнять европейскую политику, в том числе касательно Украины.

Саммит с самого начала был довольно сумбурным, хаотичным и каким-то несобранным. Кандидатуры, согласованные в главных европейских столицах, внезапно натолкнулись на сопротивление со стороны стран Восточной Европы, и все договорённости мигом рухнули. Делегатам пришлось буквально с нуля передоговариваться, уже с учётом мнений стран Вышеградской четвёрки.

Сперва, они забраковали кандидатуру голландца Франса Тиммерманса на должность президента Европейской комиссии, отомстив ему за то, что политик курировал вопросы введения санкций против Польши и Венгрии за несоблюдение либерально-демократических норм и принципов ЕС. Цепной пёс Брюсселя, ярый сторонник концепции «Европы разных скоростей» стал жертвой коллективного ответного удара со стороны восточноевропейского блока.

Затем, начались проблемы вокруг кандидатуры немца Манфреда Вебера, которого прочили в Европарламент или Европейский Совет. Член правящего в Германии баварского Христианско-социального союза (ХСС), лидер крупнейшей в Европарламенте фракции «Европейская народная партия», Вебер продвигался лично канцлером Ангелой Меркель.

Французы, которые изначально не поддерживали Вебера из-за «недостатка управленческого опыта и незнания языков», в итоге согласились, но в обмен им пообещали назначением Тиммерманса в Еврокомиссию – сторонника идей реформирования ЕС, которые озвучивал Эммануэль Макрон. При этом интересно то, что, как оказалось впоследствии, в сделку «Тиммерманс в обмен на Вебера» были вовлечены далеко не все члены правоцентристской коалиции «Европейская народная партия», в особенности представители Балкан и Восточной Европы. Это и сыграло решающую роль в развале этих схем, когда часть сторонников Меркель, узнав о сделке, пришли в ярость, и заблокировали её.

И теперь, когда Тиммерманс выпал из схемы, договорённости по Веберу также пошли ко дну. В конечном счёте, против него выступило так много сторон, что он сам решил отказаться от своих амбиций и снять свою кандидатуру. Это обнулило все многосторонние соглашения, которые были достигнуты между Францией, Германией, Испанией, Нидерландами и Бельгией.

После краха предварительных соглашений из-за позиции Восточной Европы, недальновидности Меркель, сопротивления Италии и Греции, а также попытки Макрона набить себе цену на этом фоне, ушли в историю и остальные кандидатуры, которые, казалось, были согласованы всеми: датчанка Маргрете Вестагер, курировавшая анти-монопольную кампанию ЕС против больших корпораций типа «Google», немецкая «зелёная», критик Польши и Венгрии Ска Келлер, чешский евроскептик Ян Захрадил.

Это вынудило европейцев начать всё с самого начала. В первый день саммит продолжался всю ночь и следующее утро. Второй день также не принёс никаких результатов. Политики не знали, что делать. Отдельные участники переговоров бегали по коридорам Страсбурга, сливая журналистам бесчисленное количество различных кандидатур, имена которых всплывали в ходе тяжелейших дебатов на саммите. Каждый час появлялись новые фамилии и новые вводные.

На переговорах доминировали Германия и Франция, ловко отодвинувшие председателя Европейского Совета Дональда Туска, пытавшегося создать рабочую, конструктивную атмосферу. Хотя позднее, он бросился в «Twitter» и попытался взять на себя лавры успешно завершённых переговоров, на самом деле «рулили» саммитом Меркель и Макрон.

Итогом трёхдневного саммита стало согласование четырёх кандидатур в Еврокомиссию, Европейский Совет, ЕЦБ на должность главного представителя по внешней политике. Главу Европарламента избрали уже сегодня, тем самым поставив точку в невероятно динамичной гонке за портфелями с весьма неожиданным концом. Собственно, о результатах саммита и новых лицах Европы мы и хотим поговорить.

Кристин Лагард – Европейский Центральный Банк

Кристин Лагард – новая председатель Европейского Центрального Банка (ЕЦБ). Лагард хорошо известная и знакомая Украине француженка, ранее занимавшая пост директора-распорядителя Международного Валютного Фонда (МВФ), а ещё ранее бывшая министром экономики и финансов Франции. Конечно же, с Лагард Украина контактировала исключительно благодаря её работе в МВФ.

Лагард не просто встречалась с Петром Порошенко во время его президентства, но даже более, поддержала Петра Алексеевича и по прошествии выборов, на которых тот проиграл. По мнению француженки пятому президенту Украины удалось стабилизировать государственную экономику и даже активизировать её рост.

Назначение Лагард на должность председателя ЕЦБ с учётом профессионального опыта француженки вполне обосновано, хотя ещё до своего вступления на должность директора-распорядителя МВФ в 2012 году Лагард призналась СМИ, назвав себя «не суперским экономистом», а человеком с достаточным уровнем экономических знаний для того, чтобы понимать «о чём говорят люди».

Лагард попала в Международный Валютный Фонд в достаточно трудное время, спустя всего лишь 4 года после мирового финансового кризиса. Когда Лагард пришлось сделать выбор между конфликтующими в МВФ фракциями, то свою ставку француженка делала в большинстве случаев на политику большей экономии средств, заставляя государства погашать долги перед возглавляемой ею организацией.

Самым неоднозначным событием с участием Лагард был отказ от погашения задолженности Греции перед МВФ и недопуск ЕС к процессу спасения Афин от банкротства. Но, в конечном итоге, директор МВФ отказалась от своей формулы реформы в обмен на списание долгов.

Что интересно, в ЕЦБ Лагард ждёт та же участь, что и ранее в МВФ. Экс-министр финансов Франции возглавит Европейский Центральный Банк в крайне непростое для Европейского союза время. Француженке придется не только столкнуться и сделать выбор между сторонниками политики жесткой экономии и экспансионистами, но и принять практически однозначное и решение относительно Италии, которая под руководством национал-популистов продолжает увеличить собственную задолженность. Иронично, что политика жесткой экономии средств является одним из факторов, приведших к столь широкому распространению популизма в Европе. Теперь, Кристин Лагард будет противостоять последствиям отчасти собственной деятельности на посту директора МВФ.

В начале июня стало известно о том, что Европейская комиссия подготовила штраф размером 3,5 млрд. евро для Италии, которая словно «снежный ком» продолжает наращивать расходы и государственную задолженность. По мнению ЕК, Италии в последние годы не удалось достичь достаточного прогресса относительно погашения её задолженности.

На сегодняшний день госдолг Италии составляет 132,2% от ВВП. Это второй по крупности госдолг в Европе (переплюнуть Италию сумели только Афины) и один из первых в мире. Многие экономисты растеряны и даже несколько паникуют, говоря о том, что тот же Brexit, а вернее его экономические последствия ничто в сравнении с тем, что ждет Европу, если восьмая экономика Европы утонет в кризисе. Более того, сравнивать кризис, связанный с задолженностью Греции и Италии, также не имеет смысла, поскольку речь идёт об абсолютно разных масштабах потенциальной катастрофы.

По мнению экономистов Forbes, основная проблема заключается в том, что Рим, скорее всего, неизбежно будет вынужден объявить дефолт, вполне вероятно под видом реструктуризации долгов и кредитами от МВФ. При этом правительство Италии может потребовать от ЕС и ЕЦБ смягчения фискальных регуляций, которые позволили бы Риму увеличить бюджетные расходы и обеспечить обязательства перед народом на что вряд ли согласится Германия, контролирующая статьи расходов стран Еврозоны.

Лагард будет вынуждена столкнуться с Италией, возглавляемой правительством национал-популистов, удержав рынки от очередного кризиса, что сегодня в целом кажется маловероятным. Вице-премьер-министр Италии Маттео Сальвини несмотря на своё обещание перед Еврозоной «двигаться в рамках финансовых регуляций» и на фоне выработанного среднесрочного плана по снижению государственной задолженности одновременно заявляет о своем намерении провести политику снижения налогообложения.

Также уже этой осенью ЕЦБ обещает снизить процентные ставки в надежде увеличить инфляцию и тем самым «подстегнуть» экономическое развитие. Такой сценарий является одним из вариантов выхода из вероятного экономического кризиса Италии, поскольку инфляция позволит снизить реальную стоимость долговых обязательств Рима.

Одно известно точно, Лагард позитивно оценивала политику её предшественника Марио Драги, а потому существует вероятность, что француженка частично продолжит путь итальянского экономиста. Впрочем, разница будет состоять в том, что если при Драги переговоры с Италией были более-менее сносными и успешными, то при Лагард они рискуют серьёзно просесть и зайти в тупик. Дело не только в том, что Кристин Лагард – креатура Франции, через которую Париж будет «качать» свои фискальные реформы. Вопрос ещё в доверии между Лагард и официальным Римом, которого на сегодня нет.

К тому же, кандидатура директора МВФ стала неожиданностью для многих и по той причине, что её позиции в самой Франции крайне неустойчивы. Она фигурирует в уголовном деле о преступной халатности и растрате государственных фондов. Этот факт ослабляет переговорные и политические позиции Лагард на уровне ЕС, что заставляет многих думать, что её кандидатура – это поспешный, лихорадочный выбор Макрона, желавшего поскорее продвинуть кого-то «из своих» на фоне краха старых договорённостей с Германией.

Жозеп Боррель – внешняя политика и политика безопасности ЕС

Многолетний, махровый социалист, 72-летний Жозеп Боррель – ветеран европейской и испанской политики. Он является членом испанской Социалистической партии с 1974 года. В 2004 году он впервые избрался в Европейский парламент, и даже какое-то время возглавлял его. С 2018 года Боррель является министром иностранных дел Испании в социалистическом правительстве Педро Санчеса.

Победа испанских левых на выборах в Европарламент в конце мая дала Мадриду серьёзный рычаг влияния на процесс распределения должностей в Евросоюзе. Поскольку социалисты стали второй крупнейшей коалицией в Европарламенте, набравшей наибольшее количество голосов, они с самого начала участвовали в переговорах с Германией и Францией.

А посему, фамилия Борреля изначально фигурировала в договорённостях сторон. Главным «трофеем» для испанцев должен был стать голландец Франс Тиммерманс во главе Еврокомиссии – такой же социалист, как и премьер-министр Санчес. Однако именно благодаря развалу старых соглашений между Меркель и Макроном Испания получила возможность продвинуть своего министра на одну из ключевых должностей в ЕС. Однако изначально, Боррель не рассматривался как один из основных вариантов.

Выбор Жозепа Борреля на пост верховного представителя ЕС по внешней политике вместо Федерики Могерини – это весьма неплохой вариант. Боррель – опытный и сильный дипломат, имеющий связи с европейцами. К тому же, он – ярый противник сепаратистских движений, включая каталонское, что станет мощным инструментом в руках Мадрида в его противостоянии с Брюсселем вокруг попыток привлечь к ответственности лидеров каталонских сепаратистов за их референдум прошлого года.

Впрочем, есть в этой кандидатуре и минусы. Поскольку Боррель – противник сепаратизма, он занимает непримиримую позицию относительно Косово. Попросту говоря, он не признаёт их независимость. Это осложнит его работу в, к примеру, специальном формате, где ЕС выступает посредником в диалоге между Сербией и Косово. С учётом напряжённой обстановки на Балканах в последние полгода, кандидатура Борреля – не лучший вариант для де-эскалации ситуации и снятия градуса конфликта между косоварами и сербами.

Более того, его позиция и отношение к каталонскому вопросу могут привести к конфликтам с другими европейскими институтами, занимающими гораздо более либеральную позицию относительно, например, волнующего для Испании вопроса экстрадиции бывшего лидера Каталонии Карлеса Пучдемона. Впрочем, с Боррелем европейцам будет сложно защищать каталонцев, пытающихся представить себя «жертвами режима», поскольку министр – сам является каталонцем.

К тому же, Жозеп Боррель известен своим взрывным характером и умением подобрать «острые слова». Это явно сделает внешнюю политику ЕС более про-активной и, возможно даже, наступательной, а не преимущественно рефлексивной, какой она была при Могерини. В отличие от итальянки, которая стала известна своей политикой нон-стоп поездок по всему миру ради увеличения узнаваемости ЕС и его имиджа, Боррель будет укреплять институциональность европейской внешней политики.

Жозеп Боррель также известен своей критикой в адрес президента США Дональда Трампа. В отношениях между США и ЕС, он занимает радикальную про-европейскую позицию, считая, что Евросоюзу необходимо развиваться самостоятельно, не впадая в зависимость от каких-то внешних глобальных игроков. В сентябре прошлого года Боррель раскритиковал планы Трампа построить стену на границе с Мексикой для сдерживания мигрантов, и в с сарказмом отметил, что американскому лидеру тогда стоит подумать о строительстве стены в пустыне Сахара. Не менее резко Боррель высказывался о Штатах касательно кризиса в Венесуэле в начале этого года, критикуя Дональда Трампа за его игры с идеями военного вторжения в Венесуэлу и провоцирование гражданской войны, называя поведение президента США «ковбойским».

В случае утверждения Европарламентом, консолидация внешней политики и политики безопасности ЕС в руках Жозепа Борреля станет его триумфальным возвращением в большую европейскую политику, впервые с его унизительной отставки с поста лидера Социалистической партии в 1999 году. Это хороший вариант для усиления внешней политики Евросоюза и евроинтеграционных проектов, однако не очень приятный выбор для отношений ЕС с США, меж-европейских коммуникаций и балканского направления Брюсселя.

Давид Мария Сассоли – президент Европейского парламента

Ещё одна победа европейских социалистов. Член левоцентристской итальянской Демократической партии, Давид Сассоли стал неожиданностью для многих. О его кандидатуре ничего не было известно вплоть до сегодняшнего утра. Его кандидатура стала предметом торгов между двумя крупнейшими политическими фракциями в Европарламенте – «Альянсом социалистов и демократов» и «Европейской народной партией». Консерваторы позволили выбрать социалиста в качестве компенсации за потерю ими кресла президента Еврокомиссии, которую должен был возглавить Тиммерманс.

Избрание главной Европарламента итальянского социалиста – это и хорошая, и плохая новость. Хорошая, поскольку это усиливает позиции социалистической фракции в ЕП, и позволяет им больше влиять на работу ЕС, блокируя, например, деятельность своих идеологических противников их правых и национал-консервативных популистских сил. Плохая новость, поскольку это сулит конфликтом между аппаратом Европарламента, которым будет руководить Сассоли, и европейскими правыми, включая национал-популистов, особенно из числа

Сассоли пробудет в должности главы Европарламента 2,5 года – половину срока, а затем его заменит представитель консерваторов из «Европейской народной партии». Такова была договорённость двух блоков.

Урсула фон дер Ляйен – президент Европейской комиссии

Новым председателем Европейской комиссии – самой важной институции Европейского союза стала немка и мать 7 детей, министр обороны Германии Урсула фон дер Ляйен.

Активная, кулуарная борьба за должность председателя Еврокомиссии длилась в Европейском совете аж 3 дня. Изначально основным претендентом на должность председателя Европейской комиссии был немец Манфред Вебер. Он являлся представителем «Европейской народной партии», победившей на выборах и традиционно предложившей своего человека на должность главы ЕК.

Кандидатуру Вебера практически моментально «откинули» во Франции и Люксембурге и в итоге все шансы занять должность исполнительной власти ЕС оставались исключительно у социалиста из Голландии Франса Тиммерманса – ярого сторонника концепции «Европы разных скоростей». СМИ на протяжении трех суток активно спекулировали над данной темой, заявляя, что голландца будут продавливать несмотря на сопротивление отдельно взятых государств.

А стоит подметить, что сопротивление кандидатуре Тиммерманса было неслабое. Резко против заместителя председателя ЕК выступили в восточной и южной Европе. Италия, Словакия, Чехия, Польша, Венгрия, Литва и Эстония пообещали, что будут всячески противодействовать возможному принятию Тиммерманса на должность.

В конечном итоге, их совместные старания оправдались, поскольку находящиеся в фрустрации Макрон, Меркель и Дональд Туск были вынуждены на «скорую руку» заняться поиском нового кандидата. За несколько дней международные медиа успели рассказать читателям почти о 10 потенциальных новых кандидатурах на пост председателя Европейской комиссии. Результатом усиленных «торгов» стало номинирование на должность своеобразного «джокера» — министра обороны Германии Урсулы фон дер Ляйен. Самым интересным во всей сложившейся ситуации является способ избрания фон дер Ляйен, как результата именно кулуарной договоренности, а не демократических процессов.

Если бы лидеры государств-членов ЕС хотели следовать демократическим принципам, то они поинтересовались бы у европарламентариев их мнения и желания относительно будущего председателя Европейской комиссии. Но нет. Фон дер Ляйен была номинирована «в обход» мнения евродепутатов, что может стать барьером к её назначению. Европарламентарии могут заслуженно чувствовать себя несколько обиженными и обделенными, а также в связи с этим отказаться голосовать за её кандидатуру. Данный сценарий до сих пор остается вполне реалистичным.

Говоря о взглядах Урсулы фон дер Ляйен и её карьерных достижениях могут возникнуть некие сомнения относительно номинации немки на должность председателя ЕК. Фон дер Ляйен повсеместно критикуется в Германии за её «достижения», а точнее их отсутствие за время руководства над Бундесвером.

В 2011 г. фон дер Ляйен выступала за концепцию Соединенных Штатов Европы, т.е. поддерживала проект более углубленной евроинтеграции, что явно не соответствует духу национал-популистского времени, царящему в Европе и Европарламенте.

Взгляды немки относительно Украины также неоднозначны, как и других немецких политиков. Фон дер Ляйен осуждает РФ за аннексию Крыма и интервенцию на Донбассе, выступая за продолжение антироссийских санкций, но при этом министр обороны Германии также не захотела поддержать Украину «материально», т.е. предоставить оружие. В связи с чем Киева по сегодняшний день не получил от Берлина летального оружия.

Также, по мнению Урсулы фон дер Ляйен, Европейский союз должен постоянно поддерживать контакт с Москвой, что позволит сохранять региональную и мировую стабильность и безопасность. При этом немка является сторонником создания европейской армии и в 2016 г. фон дер Ляйен даже занималась соответствующим оборонным проектом, который должен появиться и быть готовым к боевому использованию в 2040 г.

Однозначно стоит заметить, что в случае двух данных должностей основными бенефициарами являются страны западной Европы, а именно франко-германский союз. Германия несмотря на изначальный провал Вебер сумела «выбить» себе должность председателя Европейской комиссии. Главными же проигравшими в данном случае можно смело назвать восточную Европу, которая сумела «отбиться» от угрозы Тиммерманса, но ценой утраты какое-либо представительства в руководстве Европейского союза. Таким образом страны западной Европы банально отобрали у востока ту победу, о которой начали повсеместно писать СМИ.

Шарль Мишель – председатель Европейского Совета

Один из самых молодых лидеров в Европе и премьер-министров Бельгии, потомственный политик, Шарль Мишель давно фигурировал в качестве возможного кандидата в лидеры ЕС. Возглавляя правоцентристскую коалицию в Бельгии, будучи выходцем из франкоязычной Валлонии, Шарль Мишель стал одним из главных европейских либералов, входящих в орбиту Франции. Он стал всего лишь вторым франкофоном на должности премьер-министра за последние 50 лет, и в течение своего правления с 2014 года сохранял тесные связи с официальным Парижем. Эти отношения особенно упрочились с приходом к власти во Франции Эммануэля Макрона с его либеральной повесткой и центристской политической позицией, часто тяготеющей вправо.

Для Мишеля это назначение может стать апогеем его политической карьеры, кульминационной точкой, позволившей молодому политику наконец-то выйти из тени своего отца – бывшего еврокомиссара Луи Мишеля, которая довлела над Шарлем на протяжении всей его жизни. Став министром в бельгийском правительстве в 25 лет, он буквально пробежал по карьерной лестнице, и уже в 38 возглавил правительство. Сейчас ему 43, и он готов занять пост главы одной из важнейших европейских институций.

Номинация Шарля Мишеля на пост председателя Европейского Совета – это результат титанических усилий Франции по консолидации их влияния в основных европейских институтах. Поскольку Германия получила кресло президента Еврокомиссии и половину срока главы Европарламента, а Испания забрала внешнюю политику и заместителей президента ЕК, Франция посчитала для себя справедливым взять под контроль две оставшиеся институции – ЕЦБ и Европейский Совет. Результатом 3-дневных переговоров на саммите стали кандидатуры Кристин Лагард и Шарля Мишеля.

Возникновение премьер-министра Бельгии в переговорах о Европейском Совете – институции, отвечающей за стратегические направления политики ЕС – имеет две стороны одной медали. С одной стороны, это очевидная креатура Франции, которая не рискнула продвигать француза на этот пост (уже имея Лагард в ЕЦБ). Это выглядит вполне логично.

В конце концов, Европейский Совет всегда был больше под влиянием Парижа, нежели Берлина или Рима. Саму идею создания этой структуры подал в своё время президент Франции Шарль де Голль, а формализовал все процедуры и суть работы Евросовета ещё один французский лидер, президент Валери Жискар д`Эстен. Контроль над Европейским Советом необходим французам и лично Макрону для того, чтобы продвигать свой план реформирования Евросоюза, основанный на базе идеи «Европы разных скоростей».

К тому же, премьер-министр Бельгии – прекрасная кандидатура для управления Советом, где ключевой необходимый скилл – умение договариваться, лавировать между группами интересов и организовывать переговоры нужным образом, дабы склонить стороны к компромиссу.

Шарль Мишель – талантливый переговорщик, умеющий убеждать и разъяснить интересы сторон друг другу. На пике своей карьеры, когда он стал премьером в 2014 году, он шокировал европейское сообщество, когда сумел сформировать коалицию с «Новым фламандским союзом» — партией, продвигающей фламандский национализм голландско-язычных провинций и имеющей явные сепаратистские замашки. Этот противоестественный союз голландскоязычных фламандцев и франкоязычных валлонцев назвали тогда «коалицией камикадзе».

Тем не менее, она с достоинством продержалась все 5 лет правления Мишеля. Несмотря на некоторые проблемы (протесты населения против мер жёсткой экономии, демонстрации против ЗСТ с Канадой), коалиция выдержала социальное давление и продавила необходимые для Бельгии экономические реформы. А всё благодаря переговорным способностям Мишеля, его знанию голландского языка (что довольно редкое явление для франкофонов) и склонности к компромиссам.

С другой стороны, отправка Шарля Мишеля в ЕС имеет и внутриполитический бельгийский контекст. Дело в том, что по результатам майских парламентских выборов, традиционные бельгийские партии получили весьма скромный результат. В парламент зашло множество правых популистских сил, включая откровенных сторонников сепаратизма. На выборах в Европарламент эта фрагментация бельгийского политического поля и ослабление традиционных сил лишь подтвердилось.

Более того, в декабре прошлого года, несмотря на все усилия Шарля Мишеля, правительство всё равно не избежало краха. Хоть вечные внутриполитические дрязги между регионами и стали традицией для бельгийцев, в этот раз коллапс произошёл из-за разных позиций партнёров по коалиции относительно Глобального миграционного пакта ООН. А выборы ещё больше подкосили позиции премьер-министра и его партии. Он занял второе место в рейтинге самых популярных политиков, уступив место фламандскому националисту Тео Франкену.

Соответственно, существует высокая вероятность того, что Шарль Мишель не сможет снова возглавить правительство, и будет продолжать терять рейтинг. Поэтому, его уход из Бельгии в ЕС – хорошая идея избежать политического поражения и временно уйти на пике популярности. Это также позволит ему и дальше влиять на политику ЕС, но теперь уже с более высокой «колокольни», а не копаясь во внутренних проблемах Брюсселя.

Выводы для Украины

Утверждение вышеперечисленных кандидатур на саммите ЕС, судя по тому, что происходило последние 3 дня, было обусловлено сильным желанием европейских элит (особенно из Франции, Германии и стран Бенилюкса) быстро и оперативно решить вопрос, получить то, что называют в английском языке «quick fix» — быстро достигнутый, зачастую непродуманный, результат.

Политические амбиции социалистов и европейских консерваторов, получивших больше всех голосов на европейских выборах, а также недовольство внутренней оппозиции в лагере Ангелы Меркель, вместе с фанатичной одержимостью Эммануэля Макрона быть новым европейским лидером и влиять на все процессы, привели к фактической «смерти» старых договорённостей, формировавшихся на протяжении многих месяцев. Жажда влияния и власти обуяла участников переговоров, как только все поняли, что старый пакет сделки по кандидатам в европейские институты более не работает. Франция и Германия бросились в «крысиные бега», расталкивая других и даже отодвинув Дональда Туска, бывшего гарантом старых договорённостей.

3-дневний саммит ЕС показал, что старая система согласования кандидатов, когда стороны методично, постепенно и подробно обсуждают различные варианты, взвешивая все «за» и «против» на базе их узнаваемости, приемлемости всем политико-географическим блокам и их рейтингов в Европе, фактически умерла, и больше не существует. На её место пришла старая-добрая европейская школа закулисных сделок, подковёрных интриг и бэкдор-стайл договорняков. Иронично, но добили систему вовсе не национал-популисты, как могло бы показаться, а именно представители старой либеральной элиты – французы из альянса либералов ALDE во главе с Макроном, испанско-португальский социалистический тандем и немцы из «Европейской народной партии» во главе с Меркель.

По итогу, саммит выбрал четыре неоднозначные кандидатуры, среди которых две – Кристин Лагард и Урсула фон дер Ляйен – замешаны в мутных, неприличных делах о растрате у себя дома, а также имеют не самую лучшую репутацию, даже среди своих однопартийцев.

Хуже всего стало то, что все ключевые должности в ЕС отдали представителям исключительно Западной Европы. Даже уходящий председатель Европейского Совета Дональд Туск был вынужден признать, что в этом недостаток договорённостей, достигнутых на саммите. Впрочем, он пытался казаться оптимистом, и твёрдо заявил, что кандидат от Восточной Европы точно займёт кресло главы Европарламента. Как оказалось, даже это преимущественно символическое место отдали итальянцу. Восточная Европа официально будет аутсайдером этого состава Европарламента и основных институтов ЕС.

Из произошедшего Украина должна сделать один простой, но крайне важный вывод: как раньше — уже не будет. Европейские элиты посредством затяжных 3-дневных переговоров сумели показать всему миру, что на место консенсусу и общему знаменателю пришли склочность и конфликтность. Сегодня Европейский союз явно фрагментирован. Об этом свидетельствует факт, что даже классические европейские элиты не сумели общими усилиями прийти к желаемому результату, итогом чего стали «подковерные» договоренности и откровенное пренебрежение мнением европарламентариев.

Высокий уровень фрагментированности и раздробленности нового Европарламента, усугубление расколов между разными политико-географическими блоками в ЕС, эрозия старых принципов и норм – всё это будет ослаблять Евросоюз, что обнажит его уязвимость для влияния внешних игроков – США, Китая и России. К тому же, внедрение концепции «Европы разных скоростей» может преобразить ЕС, но далеко не так, как выгодно Украине.

Высокий уровень склочности и конфликтности не только неизбежно снизит эффективность работы институций и верхушки ЕС, но обещает привести к тому, что в Брюсселе потеряют интерес и к ситуации в Украине. Итогом чего может стать снятие санкций с РФ в перспективе ближайших 5 лет. Данный сценарий находится практически у нашего «носа», а потому следует понимать, что уровень отношений Киева с Брюсселем (и Брюсселя с РФ) с сегодняшнего дня будет исключительно прямым следствием стараний и работы украинской дипломатической службы в ЕС. А потому, уже сегодня Украина должна переосмыслить свою внешнюю политику на западном направлении с учётом изменений, происходящих в ЕС.

Сообщение Новые лидеры ЕС: кто они и что значат для Украины? появились сначала на ХВИЛЯ.

Во время одной из своих редких поездок в Лондон, я решил прогуляться по дороге, по которой часто ходил в школьные годы — тропинка, тянущаяся от руин старой Римской стены у станции метро Тауэр-Хилл к одноимённому военно-морскому мемориалу. Руины Лондиниума состоят из многослойных красных кирпичей, из которых в своё время построили множество домов, храмов и укреплений по всей империи.

Шныряя вокруг Адрианова вала и старинных английских поместий, я изучал классические языки и литературу ещё до того, как оказался на Аппиевой дороге в Риме, изучая её древние латинские надписи.

Когда я впервые оказался у военного памятника Тауэр-Хилл, я заметил, что на некоторых мемориальных табличках в память о 35 800 моряках, чьи тела сгинули в море в ходе двух мировых войн, были и арабские мусульманские имена. Многие из них — йеменцы, жившие в Саут-Шилдс, совершавшие длительные вояжи по Атлантике.

И до сих пор, для многих может быть шоком сама мысль о том, что последние, отчаянные слова, вылетевшие из уст этих людей, застрявших в машинном отделении после того, как первые субмарины пустили торпеды в их корабли, были на арабском языке и, скорее всего, относились к Аллаху.

Когда я вернулся в Бейрут через пару дней, я пил кофе с друзьями, сидя (совершенно случайно) напротив руин древнеримского города. И конечно же, я заметил те самые знакомые мне красные многослойные кирпичи у колонн одной из улиц древнего Берита. Строительные материалы империи, такие как вымощенные каменной глыбой дорожки, были разбросаны по всей округе на тысячи миль вокруг.

Я словил себя на мысли, что мужчины и девушки, сидящие вокруг меня, разговаривают на том самом языке, на котором говорили йеменцы на борту тех обречённых кораблей в Атлантике. К востоку от нас лежали руины великого храма Баальбек, а ещё дальше – Сирийская пустыня с останками древней римской Пальмиры. По крайней мере, того, что оставили после себя террористы «Исламского государства» в ходе своей иконоборческой кампании.

Исторически, йеменцы, будучи искусными моряками и торговцами в период ранних исламских завоеваний, заплывали ещё дальше, чем римляне — аж до берегов Малайского полуострова. Именно по этой причине, когда я путешествовал южнее Куала-Лумпура несколько лет назад, я обнаружил, что дорожные знаки написаны на арабском языке.

Чем больше вы путешествуете, тем лучше осознаете очевидное: глобализация — не новое явление. Тоже самое касается и империй. Они угасают гораздо быстрее, чем мы думаем, и куда более стремительно, чем это кажется её гражданам. Римская империя распространилась на земли арабов и англов. Местные повстанцы — кельты в Англии и евреи в Иудее и Самарии — боролись против римлян. Мусульмане были вынуждены жить бок-о-бок с восточными землями христианской, грекоязычной Римской империей в Византии (в Коране существуют отсылки к «поражению римлян»).

В последующие годы на Ближнем Востоке — в географическом регионе, который сам по себе был безразличен и римлянам, и арабам — произошло смешение культур, нашедшее отражение в колоннах, религиозных сооружениях и даже в мусульманских рассказах о пророке Иисусе Христе.

Римское присутствие на территориях, которые сегодня являются арабскими и мусульманскими, имело такую же насильственную природу, как и все последующие империи. Оно оставило некоторые ужасающие прецеденты, не только для сегодняшней Американской империи (или номинально возрождённой империи российского образца), но и для людей, которые жили и продолжают населять эти земли.

Римская империя распалась из-за огромного неравенства между богатыми и бедными, продажных военизированных групп (мятежные легионы) и коррумпированных диктаторов, страдающих манией величия. Неплохая параллель с современным Ближним Востоком.

Редко, когда налогообложение в Римской империи совладало с издержками на содержание легионов. Бывало, когда в Риме появлялись арабские правители; Сирия предоставила парочку императоров, включая Филиппа I Араба, или играла свою игру, будучи то союзником, то врагом империи, как в случае с Пальмирским псевдоцарством.

Впрочем, мы также можем вспомнить Марка Лициния Красса — богатейшего из римлян, сделавшего своё триллионное состояние на сдаче в аренду жилищ в трущобах. Он потерпел крах на Ближнем Востоке. Лоуренс Оливье в фильме «Спартак» изобразил его как всепобеждающего и вечно сомневающегося триумвира. Однако реальный Красс прорывал себе путь через пустыни на северо-востоке Сирии со всей показушной бравадой в стиле «шока и трепета», чтобы быть разбитым парфянской кавалерией родом преимущественно из Персии (Иран, куда ж без него), многие из которых — предки современных иракцев.

Красса пригласили в палатку его врагов, чтобы обсудить условия капитуляции. Там его быстро обезглавили в стиле «Исламского государства» — мечом, с золотыми монетами на его голове (как подобает такой богатой жертве), которую затем отправили в Рим. Единственное, чего не хватало — видео его казни.

Как в своё время Соединённым Штатам необходимо было реабилитироваться за своё имперское поражение — Вьетнам, конечно же, был отомщен кампанией в Кувейте в 1999 году, так и Римскую империю ждала та же судьба. Однако, как и Джордж У. Буш послал войска в Ирак закончить дело, которое его отец бросил на полпути на южных берегах реки Евфрат, римляне решили, что могут снова отправиться на тот же фронт, и даже дальше, мотивируясь схожей логикой.

Когда Марк Антоний — да-да, тот самый из истории про Клеопатру — решил повторить подвиг Красса, он двинулся в поход из древней Армении. Однако там он узнал о предательстве армянского царя Артавазда, чьи войска покинули колонну римлян на их пути к парфянам. Последние напали и уничтожили её.

Некоторые вещи не меняются. Римская, а позже и Византийская империи пытались достичь на Ближнем Востоке приблизительно того же, к чему стремились турки-османы, британцы и сегодня американцы. Они либо уничтожали своих местных врагов под корень, либо делали их союзниками. Любой, живший за пределами Римской империи, был «варваром» — точно так же, как ныне те, кто живут за границами ближневосточных проамериканских сатрапий, являются «террористами».

Те, кто приняли Римскую империю, а затем предали её доверие, были ликвидированы. Нападения на римлян на территории сегодняшней южной Турции вызывало немедленную акцию мщения. Мужчин, женщин и детей предавали мечу и распинали.

С другой стороны, было одно правило в политике Рима — благородное, законное, щедрое, но меркантильное, предполагающее, что любой, рождённый в границах империи автоматически становился её гражданином. Можно вспомнить, как Святой Павел, будучи евреем, заявлял римскому дознавателю, что он — гражданин города Тарсус в римской провинции Киликии (современная Турция). Этот факт спас его от телесных наказаний от рук римских легионеров. Закон о гражданстве не только повышал лояльность Риму, но автоматически ослаблял бремя оккупации.

Если вы были гражданином империи, в которой остальные граждане — и центурионы — были родом из Британии, Дакии, Германии, Африки или Каппадокии и Италии, то идея национального восстания казалась менее привлекательной. Гражданство давало чувство общности, какими бы жалкими не были права, которые оно даровало. Британцы практиковали нечто подобное, когда разрешили британское гражданство за рубежом, но «без права иметь место жительство».

У меня был странный разговор об этом с офицером ЦРУ на американской военной базе в городе Амара спустя некоторое время после вторжения США в Ирак. Амара была удобным местом для дискуссии. Капитуляция генерала Таунсенда в этом городе туркам-османам в апреле 1916 года была одним из крупнейших поражений Британской империи во время Первой Мировой войны. Я пытался объяснить сотруднику ЦРУ, что Вашингтон мог бы избежать зарождающегося сопротивления американскому правлению в Ираке, если бы последовал примеру Рима.

Я не предлагал всех распять. Я просто спрашивал, могли бы США предложить гражданство тем иракцам, о которых они так заботились, которых «освободили» от Саддама, и «демократию» которых они пытались развивать.

Просто представьте себе, — говорил я офицеру ЦРУ, — что было бы в Багдаде, если бы каждому иракцу предложили американское гражданство в 2003 году. Никаких восстаний, войны или американских жертв, лишь желание вторжения Джорджа Буша-младшего от имени всей части человечества, проживающего в Юго-Западной Азии.

Но мы знали, что это не та идея, которую можно было предложить президенту США. Он даже не желал давать политическое убежище иракским арабским переводчикам, помогавшим его солдатам. Запад интересовали вовсе не люди, а земля, в частности — нефть. И это продолжается до сих пор.

Небольшие этнические группы мало на что могли надеяться при римском правлении. Гней Помпей с лёгкостью разгромил племена, жившие вокруг Диярбакыра, чья провинция называлась «Кордуена» — очевидно, это были курды. Они строили укрепления и, согласно одному римскому автору, владели «нафтой» на своей земле.

Впрочем, у римлян не было танков «Абрамс» или «Брэдли», которые нужно было заправлять, поэтому интерес в «нафте» был крайне незначителен. Последователи Гнея Помпея покинули Курдистан под натиском парфян после сражения при Ктесифоне в Ираке. Если провинция Кордуена была буферной зоной против персов, к ней относились с тем же безразличием, с которым американцы сегодня относятся к курдам, живущим на той самой территории.

Я прогуливался по руинам древнеримского форума в 2006 году. Это был год, когда умер мой бывший профессор Малькольм Уиллкок. Как я писал тогда, он был талантливейшим из академиков, обучающих великой и ужасной латыни, а также истории Римской империи на втором году существования Университета Ланкастера в 1965 году.

Именно Уиллкок впервые рассказал о крахе Марка Лициния Красса, но его заместителем в Университете Ланкастера был молодой преподаватель Дэвид Шоттер, которому я позвонил по мобильному телефону, когда стоял напротив старого римского сенатского здания.

В университете, он обычно сравнивал историю восхождения римских легионов с развитием немецкого Вермахта благодаря Советскому Союзу — параллель, о которой сегодня он предпочитает умалчивать. В своё время, он рассказывал о «романизированных местах», развитии «людей с безумно-навязчивым пылом» (интересный эпитет для римлян!), и о том «насколько яростным может быть завоевание при необходимости». Американцы могут верить в слово «этичный», но «безумный» вряд ли подходит для жителей Американской империи.

Или нет? «Carthago delenda est» — говорили римляне. Карфаген должен быть разрушен. И солью засыпаны его поля около современного Туниса. «Сделать Америку снова великой» — эта фраза явно нашла себя в вашингтонском «форуме» и среди псевдо-классических колонн Белого Дома и Сената США.

В тот день в Риме, я спросил Шоттера, что бы римляне сделали с Ираком, его религиозными группировками, убивающими друг друга, и американскими солдатами, находящимися в постоянной осаде. «Римская армия и её командиры, — холодно ответил Шоттер. — «нашли бы эту ситуацию крайне неприемлемой». Смысл его фразы был ясен. Римляне положили бы конец любым мятежам всеми доступными средствами.

Хоть римляне и дали нам свои законы, язык, поэзию, ораторское искусство, сплетни и то, что мы назовём «представительским методом принятия решений» после утверждения республиканского строя (это мои слова, не Шоттера), они однозначно были жестокими, бесчеловечными, дикими и брутальными в своих действиях. Права человека, как идея, идеал и мысль, ради которой стоит умереть — напрочь отсутствовали в Римской империи.

Конечно, вы можете сказать, что права человека тогда ещё не изобрели. Это возвращает нас к старому вопросу о немцах времён Второй Мировой войны: как нация искусства, музыки, культуры и закона скатилась в варварство похлеще римского? Произошло ли это просто потому, что австрийский капрал решил «сделать Германию снова великой»?

Конечно, современные империи имеют также мало интереса к правам человека, как и римляне. Массированные бомбардировки жителей Мосула, Ракки, Афганистана, Ливана, Алеппо, Газы разрывают своих жертв на куски точно также, как это делали римляне со своими врагами.

Разница состоит лишь в том, что мы заявляем о вере в права человека, а наши враги являются варварами\террористами, которым плевать на гражданских, а мы, владеющие технологиями и оружием для их уничтожения, с беспрецедентной, невиданной и пуританской заботой относимся к невинным, изо всех сил пытаясь снизить количество людей, разорванных на части нашими бомбами.

Это, к слову, ещё одна наша отличительная черта, которая вскоре может и вовсе исчезнуть.

Великий классик викторианской и пост-викторианской эпох Сэмюэль Дилл, чья работа о социальной истории ранней Римской империи высмеяла античных писателей без объяснения, кем они были, — родился в семье ирландского пресвитерианского министра и хорошо описывал римское общество.

Для нас сложно было понять, как писал Дилл, «жажду жестокости у людей высокообразованных и цивилизованных, страсть, к которой тяготели не только лишь чернь, но и просвещенные люди«. А дальше следует фантастическая фраза : «От отца к сыну, на протяжении около семи столетий, характер римлян становился всё более и более чёрствым под воздействием разрешённой жестокости«.

Слово «чёрствый» было всё ещё в обиходе в середине 20 века после Второй Мировой войны (что неудивительно), но впоследствии оно вышло из моды. Возможно, нам нужно вернуть его. Потому что я подозреваю, что современные империи страдают от той же черты, что и Римская. Бессердечие, суровость мысли и действий, бездушие, приемлемость жестокости — вспомните о Гуантанамо или любой ближневосточной тюрьме, которые комфортно расположились под прикрытием слов «безопасность» и «стабильность».

У нас появился словарь выражений приемлемости: «сопряжённые потери», например. В своей наиболее бесчувственной форме, слово «чёрствый» однозначно характеризует «Исламское государство» — бездушную жестокую машину, для запуска которой необходимы религия или культ, за счёт которых она живёт, пока её враги (то есть, мы) замирают в ужасе. Ирония судьбы состоит в том, что мы сегодня относимся к «Исламскому государству», как когда-то римляне боялись готов, остготов и вестготов. Если мы не разгромим террористов на Ближнем Востоке, как мы любим говорить, то завтра они будут здесь, на наших улицах Нью-Йорка и Лондона. Однако они всё равно пришли. Точно так же, как готы, остготы и вестготы пришли в Рим.

На самом деле, римляне пережили это. А многие из числа ужасных готов стали хорошими гражданами Рима (на некоторое время). Но были и другие, пытающиеся прорваться через границу, а легионы начали своё беспорядочное отступление через всю Европу, Азию и Балканы. Прощай, Британия. Прощай, Египет и Иудея и Самария. Прощай, Галлия. Когда британский историк Ховард Скаллард написал свою монументальную работу «От братьев Гракхи до Нерона» в 1930-х годах, он считал, что цезарь Август — это ранняя версия Бенито Муссолини.

Версия, правившая миром, который сегодня мы назвали бы «мультикультурным». К примеру, римская армия, оборонявшая Берит, состояла сплошь из галлов (Франция) и македонцев. Даже фильм «Гладиатор», в котором Рассел Кроу сыграл вымышленного римского генерала Максимуса Деция Меридия (бывшего, к слову, испанцем), подчёркивает фашистский характер Рима.

Христианство (мы проигнорируем здесь Крестовые походы) изменило эту ситуацию, по крайней мере в теории. Восточная часть Римской империи уже разговаривала на греческом языке, а не на латыни. Город Берит имел крупнейшую грекоязычную школу права, а на его территории располагался Римский имперский средиземноморский флот. Вы можете отыскать некоторые параллели между медленным, архаичным религиозным расколом католического Рима и православной Византии и современным расстройством между сегодняшней испуганной Европой и угасающей империей Америки Дональда Трампа.

Сегодня, мы имеем саудовцев, убеждающих нас, что Иранская империя (те самые персы-парфяне из истории древнего Рима) собирается захватить арабский мир, в то время как Американская империя, покидающая северную Сирию в совершенно не легионеровской манере, всё ещё пытается сохранить своё влияние, бомбя арабские города и базы с воздуха. Возможно, старые религиозные противоречия дают нам другой взгляд на вещи. Возможно, Америка и Европа предстают в образе католического Рима, а Москва — откалывающуюся часть православной Византийской империи.

Легионы Израиля являются местными, но они вооружены Римом. Арабский мир балансирует на периферии. Он также вооружён Римом, но потерял его доверие. Их работа — держать границу безопасной. Если исламисты требуют разрушить Израиль — при таком мрачном сценарии, это Карфаген — тогда все малые государства должны проявить верность той или иной империи. Или, может, Сирия должна играть роль Карфагена? Или Ливан?

Подобно Эдварду Гиббону, нас приводят в восторг истории о падении империй, а не об их возвышении. Многие римляне подозревали что-то неладное, когда их линии снабжения из Ближнего Востока были перебиты, а затем накрылась и имперская почтовая система. Джеймс Бэйкер и его «Иракская исследовательская группа» были полны имперского отчаяния, когда усеяли аналитические материалы для госсекретаря США словами «катастрофа» и «крах».

Дух беспомощности обрекает империи. «Способность США влиять на процессы в Ираке снижается» — жаловался Бэйкер. Существовал реальный риск «скатывания ситуации в хаос, который в свою очередь приведёт к коллапсу иракского правительства и гуманитарной катастрофе«.

Это, вероятнее всего, был поворотный момент в истории американской имперской политики на Ближнем Востоке, хотя понадобилось ещё 8 лет до того, как террористы «Исламского государства» вошли в Мосул и уничтожили большую часть иракской армии. Была ещё одна зацепка в докладе Бэйкера, прогнозы по которой оказались прискорбными.

«Учитывая способность Ирана и Сирии влиять на процессы и их заинтересованность в избежании хаоса в Ираке, Соединённым Штатам стоит выстраивать с ними конструктивные отношения«. Что ж, Обама попытался, и в целом, иранцы действительно могли влиять на ход событий. Но разгром Сирии никто не мог предсказать.

Впрочем, было бы абсурдно утверждать, что США могли контролировать Ближний Восток в большей степени, чем римская армия. Британцы постоянно боролись против Махди или египтян, турков и позднее иракских повстанцев (1920), а впоследствии против евреев и палестинцев.

Население региона сопротивлялось внешним силам (или было отравлено им) ещё до пророка Мухаммеда. В конце-концов, мусульмане в 15 веке положили конец правлению Византийской империи. Римские стены рухнули. Также, как шестью столетиями позже с помощью оружия Американской империи была выжжена земля тех самых йеменцев на кораблях Атлантики.

Большая часть империй всегда оставляют за собой какой-то небольшой образ или символ своего присутствия. Рим оставил Константинополь 14 века, Париж — французские заморские территории, Британия — Гибралтар, Фолклендские острова, Гонконг и, вероятно, Северная Ирландия. Получается, США и Запад в целом оставили Израиль?

Однако сегодня Израиль возводит собственные колонии на Западном берегу, выстраивая моно-этническое общество в пределах своих международно-признанных границ, что римляне бы посчитали «крайне неприемлемой ситуацией», по крайней мере с точки зрения жизнеспособности. Конечно, они бы приветствовали возведение израильской стены. Стены, дороги, укрепления стали вторым после латинского языка инструментом имперской власти. А что? Вполне возможно, если бы у императора Адриана были бы сталь и железобетон, возможно, провинция Британия просуществовала бы дольше, и оставались бы частью Римской империи в Европе на протяжении многих лет.

Оригинал статьи: «What should be done in the Middle East? Ask the Romans».

Перевод: Илия Куса, канал «Усы Асада»

Сообщение Что делать с Ближним Востоком? Спросите римлян появились сначала на ХВИЛЯ.

Последние 10 дней активно поработал над поиском резервов в государственном бюджете с целью их сокращения в бюджете 2020 году. Признаться, результат меня самого удивил.

Первоначально я предполагал, что смогу найти 40-50 млрд, знаю пару крупных резервов. Но я решил пойти по сложному пути и свел план-факт гос бюджета за 4 года с 2016 по 2019 год и проанализировал все бюджетные программы. В 2019 году сравнивал с фактом исполнения по итогам полугодия. На это у меня ушло конечно очень много времени. Зато результатом — я крайне удовлетворен.

Предложено сокращений гос бюджета на общую сумму 74 млрд гривен по 68 бюджетным программам!

На рисунке представлен результат в разрезе Министерств и ведомств.

Не раскрывая данные по бюджетным программам поделюсь несколькими интересными фактами: 

1) на 01.07.19 еще 36 бюджетных программ не имеют росписи, на что пойдут средства на общую сумму 10 млрд гривен.

2) 89 бюджетных программ имеют нулевую сумму использования средств за пол года 2019.

3) Единственная программа, которая в первом половине года имеет расход выше, чем во втором — это субсидии ЖКХ.  В 2018 году было израсходовано 55 млрд в 1-м полугодии и только 15 млрд во втором. В этом году расходы всего 34.5 млрд за пол года при прогнозе в 47 млрд по итогам года. Это на 8 млрд меньше плана, хотя у меня были опасения, что государству придётся увеличивать тут расходы с текущих 55 млрд.

4) Самая расширяемая программная статья принадлежит Академии наук. Они умудрились расширить бюджет на свое персональное мед обслуживание с 40 млн до 367 млн с 2016 по 2019 год или более чем в 9 раз. Я конечно понимаю, что возраст академиков уже не тот, но тратить 8% бюджета на науку на свое мед. Обслуживание — это тотальный кризис.

5) Приз за самое интересное название бюджетной программы уходит СБУ. 3 года подряд Государство расходовало средства под программу Видилення коштiв Службi Безпеки. По этой статье в 2018 году выделено 97 млн.

6) Самое растущее ведомство это национальная комиссия по энергетике. Её бюджет с 2016 по 2019 год вырос в 8.5 раз! С 53 млн до 450 млн!

7) в целом лучший курс и более низкие цены на ресурсы отражается не только на недоборах в бюджет по доходам, но и на меньшем уровне расходов по нескольким кредитным программам и обслуживанию гос Долга в целом. Поэтому я крайне оптимистичен по вопросам исполнения гос.бюджета 2019 и считаю что плановый дефицит бюджета будет около 1.5% ВВП.

Выскажу свое отношение к процессам в целом:
1) Текущая Коррупционная система основана на бюджете. Поэтому без её изменения коррупция очевидно будет оставаться на высоком уровне.

2) Вопрос изменения Бюджетных отношений не быстрый. Но моё Стратегическое видение тут такое: Конечно мы можем наконец начать сажать коррупционеров, но если доходность обладания властью будет в среднем выше доходности в бизнесе. А судя по количеству доходов в Декларациях это именно так, то всегда во власть будут приходить новые коррупционеры. Поэтому сокращение гос расходов должно уменьшать заработок во власти и увеличивать заработок в бизнесе. Считаю такое движение стратегически правильным.

Ну а начнётся ли движение в этом направлении — скоро увидим!

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook

Сообщение Резервы экономии: как госбюджет можно сократить на 74 млрд. гривен появились сначала на ХВИЛЯ.

«Послушай, Джон, ни мой отец, ни мой дед не владели Йеменом.

Никто не смог принести стабильность и безопасность в те земли.

Кто вообще способен управлять ими с их  кучей проблем?»

Абдель-Азиз Ас-Сауд, основатель и первый король Саудовской Аравии

Ранним морозным утром 5 декабря 2018 года, когда снег только начал накрывать своим белым полотном полусонные туманные улицы округа Римбо под Стокгольмом, группа странно одетых смуглых мужчин поспешно спускалась с трапа частного авиалайнера, на правом борте которого красовался зелено-чёрно-бело-красный флаг Кувейта.

Несколько небрежно одетые в строгие деловые костюмы, но не лишённые своего племенного бородато-брутального шарма, члены делегации йеменских хуситов выглядели озадаченными. Значительная часть их группы, вероятно, впервые в своей жизни увидела снег. А красовавшиеся вдали аккуратные и минималистические разноцветные домики у озера Меларен и вовсе внушали им смятение и лёгкую тревогу, быстро сменившуюся удивлением.

Член йеменской хуситской делегации отправляется в Швецию на переговоры, декабрь 2018 года
ФОТО: MOHAMED AL-SAYAGHI / REUTERS

Ступив на холодную шведскую землю, йеменцы нырнули в поджидавшие их автомобили, продолжая любоваться богатой зимней природой шведских островков, уютными улочками, тихими мшистыми озёрами и ровными зеленовато-серыми равнинами.

Очень скоро они прибыли в место назначения – крошечный округ Римбо в коммуне Норртелье. Здесь, в одном из местных небольших, но мрачноватых замков, им предстояло провести несколько дней. Привыкшие к горячим песчаным холмам, усыпанными змеями, острыми кустами и грубыми безжизненными валунами, йеменцам была чужда атмосфера огромных залов, каменного пола, эстетичных мощённых улиц и пугающей тишины окружающего благоговения и спокойствия шведской провинции.

Тем не менее, именно в этом месте они будут творить историю.

Первые за последние 2 года предметные мирные переговоры по ситуации в Йемене наконец-то состоялись. После длительного, местами изматывающего, марафона специального представителя ООН Мартина Гриффита в замкнутом круге Эр-Рияд-Сана-Аден-Кувейт, кровные враги  всё-таки решились сесть за стол переговоров и посмотреть друг другу в глаза.

Для Гриффита это было сродни чуду. Он был настолько изнурён своей челночной беготнёй, выполняя скорее роль почтового голубя, нежели высокопоставленного чиновника ООН, что повернуть назад уже было невозможно: слишком много сил он положил на то, чтобы добиться этой встречи, пусть даже не самой успешной, какой она может быть.

Целых полгода ООНовец потратил на то, чтобы убедить стороны кровавого конфликта в Йемене хоть на миг забыть об оружии и бомбах и попробовать поговорить. Хотя бы на наиболее нейтральные темы, касающиеся обычных людей, вот уже третий год страдающих от пожирающей их органы инфекции, сводящего с ума голода и калечащих с воздуха снарядов.

После фальстарта в сентябре, когда йеменские хуситы просто «кинули» Гриффита и не приехали на переговоры, эта партия всё же осталась за ним. Вот они все: шиитские хуситы, представители суннитского правительства, посредники из Саудовской Аравии и ОАЭ, а также никому не известные люди ближневосточной внешности, исполняющие роль глаз и ушей Ирана, незримо следящего за укромными тусклыми коридорами замка Римбо.

Почему же, спустя три года безжалостной войны, стороны внезапно пошли на переговоры? Конечно, Мартин Гриффит знал ответ. Но он старался не задавать себе этот крамольный вопрос, дабы лишний раз не погружаться в опасные и депрессивные размышления об истинном весе ООН в этом конфликте. Ему было удобно верить в то, что это исключительно благодаря ему эти люди теперь с чемоданами разъезжались по своим комнатам в отелях у замка Римбо.

Мартин Гриффит в штаб-квартире ООН, сентябрь 2018 года
ФОТО: Salvatore Di Nolfi/Keystone via AP

Ведь если это всё – просто ширма, а он сам обычный гвоздь в обшивке деревянного корабля, зависящего от попутного ветра, а не умения рулевого или капитана, тогда к чему всё это? Нет, безусловно, его роль была решающей, и именно его убедительные, пронизанные мольбами и укором, диалоги с саудовскими принцами, эмиратскими шейхами, йеменскими министрами и хуситскими вождями стали решающими во всей истории.

Тем не менее, вопрос остаётся открытым. Несмотря на то, что ни одна из сторон не добилась своего в этом конфликте и до сих пор верит в свою победу, они согласились на переговоры. Ещё 2 года назад такое представить было сложно. И Иран, и Саудовская Аравия, и Эмираты и слышать не хотели про прекращение огня, обмен пленными, разблокирование дорог и аэропортов, отведение тяжёлой техники.

А 2 года спустя они уже собираются в загородном замке в Швеции и с серьёзными, наполненными мыслями, лицами обсуждают детали будущего перемирия. Почему? И самое главное: что произошло за это время, что убедило их пойти на диалог? И действительно ли они добились того, чего хотели? А по правде говоря, чего, собственно, они желали с самого начала?

В этой статье я не столько буду отвечать на эти вопросы (безусловно, я дам на них ответы), сколько попробую обрисовать общую картинку происходящего, погрузившись немного глубже обычного в историю, культуру и менталитет региона. 

Ведь для любого качественного анализа (включая эпизод с мирными переговорами) необходимо не просто знать базу, а в какой-то момент дёрнуть рычаг машины времени, и переместиться немного назад, в момент, когда всё зарождалось.

Племенной космополитизм Южной Аравии

Йемен – довольно сложная и политически вязкая субстанция, которую называют «государством» скорее те немногие оптимисты, что верят в силу «гражданской идентичности», якобы неумолимо потеснившую местные нравы и традиции, дабы сформировать единый народ в пределах нарисованных иностранными дядьками границ.

На деле же, за последнюю сотню лет никакой йеменской идентичности на этих землях не появилось. Как и было за много столетий до этого, йеменцы продолжают жить кланово-племенным укладом, в котором этническая родственность преобладает над социальным статусом гражданина. Трайбалистская культура Йемена – одна из многих характеристик этой многослойной страны, в которой переплетены суровость пустынных равнин, молчаливость песчаных каменистых холмов и запредельный шум прибережной свободы Аравийского моря, выходящего в бескрайнюю водную плоскость могучего Индийского океана.

Южная Аравия всегда отличалась целым букетом цивилизаций, возникавших вдоль Пути благовоний: важного караванно-торгового маршрута, пролегавшего через современный Южный Йемен и Оман. Древние доисламские царства, взошедшие и рухнувшие под натиском времени и войн, привнесли в южно-аравийскую культуру столь большое количество разных традиций, верований, нравов и учений, что все вместе в одном бурлящем котле они соединились в ту самую бунтарско-воинствующую гремучую смесь, что сегодня характеризует жителей современного Йемена.

К примеру, в какой-то период своей истории, за одни лишь 300 лет нынешний Йемен успел побыть ядром мощного иудейского доисламского царства, попасть под влияние могущественной христианской Эфиопии на юго-западе и в итоге быть завоёванным мусульманскими ордами с севера, чтобы затем его отбили себе талантливые персы из Сасанидской империи.

Во многом, такая динамичная история и породила тех йеменцев, которые сегодня проживают на юге Аравийского полуострова.

Даже когда южно-аравийские племена были объединены в более-менее сносные государства, сшитые калёным железом европейских колониальных империй, стабильности и мира эти земли не увидели. Санаанский имамат, султанат Лахдж и британский протекторат Аден – все жили так, как раньше: враждовали, торговали, выясняли отношения на традиционных семейно-клановых чаепитиях.

Племена близ Омана оставались оторванными от более интересных англичанам южных и юго-западных провинций, и по факту варились в собственном соку, раздираемые природным расколом этой земли на брутальный, грубый пустынный имамат и на свободолюбивый, многогранный прибережный султанат.

Естественные, обусловленные географией и историей, границы внутри Йемена всегда довлели над политическими процессами, в которые он был втянут. Какие бы государственные границы не выдумывали для Йемена честолюбивые и самоуверенные правители Лондона, Парижа и Вашингтона, его природное естество будет преобладать. Это обрекло Йемен на исполнение роли вечной арены прокси-сражений различных великих держав, как в своё время распорядилась судьба (и несколько английских джентльменов) с Афганистаном.

Неудивительно, что даже после двух мировых войн ситуация особенно не поменялась. В период «холодной войны» Йемен был разделён на две части, и даже после силового объединения в 1990 году страна не стала единой.

И сегодняшняя война в Йемене – это отголоски тысячелетней истории междоусобной вражды местных племён и эхо неадекватного послевоенного колониального раздела страны, подпитанного ненавистью и злостью, копившимся на протяжении предыдущих десятилетий.  

Объединение Йемена в 1990 году стало отправной точкой, приведшей к нынешнему жестокому конфликту, разорвавшему страну на куски. Когда Северный Йемен поглотил Южный, образовав единое государство, уже тогда было понятно, что долго оно не продержится.

Как и любая другая страна с сильным племенным укладом, Йемен требовал мощной скрепы, которая бы удерживала страну воедино. Как правило, в таких ситуациях склеивающим материалом выступает сильная харизматичная личность, способная железной рукой держать всех в рамках правил игры, определившихся специальным общественным договором между разными социальными группами с соответствующими для них гарантиями.

Такой личностью стал президент Али Абдалла Салех, ставший в 1990 году первым президентом объединённого Йемена. Его враг из другого племени, главный коммунист Южного Йемена Али Салим Аль-Байдс стал премьер-министром. Роль общественно-политического договора выполнила новая Конституция, которую закрепили голосованием на референдуме в мае 1991 года. Религия, бывшая скорее разъединяющим материалом, нежели источником единства, ушла в подполье под натиском светского пан-арабского авторитаризма Салеха.

Несмотря на унитарность государства и отсутствие каких-либо очевидных квот на распределение должностей в правительстве, политическая система Йемена стала похожа на тех самых многочисленных «Франкенштейнов», разбросанных по Ближнему Востоку, олицетворяющих всю мерзость и циничность англо-французского колониального наследия, а также фатальность историко-географической судьбы, определившей историю этой территории.

Ливан, Ирак, Ливия и, в несколько меньшей степени, Сирия – все эти страны получили себе на шею вместе с независимостью бремя системы вечного компромисса. Поскольку границы этих стран были искусственные (призванные служить принципам «разделяй и властвуй»), то и их структура стала фейком, поддержанным элитами и международным сообществом, лишь бы не признаваться, что эти системы не жизнеспособны, и таким образом сохранять их на плаву, удерживая от падения в бездну насилия и вечной войны. Так произошло и с Йеменом.

Президент Али Абдалла Салех поднимает флаг объединённого Йемена, 22 мая 1990 года. Сразу за ним — премьер-министр, коммунист Али Салим Аль-Байдс. 

Конечно, в Йемене не были установлены правила распределения власти между этно-религиозными общинами страны, как это было в Ливане. Не было там и специальных квот на представительство меньшинств, как это было в Ираке. Не сформировалось там и мощной национальной идентичности с сильным институтом гражданства, как это произошло в Сирии.

При всей наружной «демократичности» и «инклюзивности» йеменской политической жизни, все местные прекрасно знали, кто, почему и за что сидит на той или иной должности. Неформальные, часто теневые устные сделки между племенами заключались тихими летними вечерами в Адене и Сане уже после официального натужно-радостного спектакля под названием «объединение Йемена».

Вместе со старым укладом и привычными традициями, в головах людей оставалась и прочие элементы их прежней жизни, которые никуда не делись, включая тотальное недоверие между Севером и Югом.

Сразу после 1990 года южные племена начали готовиться к вероятному восстанию, подозревая северян в том, что вся эта патриотически-дружественная бравада – всего лишь отвлекающий манёвр, скрывающий их истинную цель – захват Южного Йемена и его ресурсов.

Со своей стороны, Север считал южные племена ненадёжными и справедливо полагал, что контролировать их не сможет, а значит необходимо быть начеку, в случае чего – давить их без жалости и упрёка. Не успела кровь на земле высохнуть с момента последнего выстрела гражданской войны, как зёрна нового конфликта были посеяны вновь.

Взрыв не заставил себя долго ждать. Уже в 1994 году Йемен снова захлестнула кровавая междоусобная война, разделившая народы по тем самым линиям разлома, незримо рассекающим Южную Аравию вот уже несколько столетий.

И хотя сторонам удалось и в этот раз избежать полного краха и остаться номинально единым государством, в глубине души, все осознавали, что племенной договор с президентом Салехом во главе – это лишь временная мера, затишье перед очередной бурей. И если он выиграл одно сражение, то может проиграть другое.

Слоёный пирог с жирной начинкой

Южная Аравия всегда была прекрасна своей многогранностью и прибережным космополитизмом, преобладающим вдоль северного побережья Аравийского моря на самой западной оконечности Индийского океана. Именно выход к океану, подстёгиваемый мощнейшими муссонами, делал эти земли богаче, ценнее и заметнее на мировой карте.

Ещё до открытия нефти, Южный Йемен был довольно лакомым кусочком для многочисленных завоевателей, проходивших через эти земли. Геостратегическое расположение этого региона, нависающего над проливом Баб Аль-Мандаб (через который проходит более 50% нефтеналивных судов), зажатого между Иранским нагорьем, берегом Суахили в Восточной Африке и громадными водными зеркалами Индийского океана, делало юг Йемена прекрасным трофеем для всех, кто желал доминировать на Аравийском полуострове, особенно в «эпоху котла и пара».

Различные йеменские племена, растянутые вдоль побережья от самого пролива Баб Аль-Мандаб и далее на восток к береговой линии, тянущейся наверх, в сторону Ормузского пролива и Персидского залива, столетиями создавали множество проблем пришлым оккупантам. Однако приз был действительно заманчивым – огромной кусок этого многослойного пирога, дающий контроль над основными линиями морских коммуникаций западной оконечности Индийского океана, связывающей его со Средиземным морем.

Вид на гавань южного йеменского города Аден. Ныне это — временная столица йеменского правительства.

Неплохие запасы нефти в южных регионах Хадрамаут, Шабва и Маареб, на месте, где некогда стояли древние южно-аравийские царства, стали хорошей начинкой пирога, ещё больше разжигая аппетит у иностранных захватчиков. Становится понятно, почему эта, на первый взгляд непривлекательная и враждебная земля, была местом средоточия древнего ближневосточного могущества, ослеплявшего Аравийскую пустыню и удерживавшего морское первенство на половине Индийского океана: от Занзибара до Индонезийского архипелага.

Найденная в начале XX века нефть развращала, раскалывая йеменцев, и без того разрывающихся между свободным космополитным побережьем на юге и колючими песчаными холмами, переходящими в угрюмую агрессивную пустыню на севере.

Гражданские войны после 1990 года и многочисленные межплеменные столкновения, сотрясавшие Йемен, проистекали из жажды богатства и алчности местных правителей. Юг обвинял север в том, что тот несправедливо распределяет доходы от экспорта «чёрного золота», забирая все деньги себе. Север обвинял Юг в попытках саботировать нефтяной бизнес и продаже нефти «налево» по нелегальным каналам.

Южные племена боролись за то, кто из них будет контролировать пункты пропуска и порты (через которые также проходит транзитный маршрут контрабандных товаров, включая наркотики), а также охранять нефтяные месторождения, надеясь урвать свой кусочек пирога. Северные племена разрывали друг другу глотку за то, кто будет сидеть на потоках и регулировать нефтяной бизнес. Сана стала средоточием политических боёв за власть, деньги и влияние.

Власть президента Али Абдаллы Салеха никогда не стояла на прочном фундаменте. Его решительность и смелость внушали уважение у его врагов. Его вспыльчивость и торопливость порой затаивали в душу партнёров ненависть и злобу.

Президент Йемена Али Абдалла Салех на митинге своих сторонников в Сане, 2016 год.

Его невероятная политическая гибкость и умение сводить людей,  вести переговоры, ковать альянсы на пустом месте и с лёгкостью превращать друзей во врагов, а врагов в союзников, стали основой его внутренней легитимности и стержнем племенной политики, благодаря которой удавалось удерживать Йемен более-менее единым. Впрочем, пробоины в корабле не беспокоили капитана, пока не грянул шторм.

Когда по региону прокатилась пресловутая «арабская весна» в 2010-2012 годах, а в Йемене на этом фоне обострилась борьба за власть между элитами, Салех оказался в затруднительном положении. Он понимал опасность происходящего, как и то, что цепляясь за власть, может её потерять навсегда, а страну обречь на очередную братоубийственную войну. Однако гордость, привыкание к власти и нежелание «прогибаться» под неестественные для ближневосточных режимов протесты не позволяли ему пойти по схеме «Я устал, я ухожу».

Лишь накал страстей в столице и бомба, заложенная под его автомобиль в 2012 году, вынудила президента всё-таки пойти на тактическое отступление. К тому времени, Салех убедился: чтобы победить, проиграй один бой, и вернись с подкреплением.

Примеры Египта и Туниса, где президенты, цепляясь за власть, очень быстро с ней распрощались, значили для него многое. Президенты Зин Аль-Абиддин Бен Али и Хосни Мубарак были его приятелями. Если эти, казалось бы, «крепкие орешки» оказались расколоты, то его может ждать та же участь. А ситуация в Сирии и вовсе рисовала ему весьма мрачную, пронизанную болью и ужасом, картину, не говоря уже и о трагической судьбе «ливийского тигра» Муаммара Каддафи.

Четверо друзей. Слева направо: экс-президент Туниса Зин Аль-Абиддин Бен Али, экс-президент Йемена Али Абдалла Салех, бывший лидер Ливии Муаммар Каддафи и экс-президент Египта Хосни Мубарак. 

Так президент Али Абдалла Салех ушёл в отставку. Это произошло томным зимним вечером 27 февраля 2012 года. И вновь, необыкновенная политическая гибкость, хитрость и виртуозное использование многоходовых манёвров сыграли на руку Салеху, и позволили ему уйти без серьёзных последствий для себя. Он преуспел во многом: сохранил свою партию у власти, своё место в руководстве, свою сеть агентов и продавил на пост президента одного из своих соратников, который вскоре предаст своего удачливого капитана.

Как и со многими подобными историческими фигурами, ирония судьбы всегда оказывается на несколько шагов впереди. В самый неподходящий момент, со сладостно-злорадственной ухмылкой, она наказывает зарвавшихся лидеров, пытающихся переиграть саму судьбу.

Али Абдалла Салех был невероятно удачливым и чертовски талантливым комбинатором. И судьба отыгралась на нём по полной программе, трагически оборвав стремительную политическую карьеру первого и, судя по всему, последнего президента единого Йемена, ставшего жертвой собственных закулисных интриг. Великий комбинатор переиграл сам себя, за что и поплатился жизнью в конце 2017 года.

Но вернёмся в 2012 год.

Уйдя в отставку в попытке предотвратить полномасштабную войну, Салех лишь усугубил конфликт и как раз к ней и привёл. Тотальный провал политики примирения в 2014 году нового президента Абд Раббо Мансура Хади, его нулевая, по сравнению с Салехом, харизма и умение договариваться, окончательно развалили легитимность власти. И даже соглашение, которое он подписал с хуситами, не устояло перед натиском саудовско-эмиратских спонсоров Хади, не доверявших слабому президенту и решивших, что настал их исторический момент.

Конечно, первыми, у кого сдали нервы, стали хуситы.

Древние, почти что легендарные, племена, шиитов-зейдитов, более тысячи лет населяют северо-западные и северные территории современного Йемена. Эти гордые, агрессивные и особенно набожные горцы всегда стояли особняком в обще-йеменской повестке. Европейский колониализм и появление искусственных государственных образований на территории несчастного Йемена, покорённого изнывающими от «нефтяной лихорадки» европейцами, разорвал древнее единство южно-аравийских племён.

Утратив историческую связь с остальными регионами Йемена и южными провинциями Саудовской Аравии, превратившейся в реакционное, экстремистское государство, шииты северного Йемена опорой своей легитимности сделали религию.

Распространение зейдитского шиизма во второй половине VIII века, как умеренного, так и радикального, превратили йеменских шиитов в отдельную от всех социальную группу, противопоставляющую себя остальному населению и, прежде всего, будущей Саудовской Аравии. По мере расползания единого Йемена на разные этно-религиозные и племенные анклавы, шииты-зейдиты рефлексивно объединились в собственный бастион, основанный на исторически обусловленной обособленности их племён.

С тех пор йеменские зейдиты, которых позже начали называть «хуситами» по фамилии их предводителя, практически всегда противопоставляли себя центральному правительству, превратившись в настоящую занозу в теле Йемена, а заодно и в колоссальную проблему на южных границах Саудовской Аравии.

За кровавым восстанием 2004 года последовали не менее драматичное противостояние 2009 года, а ещё через 2 года государственное образование под названием Йемен, изваянное из песка и глины компромиссов и навязанных консенсусов, рухнуло с началом революции 2011 года.

Если подытожить всё выше сказанное и сделать небольшую передышку в этом нашем мыслительном марафоне, то йеменский многослойный пирог можно разделить на такие слои конфликта, пересекающиеся между собой в разных частях страны или в целом на всей территории:

1. Борьба Саудовской Аравии и Ирана за контроль над нефтью, морскими коммуникациями, водными ресурсами и будущими энергетическими проектами на территории Йемена;
2. Борьба США и Китая за контроль над Южной Аравией. США мечтают о нефтяной инфраструктуре и альтернативных Ормузскому проливу каналах, а Китай — включить Йемен в свою глобальную инициативу «Один Пояс, Один Путь»;
3. Борьба Саудовской Аравии и ОАЭ за преобладание в Южном Йемене, а значит за контроль над морскими коммуникациями и нефтью;
4. Борьба ОАЭ и Омана за контроль над восточными йеменскими территориями, где могут быть реализованы новые инфраструктурные и логистические мега-проекты, а также за влияние на местные племена;
5. Борьба между суннитами и шиитами-зейдитами, исходящая из многовекового религиозного раскола. Шииты-зейдиты пытаются выгрызть для себя достойное место в социально-политической жизни Йемена, а сунниты не желают этого;
6. Противостояние горного Севера и прибережного Юга. Северные районы, с самой своей независимости мечтают контролировать богатый ресурсами Юг, и перекачивать их себе. Юг, сформировавшийся как отдельное образование после столетия колониального британского правления, мечтает при каждом удобном случае отделиться и жить собственной жизнью, со всеми ресурсами;
7. Война экстремистов со всеми подряд. Террористы «Аль-Каиды» и «Исламского государства» жаждут уничтожить своих врагов – и шиитов, и суннитов, дабы установить в Йемене Исламский Халифат;
8. Межплеменные конфликты. Локальные боевые столкновения племён в разных регионах, которые часто происходят на базе многовековых распрей и споров, зачастую никакого отношения к самой войне последних 4 лет не имеющих. Племена не очень политически активны, и соглашаются работать с любой более могущественной силой, которая приходит на их земли. И они всегда ставят на тех, кого считают стороной победителей.

Саудовский гамбит

Саудовская Аравия с самого своего основания пыталась не выпускать из орбиты своего влияния буйного, неугомонного южного соседа. Йемен – это врата в Эр-Рияд и, одновременно, его Ахиллесова пята. Северные регионы Йемена и южные провинции Саудовской Аравии раньше были одним целым. По обе стороны от общей границы живут южно-аравийские преимущественно шиитские племена, которых разделяет физическая граница на песке, но не гораздо более сильные родственные, религиозные и клановые связи.

Южная Аравия всегда была средоточием и силы, и слабости всего Аравийского полуострова. После создания Саудовского Королевства, геостратегические значение Йемена возросло в разы. Эту страну справедливо рассматривали как геополитическое «подбрюшье» Эр-Рияда, от стабильности и прогнозируемости которого зависит судьба самих саудовцев. Любые проблемы, которые могли возникать в Йемене, моментально становились проблемами Саудовской Аравии, и могли с лёгкостью перекинуться на южные области королевства, где проживало шиитское меньшинство, к которому в Эр-Рияде относятся с подозрением.

Политика Саудовской Аравии по отношению к Йемену во многом строилась на тех же идеологических столпах, которые подпирают их региональную повестку и поныне. Исторически, внутренняя легитимность саудовских элит с самого XVIII века строилась на экстремальной версии суннитского ислама, которая проповедовала нулевую толерантность относительно других религий и конфессий. Шиитский ислам не был исключением.

Бывший президент Йемена Али Абдалла Салех с покойным королём Саудовской Аравии Абдаллой

И хотя времена масштабных религиозных войн за наследие халифов уже давно рассеялись среди беснующихся песков Аравийского полуострова, идеологическая парадигма, возникшая на этом фундаменте, продолжала диктовать внешнюю политику Эр-Рияда. В конечном счёте, это привело к формированию консенсуса в восприятии саудовцами своей региональной политики: шииты – это враги, мечтающие уничтожить всех суннитов.

Неудивительно, что на основании такого восприятия региональных процессов моментально обозначилась идентификация «свой-чужой». Государства, поддерживающие или симпатизирующие шиитам, а тем более включающие их в политическую систему – не являются дружественными и могут стать угрозой национальной безопасности Саудовской Аравии и препятствием их интересам в регионе.

Когда в 2015 году шиитские отряды хуситов захватили столицу Йемена, в Эр-Рияде это воспринимали именно так: к власти пришли нечестивые, еретики, готовые в любой момент объявить джихад Саудовской Аравии и пойти на них войной, просто перешагнув через южную границу, где их радостно встретит местное – тоже шиитское – население.

Своим примером они вдохновят их на «исламскую революцию» — настоящий ужас, страшилка, которой саудовские власти вот уже 40 лет пугают население. Конечно же, с точки зрения саудовских правящих элит, за всем этим непременно стоит Иран – архи-враг, главный злодей во всей этой истории, мечтающий воспользоваться ситуацией, дабы нанести смертельный удар по саудовскому королевству. При этом, не важно, что между иранскими шиитами и зейдитами-хуситами в Йемене исторически существовали давние разногласия.

Шах Ирана Мухаммед Реза Пехлеви и король Саудовской Аравии Сауд бин Абдель-Азиз Ас-Сауд

Одержимость «иранской угрозой» отнюдь не всегда была присуща внешнеполитической доктрине Саудовской Аравии. Во времена правления иранского шаха отношения двух государств были намного лучше и дружелюбнее, нежели то, что мы видим сейчас. Обе страны были близкими союзниками США. Обе испытывали подозрение и антипатию к СССР. Обе старались действовать сообща в вопросах региональной безопасности, торговли и регулирования энергетического рынка.

Шах Ирана Реза Пехлеви и его сын Мухаммед не использовали ислам как оружие против своих соседей. В их внутренней повестке религия была скорее второстепенной. На первом плане был персидский этно-национализм. Иран склеивали на платформе персидского исторического наследия, патриотизма и гордости, приблизительно так, как сегодня это делает Россия. С этим у Саудовской Аравии особенных проблем не было; она оставалась доминирующим духовным центром всего арабского мусульманского мира.

С отсутствием «иранской паранойи», не было и сегодняшнего восприятия ситуации в Йемене. Более того, многовековая общая история Саудовской Аравии и Северного Йемена, а также специфика зейдитского шиитского ислама местных племён, иногда позволял саудовцам использовать йеменцев как ситуативных союзников, противопоставляя их другим шиитам.

Во время войны Египта и Йемена в 1962 году, когда тогдашний египетский лидер Гамаль Абдель Насер пытался навязать арабскому миру свою заразную версию национализма и чувства пан-арабизма, тем самым противопоставляя себя пан-исламизму, именно Саудовская Аравия, а не Иран, пришла на помощь современным хуситам в их борьбе против египтян.

После 1979 года, когда исламская революция в Иране свергла монархию, всё изменилось. Реакционные силы, пришедшие на смену шахскому режиму, сделали своей опорой именно ислам, на базе которого объединили массы, поведя их за собой. Это стало прямой угрозой для Саудовской Аравии – иранцы бросали вызов религиозному превосходству Эр-Рияда, и претендовали на возрождение своего утраченного политического влияния в регионе, в том числе в странах, которые саудовцы считали своей зоной ответственности, например Ирак, Бахрейн и Йемен.

И даже после того, как верховный лидер Ирана, аятолла Рухолла Хомейни отказался от идей «экспорта исламской революции», превалировавших в период послереволюционной эйфории, Саудовская Аравия не могла примириться с религиозным характером иранского режима. К тому же, всем понравилась идея создать мощный образ внешнего врага для мобилизации населения и поддержки легитимности слабеющего под давлением глобальных трансформаций саудовского режима.

В последующие десятилетия ситуация лишь ухудшилась, во многом благодаря недальновидным и откровенно волюнтаристским действиям Соединённых Штатов. Вторжение в Ирак 2003 года и свержение Саддама Хуссейна усилили влияние Ирана, и особенно шиитской части населения страны, восстание которых против диктатора поддержал Вашингтон. За этим последовало проникновение иранского влияния в Ливан и Сирию, поляризовавшее общественно-политическое мнение на Ближнем Востоке.

По мере нарастания интенсивности регионального противостояния, в Саудовской Аравии всё больше усиливалась «иранская паранойя». Саудовцы бросились перевооружаться: закупать танки, самолёты, артиллерию, бомбы, корабли. Деньги рекой потекли в Соединённые Штаты, ставшие главным экспортёром вооружений для Эр-Рияда. Саудовцы готовились к «большой войне», которую, как они считали, должен был начать Иран. А слова короля Иордании Абдаллы II о «шиитском полумесяце» от Ирана до Средиземного моря лишь подкрепили уверенность саудовцев в геополитических планах Тегерана по захвату региона.

Восстание преимущественно шиитского населения Бахрейна против суннитской королевской семьи Аль-Халифа в 2011 году стало, по мнению Эр-Рияда, тем первым выстрелом большой войны прямо у границ Саудии. Реакция королевства была моментальной. В самый разгар протестов, саудовцы перебросили военные подразделения в Бахрейн на помощь властям и силой подавили демонстрации, убив сотни людей.

Эту же схему повторили в 2014-2015 годах в Йемене, ещё одним «задним двором» Саудовской Аравии. В Эр-Рияде свято верили, что вмешательство в Йемен – это ещё один «священный» фронт борьбы с неверными персами-шиитами, которые поддержали восстание хуситов, несмотря на то, что последние были зейдитами, то есть схизматиками в восприятии иранского духовенства. Одержимость иранской угрозой была преобладающей, и именно она стала тем роковым фактором, который втянул Саудовскую Аравию в затяжную и самую бессмысленную из всех нынешних войн в мире.

Гипер-чувствительность саудовских властей относительно «иранской угрозы» и региональные амбиции группы правящих принцев во главе с тогда ещё министром обороны Мухаммедом бин Сальманом, объясняют, почему саудовцы решили вторгнуться в Йемен в марте 2015 года, несмотря на активные мирные переговоры между противоборствующими сторонами конфликта.

За пару недель до вторжения йеменские хуситы и правительство были в шаге от подписания соглашений о распределении власти. Хуситы даже согласились вывести свои отряды из столицы и покинуть основные города. Вторжение Саудовской Аравии сломало все договорённости, и выпустило «демонов войны».

История йеменских шиитов и Саудовской Аравии в разрезе региональных событий показывают суть трагичности сегодняшней войны. Тонкая игра с йеменскими шиитами была утрачена, принесена в жертву алчности и амбициям узкой группы молодых людей, не особенно понимающих ценность столетних связей и исторической общности. И именно эта ошибка будет преследовать саудовские элиты в течение следующих десятилетий. 

Игры шейхов и геостратегия Эмиратов

Нет ничего более чудовищного и безумного, нежели  амбиция, умноженная на чрезмерную самоуверенность, ненасытное честолюбие и пламенную одержимость. Когда саудовские принцы во главе с молодым, неугомонным, падким на вкус власти и престижа Мухаммедом бин Сальманом планировали вторжение в Йемен, они больше походили на некоторых персонажей великого Оскара Уайлда – тщеславных, самовлюбленных людей, амбиции которых сам писатель называл «последним прибежищем неудачи».

Ведь именно эти категории преобладали, когда небольшая кучка богатых и влиятельных людей в Эр-Рияде принимали решение начать самую бессмысленную в их новейшей истории войну. И самое страшное, что это прекрасно понимали другие арабские государства, что предопределило дальнейшую судьбу мертворожденной саудовской арабской коалиции.

Газовый эмират Катар, после унизительного поражения в конфликте в Сирии, не хотел серьёзно втягиваться в очередную региональную войну, не имевшую для них смысла. Молодой, энергичный и совершенно не желающий вовлечения своей страны в новые приключения, эмир Катара Тамим бин Хамад Ат-Тани, только что получивший власть от своего отца, подозрительно оценивал мотивацию саудитов.

Для него «иранская угроза» в Йемене не была столь очевидной и однозначной, как для Эр-Рияда. К тому же, Катар сохранял обширные торгово-экономические, финансовые, инвестиционные и даже политические связи с Тегераном. Новый конфликт на Ближнем Востоке с последующей дестабилизацией региона не вписывался в планы нового эмира, который решил сосредоточиться на модернизации государства, экономическом росте и реформе рынка труда.

Эмир Катара Хамад Ат-Тани и президент Йемена Али Абдалла Салех, май 2007 года. ФОТО: STR/AFP/Getty Images)

Эмир Тамим не понаслышке знал, к чему приводят непомерные аппетиты и бездумные прыжки в самое сердце различных сражений – на примере своего предприимчивого и хитрого отца Хамада, ещё одного арабского авантюриста, сгубившего свою карьеру. Он сделал слишком большую и рискованную ставку, сперва в Ливии в 2011-2012 годах, а затем в Сирии, когда решил поиграть в глобальные игры совместно с Саудовской Аравией. В итоге, в 2013 году, под давлением внутреннего окружения и тотальных неудач во внешней политике, эмир Хамад уступил трон сыну.

В отличие от Катара, сохранявшего самостоятельность своей региональной политики (за что он впоследствии поплатился в 2017 году), маленькие Кувейт и Бахрейн вынуждены были согласиться с Саудовской Аравией, примкнув к их коалиции. Лишь Оман, всегда остававшийся ближе к цивилизациям Индийского океана, нежели к своим арабским соседям, сумел сохранить нейтралитет и проигнорировать призыв Эр-Рияда.

Впрочем, намного более интересной оказалась позиция Объединённых Арабских Эмиратов. С самого начала конфликта в Йемене, который они безоговорочно поддержали, эмиратские шейхи преследовали собственные цели, о которых не сразу догадались в Саудовской Аравии. На протяжении последних 15 лет внешняя политика ОАЭ претерпела серьёзные изменения. На смену устаревшим религиозно-историческим консервативным догмам, определявшим региональные предпочтения Эмиратов, пришли совершенно новые цели и задачи, исходившие от сложных, комплексных геоэкономических доктрин, навеянных свежими тенденциями стремительно меняющегося мирового порядка.

Эмираты, под чутким руководством шейха и правителя Абу-Даби Мухаммеда бин Зайда Ан-Нахайяна, взяли курс на многократное усиление своей геостратегической ценности для глобальных игроков, в особенности восходящих звёзд мирового политического Олимпа – Индии и Китая. Впервые за много лет, у ОАЭ появился шанс и идеологически обусловленное желание выйти из тени своего надменного, немного варварского, по-детски примитивного и слегка грубоватого соседа – Саудовской Аравии.

Новая геостратегия Эмиратов заключалась во взятии и удержании контроля над основными региональными морскими коммуникациями, через которые пролегают ключевые торговые маршруты из Восточной Азии в Средиземноморье и Восточную Африку. Доминирование в этой сфере позволило бы ОАЭ стать главным партнёром Китая в его глобальной инициативе «Один Пояс, Один Путь». В некотором смысле, Эмираты захотели стать Оманом начала VIII века, когда многочисленные мореплаватели этой великой морской нации покоряли восточноафриканские берега, а их заморская империя простиралась от самой западной оконечности Индийского океана до острова Суматра в современной Индонезии.

Правитель ОАЭ Мухаммед бин Зайд Ан-Нахайян и наследный принц Саудовской Аравии Мухаммед бин Сальман. ФОТО: Reuters

Йемен был одним из ключевых трофеев в этой сложной и многогранной геополитической конструкции. Даже не весь Йемен, а его южная часть, та самая, что долго пытается жить самостоятельно и отделиться. Контроль над Южным Йеменом дал бы Эмиратам доступ к проливу Баб Аль-Мандаб и Аденскому заливу, двум морским артериям, позволяющим преобладать на торговых маршрутах через Красное море. Алчность и амбиции эмиратского шейха пересеклись с фанатичной жаждой власти и внимания молодого саудовского принца, породив чудовищный альянс, на много десятилетий определивший судьбу Йемена.

Коалиция, которой не было

Неуверенность в целесообразности войны и явное чувство подвоха во всём отражалась на внутренних переговорах союзников Саудовской Аравии на этапе формирования коалиции. Много где был слышен призыв Эр-Рияда и его духовенства стать на защиту «суннитских братьев» в Йемене, однако мало кто откликнулся. Ведь осудить шиитский переворот в Сане и даже перебросить туда оружие своим союзником – это одно, но зайти в Йемен и выбить горцев-хуситов из их родной земли – это совсем другое.

Не имея хорошо-подготовленных, опытных военных формирований, саудовцы обратились к двум своим союзникам, способным вести более-менее сносные боевые действия – Пакистану и Египту. Однако оба быстро «съехали» с темы. Парламент Пакистана проголосовал против присоединения страны к саудовской коалиции, а Египет не захотел возвращаться в Йемен спустя 50 лет после своей первой интервенции, завершившейся полным крахом. Для египтян Йемен – это их собственный Вьетнам, который они не намерены были переживать вновь. Да и предпосылки к вторжению вызывали у многих на улицах Каира искреннее непонимание.

Без этих двух государств, имеющих мощные армии, Саудовская Аравия решила сделать ставку на ковровые бомбардировки и гибридные соединения регулярных войск и наёмников, в числе которых оказались и террористы «Аль-Каиды» из йеменского отделения. Толпы суданских, сомалийских, нигерийских наёмных бойцов свозились в Йемен, чтобы воевать против шиитов, на сторону которых встал Иран.

Подсуетились и Эмираты. Под соусом «необходимости привлечения дополнительных военных ресурсов» Абу-Даби начал финансировать и вооружать отряды южно-йеменских сепаратистов из движения «Аль-Хирак», долгие годы выносившие планы по отделению этой части страны и провозглашению независимости, прямо как это было до 1990 года. Ставка ОАЭ была проста: сепаратисты по своей силе и влиянию на юге сопоставимы с шиитами на севере. К тому же, их сепаратизм можно использовать, чтобы расколоть Йемен надвое, и взять под контроль ту часть, которая и нужна эмиратцам. Саудовцы не сразу поняли, что происходит, а когда смекнули, было уже поздно.

План вторжения саудовской арабской коалиции в Йемен

К военной кампании Саудовской Аравии присоединились и Соединённые Штаты с Великобританией. Не особенно интересуясь происходящим в Йемене, оба государства неохотно, но согласились «пойти по течению», и поддержать своих традиционных ближневосточных союзников.

Цели были благородны: сдержать злостный и подлый Иран. А уйма террористов «Аль-Каиды» на территории Йемена, которых можно время от времени срезать с помощью беспилотников, вообще оправдывала всё, что может последовать за началом кампании. Донести это до общественного мнения не составляло труда, по мнению аналитиков Вашингтона и Лондона.

К тому же, любая война – это деньги, и особенно – деньги для больших, могущественных оружейных корпораций, часто спасающих лидеров свободного Западного мира от проигрыша на демократических выборах. Этот аспект позднее вернётся к западным странам в виде весьма неприятного политического бумеранга.

Саудовская коалиция, самолёты которой 19 марта 2015 года вошли в воздушное пространство Йемена, никогда не существовала на самом деле. Это был иллюзорный союз, обречённый на краткую одномоментную вспышку, которая погасла, как только делегаты покинули зал переговоров в Эр-Рияде, где договорились «действовать сообща против Ирана в Йемене».

Многослойный прокси-конфликт

2 января 2019 года, спустя месяц после мирных переговоров в заснеженной Швеции, раскалённый от солнца аэропорт южного йеменского города Аден принимал необычных гостей. Группа высоких, преимущественно белых мужчин европейской внешности, одетых в униформу, сошла с самолёта. Изнывая от непривычной жары, они спешно направились к главному терминалу, пытаясь скрыться от мучительного зноя и засушливых горячих аденских ветров. Морщась от яркого солнечного диска, они, тем не менее, улыбались. На их лицах отражался тот самый авантюризм, готовность к приключениям, а в глазах был виден блеск азарта. Впереди шёл рослый, подтянутый мужчина с военной выправкой, излучавший не меньший оптимизм, чем все остальные.

Мужчину звали Патрик Каммаэрт, голландский офицер, генерал в отставке. Его группе было всего полмесяца, с момента, как Совет Безопасности ООН учредил их миссию, совершив настоящий дипломатический подвиг по результатам мирных переговоров в Швеции. По крайней мере, так им казалось.

Голландский генерал Патрик Каммаэрт (второй справа) по прибытию в Аден, 22 декабря 2018 года. ФОТО: REUTERS/Fawaz Salman

Миротворцы должны были развернуть наблюдательные посты вдоль линии разграничения между сторонами, установить пункты связи и мониторить выполнение режима прекращения огня, о котором с неподдельной радостью делился с журналистами главный дипломат ООН по Йемену Мартин Гриффит.

Через 2 недели генерал Каммаэрт попадёт под перекрёстный огонь у портового города Худейда. А ещё спустя неделю уйдёт в отставку, так и не начав процесс развёртывания миротворческого контингента. Прибывший ему на замену более осторожной и скептичный датчанин Микаэль Лоллесгаард и вовсе замкнётся в себе, что фактически парализует создание наблюдательной миссии на несколько месяцев.

Крах миротворческих усилий ООН в Йемене обнажил страшную правду, которую так старался скрыть от самого себя спецпредставитель Мартин Гриффит, организовавший мирные переговоры. Правду, суть которой сводится к одному: братоубийственную машину в Йемене уже невозможно остановить традиционными средствами.

Конфликт оброс столь сложными внутренними противоречиями и вобрал в себя столько гнева, злости, ненависти и отчаяния миллионов местных жителей, что его завершение стало задачей практически невозможной без существенных изменений в довоенный статус-кво. Это касается особенности политической системы, рухнувшей в 2011 году, обновления общественно-племенного договора, погибшего вместе с экс-президентом Салехом, переосмысления роли Йемена в аравийской и региональной политике, подорванной дискредитацией Саудовской Аравии и всплеском, казалось бы, забытых сепаратистских настроений.

На сегодняшний день конфликт в Йемене, забравший жизни более 100 тысяч человек (на самом деле, цифра может быть гораздо выше) и познакомивший весь мир с крупнейшей на планете гуманитарной катастрофой, самым ужасным в новейшей истории голодомором и одной из самых массовых волн миграции за последнее столетие, превратился в многослойный пирог, разобраться в котором невероятно сложно.

Дети на руинах жилого дома в Сане, 18 мая 2015 года. ФОТО: AP Photo/Hani Mohammed

Это прокси-конфликт между Саудовской Аравией и Ираном, начавшийся как локальная война между древней шиитской сектой, замкнутой в горных районах Южной Аравии, и ваххабитскими экстремистами из центрального Неджда, впоследствии наслоенный на социально-экономические противоречия Севера и Юга, вскрывший давние обиды в среде суннитских йеменских племён (северо-восточные против юго-западных). И всё это на фоне резкого ухудшения региональной обстановки на фоне более глобального столкновения США, России и Китая, ищущих «затычку» для усмирения своих внутренних фантомов.

На самом деле, 2019 год стал переломным, во многом потому, что рухнули все иллюзорные надстройки, ширмы, прикрывавшие истинное состояние дел и мотивы участников, приоткрывая нам чудесную картину реальной мировой политики. Всё это благодаря Йемену. Ценой сотен тысяч людей, опухших от голода, разорванных артиллерийскими снарядами, погребённых под грудой камней, сгоревших от жара холеры.

Образ саудовской армии был позорно разбит в первые же месяцы конфликта. Десятки саудовских офицеров с ужасом покидали Йемен, не желая втягиваться в безнадёжные бои с горными племенами хуситов, а некоторые не понимали смысла своих безостановочных бомбёжек, приносивших скорее разруху, нежели стабильность, которую обещали саудовские правители, объявляя операцию по вторжению в Йемен.

Саудовская арабская  коалиция фактически перестала существовать.  Неподъёмные затраты на затянувшуюся войну вынудили многих поставить эту безумную авантюру молодого саудовского принца под сомнение. Возникшая вслед за этим попытка Катара покинуть корабль завершилась не менее красочной историей блокады газового эмирата и тотального раскола в суннитском блоке монархий Персидского залива в мае 2017 года.

Позиции наследного принца Мухаммеда бин Сальмана были серьёзно подорваны, а сам он рассорился со своей семьёй. Бросив десятки своих родственников за решётку (хоть и в виде мягких постелей элитных номеров отеля «Ritz-Carlton»), Мухаммед пренебрег всеми возможными семейными и традиционными общественными правилами, сломав сакральную для саудовцев печать табу на публичное обсуждение своей внутренней кухни. Попавшие в опалу к принцу члены дома Ас-Сауд бросились в разные стороны, получая политические убежища за рубежом и разворачивая оттуда медиа-кампании против новоявленного, зарвавшегося молодого человека, возомнившего себя саудовским «Ататюрком».

Йеменские хуситы и их сторонники на митинге против вторжения Саудовской Аравии, 26 марта 2015 года, Сана. ФОТО: AP Photo/Hani Mohammed

Сказочный, фантастический мираж саудовско-эмиратской дружбы исчез, как только шейхи почувствовали слабость и непрочность позиций саудовских властей в условиях политического кризиса. Доселе прикрытие информационным плащом, противоречия Абу-Даби и Эр-Рияда вышли из тени именно в Йемене. Орды вооружённых Эмиратами группировок из числа южно-йеменских сепаратистов захватили большую часть временной столицы Йемена – города Аден, начав диктовать свои условия.

Разочаровавшись в войне и не желая оказываться в лагере побеждённых, один за другим, союзники саудовцев, начали покидать коалицию и пытаться искать выходы из ситуации. Иордания отказалась поддерживать Эр-Рияд в войне в Йемене, чем спровоцировала попытку государственного переворота, которую вовремя пресекли весной 2019 года. Эмираты снизили уровень своего военного присутствия в южном Йемене, смягчив контроль над своими группировками в Адене, и начали переговоры с Ираном. Кувейт, Оман, Катар, Бахрейн – все дистанцировались от йеменского конфликта, не желая более быть ассоциированными с этой «безбожной» войной.

Наконец, наиболее ощутимым, падение завесы иллюзий стало на Западе. Зверское убийство саудовского инсайдера и советника Джамаля Хашкаджи в стамбульском консульстве снова обратило внимание журналистов, аналитиков и всевозможных либералов к йеменскому вопросу. А масштабная медиа-кампания Катара и Турции против Саудовской Аравии и Эмиратов дополнило эту картинку. Сразу несколько европейских государств, под давлением общественности (особенно накануне выборов в Европарламент) были вынуждены заморозить экспорт чувствительных военных технологий и вооружения в страны Залива. Огромные, многомиллионные оружейные контракты с Саудовской Аравией и Эмиратами стали достоянием общественности в Германии, Нидерландах, Бельгии, Финляндии, Британии, Италии, Испании и США. И хотя мораль всё же не смогла победить деньги и власть, эти истории возымели нужный эффект.

Оказавшись в такой ситуации, правящие круги в Саудовской Аравии начали искать пути выхода из конфликта. Столкнувшись с гневом собственного отца, отчаянием военных руководителей, протестами жителей южных провинций, находящихся под постоянным обстрелом со стороны йеменцев, принц Мухаммед попытался разрубить узел конфликта, итогом чего стали мирные переговоры, нашедшие свой укромный мрачный уголок в величественных залах шведского замка Римбо.

2-летний Ферьял Эльяс в больнице «Ас-Саура» в Сане. ФОТО: Reuters

Мирные договорённости – первые за всю войну – стали результатом стремительно меняющихся региональных раскладов. Как и вспышка насилия на северо-западе Сирии, эскалация боевых действий вокруг ливийского Триполи, военный переворот в Судане и ухудшение турецко-саудовских отношений, преобразование войны в Йемене было неизбежным. Этому способствовало падение американского присутствия на Ближнем Востоке, создавшего вакуум влияния, который пытаются заполнить другие игроки.

Саудовская Аравия, ищущая способы справиться с внутренними экономическими, фискальными и демографическими вызовами, подходит к осознанию того, что региональные войнушки, в разжигании которых активно поучаствовал Эр-Рияд, превращаются в огромный, колоссальных размеров бумеранг, который вот-вот снесёт их вместе с «многообещающим» наследником престола.

Поистине, Йемен станет могилой для старых саудовских порядков и ознаменует крах традиционной внешней политики Саудовской Аравии последних 80 лет, основанной на американском покровительстве, грубой силе, бездонном финансовом кошельке и удержании соседей на коротком поводке. Вмешавшись в конфликт в Йемене, саудовские элиты не извлекли никаких уроков из прошлого, вместо этого с головой бросившись на подавление очередного «локального восстания», прямо как 100 лет назад турки-османы душили в крови йеменские мятежи, под натиском которых вскоре они и рухнули.

Последние события в Адене, где произошла попытка государственного переворота со стороны южно-йеменских сепаратистов, ярко показывает, что прежнего Йемена никогда не будет.

Митинг южных йеменских сепаратистов из движения «Аль-Хирак» в Адене. ФОТО: Wall Street Journal

Поддерживаемые ОАЭ сепаратистские движения окончательно убедились в необходимости отделить Южный Йемен и провозгласить его независимость, видя в этом единственную возможность прекратить войну. Их оппоненты из числа лояльных правительству сил теряют поддержку населения, всё больше ассоциируясь с бездарными марионетками, политическими банкротами, которых ждёт неудача.

Скорее всего, так и будет. Правительство Йемена во главе с Абд Раббо Мансуром Хади в конце концов уйдёт в отставку, или же будет побеждено своими конкурентами из числа сепаратистов, а президентский дворец «Маашика» в Адене, ныне пустующий (президент живёт в Эр-Рияде), получит новых хозяев.

Йеменские хуситы, раздираемые противоречиями относительно будущего развития Йемена, серьёзно ослабли за последний год. Гибель экс-президента Али Абдаллы Салеха, который был их союзником, а потом попытался перейти на сторону саудитов, развалила их альянс с его элитными подразделениями Республиканской гвардии. Сын Салеха – Ахмад Али – не имеет той харизмы и таланта отца к переговорам. Не сумев объединить племена под своим знаменем, он уехал в Эмираты, где защищает их интересы в обмен на размытые обещания получить какую-то частицу власти в разобщенном Йемене.

Эмиратские войска оккупировали йеменские острова в Аденском заливе и контролируют проход нефтяных судов вдоль побережья страны в сторону Красного моря, параллельно строя военные базы на восточных побережьях Судана и Сомали. Они выполнили свой «план минимум», и война в Йемене перестала интересовать Абу-Даби, чем и объясняется их попытка отстраниться от конфликта, вывести часть войск и наладить диалог с Ираном за спиной у своих союзников саудитов.

Вся эта ситуация подстёгивается спешно формирующимся международным консенсусом на Западе относительно необходимости завершить войну в Йемене, которая начала отражаться на рейтингах правящих партий и угрожать политическому будущему отдельных лидеров. Слишком токсичная среда вынуждает Евросоюз самоустраняться от этих процессов и поддерживать любые инициативы, направленные на мирное урегулирование конфликта, даже если за этим не стоят реальные предпосылки. Лишь небольшая кучка крупных бизнесменов из оружейных компаний и радикалов-республиканцев в США не желает просто так выбрасывать на свалку 4 года тяжелой работы по «борьбе с Ираном в Йемене».

История конфликта в Йемене — это урок о том, как алчность, амбиции и политическое безумие приводят к самым масштабным гуманитарным катастрофам человечества, и как глобальные изменения подрывают старый порядок, руины которого погребают под собой многолетние альянсы и уклады, разрушая привычные для многих нормы и запреты.

Глядя на то, как меняется обстановка на Ближнем Востоке, я не исключаю, что в скором времени мы увидим окончательное оформление развала Йемена как государства, затухание конфликта на севере и начало нового раунда противостояния – теперь уже за богатые ресурсы Южного Йемена.

Война в этой стране не прекратится, пока не произойдёт полная ликвидация старых политических надстроек колониальных и послевоенных времён. Будучи одним их самых сложных на сегодняшний день конфликтов, Йемен вскрыл фундаментальные проблемы региона, суть которых сводится к тому, что нынешние его границы — деактуализированы, правящие структуры десакрализированы, старые альянсы забыты, а традиционный идеологический налёт уже не работает.

Впрочем, я не просто так вынес в начало текста красноречивую цитату первого короля Саудовской Аравии Абдель-Азиза. Ведь то, что он сказал почти 90 лет назад, будет довлеть над Йеменом на протяжении всей его истории, как бы не развивались события  дальнейшем.

Сообщение Безбожная война: Йемен как зеркало истины среди полчища химер появились сначала на ХВИЛЯ.

Завершился визит в Украину премьер-министра Израиля Бинамьина Нетаньяху. Надо отметить, первый визит за 20 лет, что может служить символом надежды государства Израиль в успехе украинского государства и сигналом для еврейского (именно еврейского, а не только израильского) бизнеса вкладывать деньги в Украину.

Событие началось со скандала, связанного с поведением супруги израильского премьера, которая покрошила преподнесённый ей хлеб на бетон киевского аэропорта. Хлебный вопрос, в значительной мере, и обсуждали в СМИ политики, общественные лидеры.

На этом фоне на задний план отошли договорённости, достигнутые во время встречи, подписанные документы. И, уж тем более, рассуждения на тему «зачем Нетаньяху так срочно полетел в Украину?».

Игорь Тышкевич коллегой из Украинского института будущего Илией Кусой решили восполнить процесс и разобрать визит по-пунктам, начиная с «хлебного эпизода», заканчивая анализом сути достигнутых договорённостей. Ключевой вопрос, на который пытались ответить: «кто остался в выгоде от результатов встреч и переговоров?». Или, используя слова детской сказки, «кому достались вершки, а кому корешки».

Темы, поднятые в обзоре: 1:00 Эпизод с хлебом. Видео происшествия, оправдания Нетаньяху и почему это не могло быть случайностью. Вряд ли произошедшее можно трактовать как неуважение, а вот в качестве метода привлечения внимания — вещь резонансная и действенная.

4:55 Суть договорённостей. Зона свободной торговли. Торговля без пошлин и барьеров хороша, когда обе страны поставляют товары одинаковой сложности, сравнимой добавленной стоимости. В нашем случае есть перекос: в Израиль идёт сырьё, оттуда товары, произведённые из нашего же сырья. Есть ли опасность и какие у Украины остались варианты действий для того, чтобы выровнять ситуацию. Почему договор стал западнёй, с точки зрения продажи на территорию Израиля товаров с высокой добавленной стоимостью: фактор торговли с палестинской автономией становится ключевым для экономической политики Украины на ближайшие месяцы

10:05 Договорённости о научно-техническом сотрудничестве. Нетаньяху говорил о большом научном потенциале Украины. Более 50 тысяч украинцев работают с израильскими предприятиями. Израиль хочет привлекать этих людей к работе в ИЗРАИЛЬСКОЙ экономике, даже создавая техноцентры в Киеве. Израильский премьер «оговорился по-фрейду». Может ли Украина избежать роли технологического и научного донора? Говоря о технологических центрах, ключевой вопрос, который должна ставить наша страна — кому будет принадлежать конечный продукт: технология, пилотные экземпляры, авторские права. Украина должна занять жёсткую позицию по этому вопросу, иначе договорённость вновь будет в пользу Израиля.

18:50 Расширение зоны свободной торговли на сферу услуг — ещё один удар по нашему рынку труда. Израиль включается в борьбу за украинского работника. Украинцы важны для израильской экономики, поскольку исторически не так много стран, имеющих меньший уровень дохода и хорошие показатели отношения населения к евреям и еврейской культуре.

20:20 Соглашение о пенсионной системе. Израиль может оптимизировать вопрос выплаты пенсий репатриантам за счёт Украины. Но и Украина имеет возможность убрать «мёртвые души» из реестра пенсионеров и вернуть неправомерно выплаченные пенсии переселенцам. Кратко о возможных алгоритмах действий для официального Киева, чтобы не попасть в новую западню.

22:50 Нетаньяху пригласил Зеленского в «столицу Израиля Иерусалим». Таким приглашением он поставил президента Украины «на растяжку». Согласиться с тем, что древний город — столица Израиля — иметь конфликт с огромным количеством стран и поставить крест на желании вступить в ЕС. Не признать — создать конфликт с Израилем. Кроме того, признание аннексии Иерусалима означает для нас создать прецедент для будущего признания аннексии Крыма. Как Украине избежать политической западни. Ехать надо, но ехать в столицу Тель-Авив.

37:50 Зачем приезжал Нетаньяху? Ему нужны голоса русскоязычного еврейского электората, а выборы уже через месяц.

Подписывайтесь на канал «Хвилі» в Telegram, на канал «Хвилі» в Youtube, страницу «Хвилі» в Facebook

Сообщение Переговоры Зеленского и Нетаньяху: итоги для Украины появились сначала на ХВИЛЯ.